Филип Пулман - Добрый человек Иисус и негодник Христос Страница 23

— Я не хочу знать его имя. Как я заблуждался! Как я вообще мог принимать его за ангела? Да он же с виду — ни дать ни взять зажиточный торговец сухофруктами или коврами! Даже думать о нем не хочу больше. Марта, я измучился: все, что он говорит, — чистая правда, но от такой правды к горлу подступает тошнота. Община верующих, церковь, как он ее называет, станет творить немало добра, я на это надеюсь, я в это верю, не могу не верить, и однако ж, я боюсь, она, одержима рвением и уверенностью в собственной правоте, совершит и немало всего ужасного… Под ее властью Иисуса переврут, оболгут, скомпрометируют и предадут еще раз и еще. Община верующих? А не община ли верующих постановила, в силу десятка веских причин, предать его римлянам? Вот он я: руки мои красны от крови и стыда и влажны от слез, мне не терпится приступить к рассказу об Иисусе, и не только того ради, чтобы увековечить случившееся; я хочу поиграть с рассказом, придать ему наилучшую форму, хочу увязать детали воедино, создавая узоры и выявляя соответствия, а если в жизни этих подробностей не было, я хочу вложить их в повесть — только того ради, чтобы повесть улучшить. Незнакомец сказал бы, что тем самым я впускаю в историю — истину. Для Иисуса это означало — лгать. Иисус стремился к совершенству; он требовал от людей слишком многого… В том-то и трагедия: без повести не было бы церкви, а без церкви об Иисусе позабыли бы… Ох, Марта, не знаю, что и делать…

— Для начала съесть ужин, — посоветовала Марта.

Но когда муж с женой вернулись к столу, оказалось, что хлеба не осталось ни крошки, и кувшин с вином опустел.

Примечания

1

Иов 10:9.

2

Иер. 2:22.

3

Пс. 68: 8–9.