Вильям Козлов - Волосы Вероники Страница 23

Я повесил трубку и снова взялся за своих американцев-физиков, но работа что-то не шла. Меня выбил из колеи звонок Полины.

Знай я, что у нас с Олей все будет в порядке, я, пожалуй, прекратил бы встречаться с Полиной, даже раз в месяц. Но Оля была для меня загадкой: я до сих пор не знал, как она ко мне относится. Полине нравилось опекать меня, так сказать, быть моим домашним врачом-наставником. Есть ли у нее еще кто-нибудь, я не знал, да по правде говоря и не интересовался. После развода с женой я перестал доверять женщинам. Вот почему я не хотел сильно привязываться ни к кому: заранее был готов к предательству. Не знаю, как бы я воспринял уход от меня Оли, но уверен, что это не было бы для меня трагедией. Хватит с меня одной трагедии, которая случилась два года назад… Раз ушла от меня к другому Оля Первая, почему же не сможет уйти и Оля Вторая?..

Я знал, что я не очень-то нежен с женщинами, об этом мне не раз говорила жена. Но сюсюкать и называть любимую разными глупыми словечками, вроде кошечки, рыбки, ласточки или зайчика, я не мог себя заставить. Мне просто было бы стыдно самого себя. Любовь к женщине можно проявлять и другим способом… Не скрою, Оля Вторая иногда вызывала у меня желание сказать ей что-нибудь ласковое, приятное, но я молчал, как истукан. Зато мы могли целоваться беспрерывно. Она ходила со вспухшими губами, а я — с запахом ее вкусной помады. В приливе нежности, я пальцем осторожно почесывал у нее за ухом, гладил ее волосы. Смеясь, она мне как-то сказала, что я принимаю ее за любимую собачку… Причем ничуть не обиделась. От нее я тоже не слышал нежных слов.

Возвращаясь в мыслях к годам, прожитым с Олей Первой, я все больше убеждался, что она морально обокрала меня. Пусть ее теперь нет со мной, нет во мне и былой любви к ней, но то, что было, — то теперь не вернешь, не восстановишь! А была первая чистая любовь, огромная вера в счастье, понимание, будущее… Оля Первая — я о ней теперь почти и не вспоминаю — все это уничтожила во мне. Остались недоверие, настороженность, готовность к самым неожиданным ударам судьбы… Хорошее-то все Оля Первая взяла, а безысходность, боль оставила. Как бы мне теперь хорошо ни было с Олей Второй, я все время помнил, что она, как та самая красивая бабочка, опустившаяся в солнечный день на вашу руку, в любой момент может взмахнуть бархатными крыльями и улететь… И не беги за ней с сачком в руках — никогда не поймаешь.

Живет человек с женой, кажется ему, что он счастлив, любит ее, на работе у него все в порядке, а потом в один прекрасный день все разом рухнет. И лишь встретив другую женщину, человек начинает понимать, что ведь раньше-то он обманывал себя, причем так искусно, что сам искренне верил в свое липовое счастье, которого на самом-то деле и не было. Разве возможно построить счастье на лжи и самообмане?..

Шорох в прихожей прервал мои размышления. Оля уже была одета, в босоножках, поправляла прическу у зеркала.

— Ты так увлекся своей работой, — улыбнулась она.

— Куда ты? — опешил я. — надеялся, что сегодняшний вечер и завтрашний воскресный день мы проведем вместе.

— Мне нужно домой, — сказала Оля. — Я маме обещала.

— Ох уж эта мама!.. — вырвалось у меня.

— У меня еще и брат есть, — невозмутимо заметила она.

— А меня нет?

— Переживешь, дорогой…

— Я билеты в кино взял… — вспомнил я. — На «Чудовище».

— Не пропадут, — сказала она.

И только после того, как она ушла, я сообразил, что Оля слышала мой разговор по телефону с Полиной.

Коняга развила бурную деятельность в НИИ: составляла письма в высшие инстанции, собирала подписи, доказывала, что Ольга Вадимовна неспособна руководить институтом, припоминала какие-то ее промахи и просчеты. Оказывается, она и не принципиальная, и у нее есть свои любимчики в институте, и характер деспотический, мол, если Гоголева станет директором, то лучшие кадры разбегутся… Есть в НИИ люди, способные взять бразды правления в свои руки. И называлась фамилия Скобцова. Главным козырем выдвигалось то, что он один из старейших работников института, ладит с сотрудниками, бессменный член парткома, пользуется авторитетом.

Грымзина бегала по кабинетам, подсаживалась в буфете за чужие столики, останавливала сотрудников в коридоре, горячо агитировала за Скобцова, как будто директор института — это выборная должность. К нам пожаловал инструктор райкома партии, потом представитель обкома профсоюза научных работников.

Я как-то пригласил к себе Грымзину и попытался ее образумить. Говорил, что это не ее дело, кому надо позаботятся о новом директоре, ну зачем она восстанавливает против себя Гоголеву? Будет она директором или нет, но вряд ли простит Евгении Валентиновне бессмысленные нападки на нее, да и любой другой руководитель такого бы не потерпел.

— Вы недооцениваете в наше время роль общественности, — снисходительно усмехнулась Грымзина. — Если бы не мы, Гоголева была бы уже утверждена, а пока она и. о…

— Она что, вам на хвост соли насыпала? — на прямик грубовато спросил я. — За что вы на нее взъелись?

— Скобцов — вот кто будет идеальным директором нашего института, — продолжала Коняга. — Он все хо ды и выходы знает, а Гоголева всегда была далека от хозяйственных дел. Будет директором Артур Германович — квартиры получим, путевки в лучшие санатории, и дети наших сотрудников будут устроены в детские сады и ясли.

— У вас квартира в центре, а маленьких детей, кажется, нет?

— Георгий Иванович, разве я о себе пекусь? — с укоризной посмотрела на меня Грымзина. — Общественные интересы всегда были для меня превыше личных.

— А кто же мешает Скобцову заниматься всеми этими делами на посту заместителя директора?

— Уверяю вас, Артур Германович — это то, что нам надо!

— Нам? — усмехнулся я.

— Кстати, он к вам очень хорошо относится, — доверительно произнесла Грымзина. — И ценит вас как большого специалиста в своем деле. Я присутствовала на заседании партбюро, где обсуждался вопрос о заграничных командировках сотрудников института на будущий год, Артур Германович самолично включил вас в список.

— Куда же меня хотят направить?

— В США или ФРГ, на ваш выбор.

— Я тронут вниманием Артура Германовича, но считаю, что будет большой ошибкой, если его назначат директором института, — сказал я. — Может быть, из него и получился бы… хороший хозяйственник, а вот на директора НИИ он, Евгения Валентиновна, никак не потянет.

— Гоголева потянет? — насмешливо заметила Грымзина.

— Гоголева будет заниматься научными проблемами нашего института, а Скобцов — хозяйственными. Поймите вы, он не ученый, у него нет никакого авторитета в научных кругах. Я верю, что он пробьет квартиры, ясли для детишек, но ведь не это главное?

— Поживем — увидим, — не стала больше переубеждать меня Грымзина.

Я нагрузил ее работой, надеясь, что у нее не останется свободного времени для болтовни в коридорах и кабинетах, но в глубине души понимал, что моя узда не удержит Конягу…

Я верил, никаких личных целей она не преследовала, есть такие энтузиасты, которых хлебом не корми, а дай лишь с кем-нибудь повоевать, якобы на благо общественности. Обычно у этих людей нет никакой личной жизни, и они всю неизрасходованную энергию употребляют на общественные дела. Якобы борясь за интересы коллектива, некоторые такие энтузиасты куда больше вреда ему приносят, чем пользы. Они — штатные ораторы, как правило, состоят в каких-то комиссиях, на собраниях сидят в президиумах, ведут протоколы, подсчитывают при голосовании количество поднятых рук. На лицах их — печать неподкупности и высокого предназначения служения обществу. Я сторонился таких людей, они скучны и однообразны. За каких-то десять минут Грымзина утомила меня, нагнала зеленую тоску.

Вскоре заглянул ко мне Григорий Аркадьевич и прямо с порога выдал пошлый анекдот про лисицу и зайца.

— Анекдот-то с бородой, — заметил я.

— Нету свеженьких, — развел коротенькими ручками Гейгер. — Перевелись умельцы… Не сочиняют.

Я понимал, что не ради бородатого анекдота пришел ко мне программист. И он, действительно, скоро тоже заговорил о Гоголевой и Скобцове. Ему, мол, безразлично, кто будет директором, он рад любому, но все-таки у Скобцова вроде бы шансов побольше, он знает местное начальство, его поддержат, а Гоголева…

— Григорий Аркадьевич, ведь вы программист, — перебил я его. — Заложите данные в ЭВМ, и она вам вычислит шансы претендентов на пост директора.

Гейгер захихикал, даже ручки потер от удовольствия.

— Я так и сделаю, — сказал он. — И по секрету только вам сообщу о результате.

— За что такая честь?

— Почему бы нам с вами не пообщаться у меня дома? — сказал он. — Моя Юля приготовит бараньи котлеты. Как вы на это посмотрите, Георгий Иванович?