Фрэнк Норрис - Спрут Страница 23

- Ах, вы не знаете и вы знаете, и может быть и вполне возможно, и вы не очень уверены! - вскричал Энникстер.- Ну, а что вы скажете насчет того, что улучшения, произведенные нами, на стоимости не скажутся? В этом пункте, кажется, все ясно! Там черным по белому написано, что какие бы улучшения мы ни произвели, приниматься во внимание при оценке земли они не будут. Да что тут говорить - обычная земля идет по два пятьдесят за акр и только земля под лесом ценится дороже, но такой земли здесь мало.

- Давайте-ка сперва с одним разберемся,- сказал Хэррен.- Сейчас надо попытаться провести своих людей в Железнодорожную комиссию.

- Правильно,- сказал Энникстер. Он встал, потягиваясь.- Я аж до хрипа наговорился. Пожалуй, пора двигаться. Как-никак к полуночи дело идет.

Но, когда гости Магнуса собрались разъезжаться по своим усадьбам, выяснилось, что ливень с вечера чуть ли не утроил свою силу и лил теперь как из ведра. Поля и дороги раскисли и превратились в сплошное море жидкой грязи, и ночь была непроглядно темна, хоть глаз выколи, в такую ночь лучше из дома носа не высовывать. Магнус стал уговаривать всех троих остаться ночевать в Лос-Муэртос. Остерман согласился сразу. Энникстер после долгих препирательств дал себя уговорить, но с таким видом, словно делает хозяевам одолжение. Бродерсон же объяснил, что его дома ждет жена, которой с утра нездоровилось, и, если он не вернется, она будет беспокоиться. К тому же он жил совсем недалеко, на скрещенье Нижней дороги и шоссе. Он накрыл голову и плечи мешком, решительно отказавшись от предложенного Магнусом зонта и плаща, и заспешил прочь, приговаривая, что у него на ранчо нет приказчика, и ему надо встать в пять утра, чтобы отправить людей на работу.

- Дурак! - пробормотал Энникстер, когда старик ушел.- Додуматься только - таким огромным ранчо управлять без приказчика!

Хэррен проводил Остермана и Энникстера в смежные комнаты, где им были приготовлены постели. Магнус тоже вскоре удалился на покой.

Остерман сразу же улегся спать, Энникстер же с Хэрреном остались в комнате последнего и, утопая в голубом табачном дыму, говорили без конца. Наконец Энникстер поднялся и сказал:

- Ну, я лично иду спать. Уже около двух.

Он прошел в отведенную ему комнату и затворил дверь, а Хэррен, открывая у себя окно, чтобы выветрить табачный дым, замер на мгновенье, вглядываясь в ночь.

Тьма была густая, непроницаемая: дождь шумел, не переставая. Слышно было, как с крыши и с крон деревьев льется вода, а земля с жадным чавканьем впитывает ее; и пока Хэррен стоял у окна и смотрел, положив одну руку на поднятую раму, в комнату ворвалась со двора струя свежего воздуха, несущая с собой запах размокшей плодоносящей земли,- крепкий, терпкий, теплый. Он захлопнул окно и присел на краешек кровати, задумавшись, с башмаком в руке, пытаясь решить, станет ли отец путаться с этим новым планом? Спрашивая себя: сам-то он хочет ли этого?

Вдруг до его слуха донеслись из комнаты Энникстера звуки какой-то возни, вслед за чем послышался энникстеровский голос, повышенный почти до крика. Затем дверь в его комнату с грохотом распахнулась, и на весь дом разнесся возмущенный голос:

- Смешно, да? С одной стороны смешно, а с другой - пожалуй, и нет.

Он так хлопнул дверью, что все окна в доме задребезжали. Хэррен кинулся в столовую. Там уже были Пресли и Магнус, тоже разбуженные шумом. Оказался тут и Остерман: при свете лампы, принесенной Магнусом, его лысая голова светилась как шар из слоновой кости.

- В чем дело? - спросил Остерман.- Что это с Жеребцом?

Жуткие, нечленораздельные вопли долетали из комнаты Энникстера. Монолог глубоко обиженного человека перемежался яростными выкриками и неистовым топотом. Хэррен хотел постучать в дверь, но именно в этот момент Энникстер распахнул ее настежь. Лицо его пылало от гнева, нижняя губа была выпячена больше, чем обычно, жесткие рыжие волосы взъерошены, вихор на макушке торчал вверх, как вставшая дыбом шерсть на загривке у разозленного пса. Было ясно, что одевался он с поспешностью необычайной: пиджак и жилетку надеть не успел и держал их в одной руке, другой же с маниакальным упорством натягивал подтяжки. Выход своей ярости он давал в нескончаемом потоке слов.

- Помои у меня в постели! Вот что! Знаю я, чьи это проделки,- свирепо сверкнул он глазами в сторону Остермана,- и человек этот - паскуда! Пакость какая! Липкая, мерзкая гадость! Слышал, как я сказал, что этого не ем, китайцу сказал, когда он подавал мне это сусло во время обеда. Услышал и решил налить его мне в постель, а я, укладываясь спать, влез туда ногами. Смешно, а? Конечно, смешно, дальше некуда! Чего ж ты громче не смеешься?

- И из-за этого ты собрался уезжать? - сказал Хэррен, видя, что Энникстер стоит со шляпой в руке,- только потому, что…

- Вот именно, из-за этого! - вскричал Энникстер.- Лишней минуты здесь не задержусь.

Он быстро натянул на себя жилетку и пиджак, судорожно застегивая пуговицы.

- Почти не сомневаюсь, что, проехавшись по такой погоде, я опять заболею. Но ночевать здесь ни за что не останусь. Шутить - шути, да знай меру! Гадость какая! Ну ничего. Я тоже иногда умею пошутить. Вы от меня ни гроша не получите! Занимайтесь своими нечистоплотными делишками, раздавайте взятки кому хотите. Я вам не товарищ! Я к этому никакого отношения иметь не желаю! Это безобразная, нелепая затея, и я мараться не желаю, так что на меня не рассчиты

вайте, а сами вы еще все в тюрьму угодите.

- Да ты что, Жеребец, белены объелся? - вскричал Хэррен.- Не знаю, кто уж там налил этой дряни тебе в постель, но я не отпущу тебя домой в такой дождь!

- Я-то знаю, кто налил! - кричал Энникстер, потрясая кулаками.- И нечего меня Жеребцом называть и вообще отстаньте от меня! Я еду домой. Немедленно! Очень сожалею, что приехал, что дал себя втянуть в неприглядную, непристойную авантюру, которую вы затеяли здесь сегодня. Я и десяти центов в это дело не

вложу, ни единого цента.

Он протопал к двери на веранду, оставаясь глухим ко всем доводам. Хэррен и Пресли шли за ним, уговаривая не ездить домой в такой час и в такую гадкую погоду, но он был непреклонен. Быстро прошел в сарай, где оставил лошадь и коляску, шлепая прямо по лужам и делая все возможное, чтобы промокнуть насквозь, сердито отмахиваясь от Пресли и Хэррена, которые пытались помочь ему запрячь лошадь.

- Брось ты строить из себя дурака! -увещевал Энникстера Пресли, когда тот вывел лошадь из стойла. - Ведешь себя как десятилетний мальчишка. Если болвану Остерману хочется идиотские шутки шутить, то тебе-то зачем ему подыгрывать?

- Он мерзавец! - кричал Энникстер.- Ты ничего не понимаешь, Пресли! Это у нас в крови - отвращение ко всему липкому и скользкому. Это… это… это наследственное. Как бы тебе понравилось, если бы, ложась в постель в два часа утра, ты влез ногами в эдакую дрянь? Тогда б тебе смешно не было. И ты попомни мои слова, уважаемый Хэррен Деррик,- продолжал н, садясь в коляску и тыча кнутом в сторону Хэррена, - дело, которое мы обсуждали… я лично в нем не участвую… Уж больно оно сомнительное! Не для порядочных людей!

Он стеганул лошадь кнутом вдоль спины и выехал из сарая на проливной дождь. Через несколько секунд стук колес его коляски слился с глухим шумом нестихавшего ливня.

Хэррен и Пресли закрыли сарай и, прячась от дождя под брезентовой попоной, пошли домой. Хэррен первым долгом отправился в комнату Остермана, который еще не спал, чтобы его пристыдить. Магнус успел уйти к себе. Дом снова погрузился в тишину.

Проходя через столовую по пути к себе в комнату на втором этаже, Пресли на минуту остановился и огляделся вокруг. При тусклом свете притушенных ламп панели красного дерева были багровые, будто залитые кровью. На массивной столешнице обеденного стола недопитые стаканы и наполовину опорожненные бутылки стояли в том же беспорядке, в каком их оставили с вечера, отражаясь в полированном дереве; стекла шкафа, где хранились чучела птиц, слабо мерцали; пестрое индейское одеяло, которым была застелена кушетка, казалось куском одноцветной коричневой материи.

Стулья, на которых компания просидела весь вечер, так и остались стоять полукругом, смутно напоминая о недавнем совещании, которое могло принести и добрые плоды и дурные, о будущем, чреватом непредсказуемыми последствиями. В комнате было тихо. Только на подушке кресла, которое прежде занимал Энникстер, «Принцесса Натали», наконец-то удобно устроившись на привычном месте, блаженно дремала, подобрав лапки и наполняя опустевшую комнату тихим, довольным мурлыканьем.

IV

В одном из западных секторов Кьен-Сабе, у изгороди, отделявшей ранчо от владений Остермана, Ванами впрягал лошадей в плуг, к которому его приставили два дня тому назад. Помогал ему мальчик, работавший на конюшне.

После прискорбного случая у Эстакады овцеводы, конечно, сразу же рассчитали его, и Ванами явился к Хэррену с просьбой взять его к себе на ранчо. Было время сева; на всех фермах возобновились работы. Дождь как следует промочил землю, самый момент пахать. На ранчо Энникстера, Бродерсона и Остермана пахота шла полным ходом, и Ванами был немало удивлен, обнаружив на Лос-Муэртос отсутствие всякой деятельности: лошади стояли на конюшне, рабочие толклись в тени бараков и возле кухни, курили, дремали или слонялись ио двору, не зная, чем заняться. Плуги, которых Магнус и Хэррен ждали с таким нетерпением, еще не прибыли, и, поскольку их рассчитывали получить задолго до пахоты, никто на ранчо не побеспокоился вовремя починить имеющиеся сельскохозяйственные орудия. Старые плуги в большинстве своем поломались, проржавели и пришли в полную негодность, часть же их успели распродать. Никто не знал определенно, когда можно ожидать новые плуги.