Айн Рэнд - Источник Страница 22

Китинг служил у Франкона и Хейера уже третий год. Он ходил, гордо подняв голову, и держался нарочито прямо. Всем своим видом он напоминал преуспевающего молодого человека с рекламы очень дорогих бритвенных лезвий или не самых дорогих автомобилей.

Одевался он хорошо и внимательно следил, чтобы это не осталось незамеченным другими. У него была скромная, но очень престижная квартирка неподалёку от Парк-авеню{33}, и ещё он купил три очень ценных офорта и прижизненное издание одного литературного классика. Эту книгу он ни разу не открывал, да и самого автора никогда не читал. Иногда он сопровождал клиентов в Метрополитен-опера{34}, а однажды появился на костюмированном балу искусств и потряс всех маскарадным костюмом средневекового каменотёса — пурпурная бархатная куртка и того же цвета штаны в обтяжку. В колонке светской хроники, посвящённой этому событию, упомянули его имя. Это первое упоминание о себе в печати он вырезал и бережно сохранил.

Он забыл о первом спроектированном им здании. Забыл о страхах и сомнениях, сопутствовавших появлению на свет его первенца. Он давно уже понял, до чего всё просто. Клиенты готовы будут принять всё, что он предложит, лишь бы им дали внушительный фасад, величественный вход и гостиную под стать королевской, гостиную, которой можно было бы потрясти гостей. Всё выходило ко всеобщему удовлетворению: Китингу было наплевать на всё, лишь бы произвести впечатление на клиентов; клиентам было наплевать на всё, лишь бы произвести впечатление на гостей; а гостям было просто наплевать на всё.

Миссис Китинг сдала внаём свой дом в Стентоне и переехала в Нью-Йорк к сыну. Она была не нужна ему, но отказать ей он не мог — она ведь его мать, а матерям отказывать не принято. Он даже встретил её с некоторой радостью, ему очень хотелось поразить её своими успехами. Но она не поразилась. Внимательно осмотрев его жилище, гардероб, чековую книжку, она лишь сказала: «Ладно, Пит, пока сойдёт. Но только пока».

Однажды она пришла к нему на службу и ушла, не пробыв там и получаса. В тот вечер Китингу пришлось полтора часа, ёрзая и скрипя стулом, выслушивать советы матери.

— Этот тип, Уизерс, носит костюм намного дороже твоего. Это не дело, Пит. Надо блюсти свой престиж перед этими парнями. Тот коротышка, который принёс тебе синьки, — мне совсем не понравилось, как он разговаривал с тобой… Нет-нет, ничего особенного, только я на твоём месте присмотрелась бы к нему повнимательнее… А тот длинноносый явно тебе не друг… Почему? Уж я-то вижу… Поосторожнее с этим, как его… Беннетом. На твоём месте я бы от него избавилась. Он высоко метит. Я таких насквозь вижу. — Потом она спросила: — Гай Франкон… У него есть дети?

— Одна дочь.

— Ах вот как… — встрепенулась миссис Китинг. — И какая она из себя?

— Я её ни разу не видел.

— Как же так, Питер? — сказала она. — Ты не предпринимаешь никаких усилий, чтобы познакомиться с членами семьи мистера Франкона, тем самым проявляя к нему явную непочтительность.

— Мама, она учится в колледже, далеко от Нью-Йорка. Когда-нибудь я с ней обязательно познакомлюсь. А сейчас уже поздно, мама, а у меня завтра столько работы…

Но всю ночь и весь следующий день он думал об этом разговоре. Да и раньше он нередко обращался мыслью к дочери Франкона. Он знал, что колледж она давно закончила и сейчас работает в «Знамени», где ведёт небольшую колонку об интерьере. Помимо этого он ничего не смог узнать о ней. Похоже, никто в бюро ничего не знал о ней. Франкон же никогда не заговаривал о дочери.

В тот же день в обеденный перерыв Китинг решился начать разговор на эту тему.

— Я слышал очень лестные отзывы о твоей дочери, — сказал он Франкону.

— И где же ты услышал эти лестные отзывы? — весьма зловеще спросил Франкон.

— Да знаешь, так, вообще… Словом, слышал. И пишет она превосходно.

— Да, пишет она превосходно. — Франкон резко захлопнул рот.

— Понимаешь, Гай, мне очень хотелось бы с ней познакомиться.

Франкон посмотрел на него и устало вздохнул.

— Ты же знаешь, что она не живёт со мной, — сказал Франкон. — У неё своя квартира. Я даже не уверен, что помню адрес… Да ты, скорее всего, познакомишься с ней когда-нибудь. Питер, она тебе не понравится.

— Почему ты так говоришь?

— Есть основания, Питер. Боюсь, я оказался скверным отцом… Да, Питер, скажи-ка, как отнеслась миссис Маннеринг к новому проекту лестницы?

Китинг почувствовал гнев, разочарование — и облегчение. Он посмотрел на приземистую фигуру Франкона и попытался представить себе, какую же внешность должна была унаследовать его дочь, чтобы вызвать такую явную неприязнь даже у отца. «Богата и страшна как смертный грех, — решил он. — Впрочем, все они такие». Он подумал, что это его не остановит — в нужный момент. Мысль о том, что этот момент откладывается, только обрадовала его, и он тут же почувствовал огромное желание сегодня же навестить Кэтрин.

Миссис Китинг знала Кэтрин по Стентону и страстно надеялась, что Питер о ней забудет. Теперь она знала, что он не забыл Кэти, хотя редко говорил о ней и не приглашал к себе домой. Миссис Китинг никогда не упоминала имени Кэтрин. Зато она непрестанно заводила речь о нищих девицах, которые подцепляют на крючок блестящих молодых людей, о многообещающих юношах, чьё завидное будущее было загублено женитьбой на абсолютно неподходящих женщинах. Она читала ему вслух каждое газетное сообщение о том, что та или иная знаменитость разводится со своей женой-плебейкой, которая никак не может соответствовать высокому общественному положению мужа.

Направляясь к дому Кэтрин, Китинг задумался об их редких свиданиях. Ни в одном из них не было ничего значительного, но из трёх лет, проведённых им в Нью-Йорке, именно эти дни запали ему в память.

Когда она открыла ему дверь, он увидел посреди гостиной её дяди груду писем, беспорядочно разбросанных по всему ковру, портативную пишущую машинку, газеты, коробки, ножницы и баночку с клеем.

— Боже мой! — сказала Кэтрин, неловко бухнувшись на колени посреди всего этого беспорядка.

Она посмотрела на него, улыбнулась обезоруживающей улыбкой, прикрывая руками бумажные кипы. Ей было почти двадцать лет, но сейчас она выглядела ничуть не старше семнадцати.

— Садись, Питер. Я думала, что закончу до твоего прихода, но, кажется, не успела. Тут письма от дядиных поклонников и вырезки из прессы. Мне надо всё рассортировать, ответить на письма, разложить по папкам, написать благодарственные записочки… Видел бы ты, что ему пишут! Это чудо что такое! Да не стой там! Садись, пожалуйста. Я через минутку закончу.

— Ты уже закончила, — сказал он, взял её на руки и отнёс в кресло.

Он обнимал её, целовал, а она смеялась от счастья, уткнувшись лицом ему в плечо. Он сказал:

— Кэти, ты такая несносная дурочка, и у тебя так сладко пахнут волосы!

Она сказала:

— Питер, не двигайся. Мне так хорошо.

— Кэти, я хочу тебе сказать. У меня сегодня замечательный день. Было официальное открытие здания Бордмена. Ты его знаешь, это на Бродвее. Двадцать два этажа и готический шпиль. У Франкона было несварение, и я пошёл на открытие как его представитель. Я же как-никак проектировал этот дом и… Впрочем, ты же об этом ничего не знаешь.

— Всё я знаю, Питер! Я видела все твои дома. У меня есть их фотографии. И я составляю из них памятный альбом, вроде дядиного… Ой, Питер, как это здорово!

— Что здорово?

— Дядины альбомы, письма, вот это всё… — Она вытянула руки над бумагами, разбросанными по полу, будто желая их обнять. — Ты только подумай, письма идут со всей страны, от совершенно незнакомых людей, для которых он, оказывается, так много значит. А я вот ему помогаю, я, ничего собой не представляющая, — а какая на мне ответственность! Это так важно, так ответственно, касается всей страны, и все наши личные дела — такие мелочи по сравнению с этим!

— Ах вот как? Это он тебе так сказал?

— Ничего он мне не говорил. Но невозможно ведь прожить с ним несколько лет и не перенять хотя бы частичку его… его замечательной самоотверженности.

Ему захотелось рассердиться, но он увидел её сияющую улыбку, глаза, в которых светился незнакомый огонь, и ему оставалось только улыбнуться в ответ.

— Я вот что скажу, Кэти. Тебе это очень идёт, чертовски идёт. Знаешь, ты выглядела бы просто сногсшибательно, если бы научилась хоть чуточку разбираться в одежде. Когда-нибудь я силком отволоку тебя к хорошему портному. Я хочу представить тебя Гаю Франкону. Он тебе понравится.

— Да? А ты, по-моему, говорил, что не понравится.

— Неужели? Значит, тогда я не знал его по-настоящему. Он отличный мужик. Я хочу познакомить тебя со всеми. Тебе будет… Эй, куда ты?

Она обратила внимание на стрелки его наручных часов и тихонечко попятилась от него.