Дэнни Уоллес - Шарлотт-стрит Страница 23

Она уселась, и маленький диванчик от ее веса слегка вздулся подо мной. Честно говоря, почувствовал я себя несколько менее мужественно, чем мне бы хотелось.

Ее столь же крепенькие подруги удалились, забрав с собой чувака, но перед тем как уйти, тот заглянул мне в глаза, и мне показалось, что он хотел взглядом продырявить мне череп.

«Я тут ни при чем! — хотелось мне закричать. — Меня просто подвинули». Впрочем, кричать в ночном клубе в Уитби, что тебя подвинули, — верный способ получить по морде.

— Ты откуда? — поинтересовалась девушка.

Прежде чем Мэтт успел открыть рот, Дэв придвинулся поближе и сказал несколько слов.

— Лондон. Северный. У метро «Эйнджел».

Она не обратила на него внимания.

— Заехал на один вечер, да?

Мэтт кивнул. Она глотнула своей голубоватой жидкости из бутылки.

Повисла неприятная пауза.

— Знаешь, — произнес Дэв, — я никак не могу скинуть с плеч тяжелое бремя… Я имею в виду голову.

Он заулыбался, в восторге от своей шутки. Он повторял ее при каждом новом знакомстве все время, что я его знаю. Однако девушка всего лишь бросила на него быстрый взгляд. Я попытался ободряюще улыбнуться, но, кажется, у меня вышла лишь нелепая гримаса.

У противоположной стены зала ее подруги сидели с ничего не выражающими лицами в компании трех мрачноватых типов, совершенно не обращавших на них внимания, видимо, потому, что их больше занимали мы.

Мы посидели еще минут десять, девушка наконец-то проследовала к своему пиву и щедрому покровителю по имени Пол.

— Так что там с этой девушкой на фото? — заговорил Мэтт, не отрываясь от своей картошки. — Вы собираетесь ее искать, или как?

Мы сидели на скамейке в предрассветной мгле. Я рассмеялся:

— Думаешь, стоит?

— Сегодня такая ночь, когда нужно решиться на что-то важное! — не очень-то убежденно проговорил Дэв. — Чувствуете? Мы уже выиграли фунт и побывали на выставке шерсти. Самое время для принятия важных решений.

Мы встали и направились в сторону пансиона.

— Что надо решить? — участливо поинтересовался Мэтт.

— Не знаю! Джейс должен найти эту девушку! Я должен завоевать Памелу! А ты… ты можешь… Чего ты хочешь?

— Не знаю.

— Ладно, мы что-нибудь придумаем. Что-нибудь важное и хорошее.

— Я бы просто хотел быть счастливым, — ответил Мэтт, и мы с Дэвом остановились.

Но он шел дальше.

— Сейчас вернусь, — сказал он, подбегая к двери магазина.

— Хороший парень, — заметил Дэв.

— Да, конечно.

— А каким он был в школе?

— Ну… Не совсем таким.

— Ты ему нравишься.

— Мы не на свидании.

— Я хочу сказать, он тебя уважает. Вообще странно, наверное, проводить время со своим бывшим учителем.

— Странно, да.

Мы завернули за угол. Парни, сидевшие на скамейке у двери магазина спорттоваров, засмеялись над чем-то. Один пнул жестяную банку, и она со звоном ударилась о порог магазина.

Неприятно оказаться чужаком в такой ситуации. Еще неприятнее — оказаться двумя чужаками. Двое — это компания. Компания соперников. Даже если один из них одет в слаксы, а от второго все еще пахнет курицей гриль.

Со стороны скамейки снова послышался смех. Я отвел взгляд, пытаясь смотреть куда угодно, лишь бы не на них, но мне и так было ясно, что их как минимум трое и они имеют привычку пинать пустые банки в двери магазинов. Но я все же позволил себе краем глаза взглянуть на них… и… Черт. Это же те самые парни.

Парни из бара.

Я попытался выпятить грудь и пройти мимо с как можно более мужественным и независимым видом — ну так советуют по телевизору. Быть большим. Быть смелым. Быть уверенным в себе. Быть готовым получить по морде минут через пять. Я учился ходить с таким видом на Каледониан-роуд около Пентонвилльской тюрьмы, будучи в полной уверенности, что каждый встречный готов ударить меня по голове своим сандвичем или ткнуть под ребра жареной сосиской.

И тут… это произошло.

— Эй.

Не останавливаться. Только не останавливаться.

— Эй! — На этот раз ближе.

Я повернулся и увидел, что самый здоровенный из них, видимо, главный, шел по направлению ко мне.

— Ты меня звал?

Вдохнуть поглубже.

— Кто? Я? Нет, не звал.

— Так это ты назвал меня педиком.

Что? Господи, вот так оно и начинается, и на школьном дворе, и ночью, в незнакомом городе в окружении телефонных автоматов, обшарпанных банкоматов и парней, у которых закончилась выпивка.

— Нет, правда, приятель, я ничего не говорил.

— Просто твое имя, наверное, звучит очень уж похоже на «педик», — предположил Дэв с легкой улыбкой.

— Что ты сказал?

— Я хочу сказать, может быть, тебе послышалось, или…

— Слушай, — попытался уладить проблему я, — серьезно, ничего не случилось. Мы идем домой и…

— Дом — это где?

— Мы остановились в пансионе…

— Нет, дом — это где?

— В Лондоне, — ответил Дэв.

Неправильный ответ.

— Рядом с Лондоном, — попробовал я исправить ситуацию, — не так уж и рядом, если говорить совсем уж откровенно.

Господи, почему это случилось? И почему в Уитби?

— Где твой приятель? — спросил кто-то.

— Он… — Я обернулся. — Не знаю.

Верзила подошел ко мне совсем близко. Я чувствовал его дыхание. Сидр определенно; может быть, заполированный виски. И табак.

Но проблему представлял другой — жилистый парень рядом с главным, улыбавшийся и раскачивавшийся на каблуках. Ему явно не терпелось поскорее начать драку. Может, это и есть Пол? Выглядел он точно как Пол. В любой компании есть такой — слишком мелкий и мало что представляющий собой в драке, но до краев наполненный злобой. Как маленькая злобная шавка. Такие особенно опасны, потому что они сделают все, что угодно, для своих покровителей. Да еще и получат от этого удовольствие.

— Слушай, — попробовал я еще раз, — все в порядке.

Но они явно были другого мнения. Они были уверены, что все далеко не в порядке, в чем бы ни была причина этого. Я вспомнил, как во втором классе мистер Уотерхаус объяснял нам, что лучшее, что можно сделать в драке, — это свернуться клубком, но как сказать об этом Дэву, и что будет потом, когда мы превратимся в два маленьких клубка из Лондона, и что, если…

Бум.

Откуда-то справа послышался громкий, вибрирующий звук. Я застыл на месте, Дэв вздрогнул, а звук повторился. Парни инстинктивно прикрыли головы руками, повернулись и увидели…

Это Мэтт подобрал что-то — кусок трубы, какую-то железяку. И сейчас с ее помощью он разбивал на куски телефонную будку. Разбивал. Ее. На куски.

Он натянул капюшон на голову и, не глядя по сторонам, продолжал бить. Осколки стекла разлетались во все стороны, и снова и снова раздавался этот страшный звук, похожий на крик боли.

— Твою мать, — досадливо морщась, проговорил парень, похожий на собачонку, и отступил.

Мы остались на месте, но не потому, что такие уж смельчаки, а просто нам было так же страшно, как и ему.

Тут Мэтт бросил железяку на землю и, тяжело дыша, направился к нам. Это возымело свое действие на парней — они убрались.

И самое странное: Мэтт остановился, достал одноразовый фотоаппарат и сделал снимок спин этих ребят. Мы с Дэвом держались поодаль, не будучи уверенными, что он сейчас не разобьет нашими головами окно или не захочет сделать снимок того, как мы убегаем от него. Что мне было делать? Вспомнить свои учительские дни и крикнуть: «Мэттью Фаулер, прекрати это немедленно!»? Мы одни, в чужом городе, среди ночи, и парень, в школе едва не выбивший глаз другому ученику, только что разбил телефонную будку, дабы отвести от нас угрозу.

Я напрягся, когда он подошел ближе, и приготовился ко всему, что может случиться. Но он лишь откинул капюшон, хлопнул в ладоши и спросил:

— Все в порядке?

— Это было круто! — воскликнул Дэв.

Нас распирало от адреналина, и мы чувствовали себя живыми, как никогда. Фонари выхватывали нас из темноты, по мере того как мы шли. Это было как в «Большом угоне автомобилей».

— Ты спас наши задницы, — произнес я чуть более легким тоном, чем следовало.

— Я напугал их. Только показал оскал.

— Да нет, я имею в виду тот автомат. Без тебя бы мы не выиграли.

Я положил руки им обоим на плечи и слегка, по-мужски приобнял их. Тут послышался звук полицейской сирены, и мы бросились бежать.

Нам пришлось провести ночь в «ниссане-черри» у дверей нашего тридцатифунтового пансиона. Дэв умудрился потерять где-то ключ, а дама в розовом спортивном костюме, по всей видимости, очень строго соблюдала обычай закрываться в десять.