Валерий Попов - Чернильный ангел повесть Страница 23

Мы плыли молча, только хлюпали весла. Настя на корме обиженно курила. Не любит, когда ее что-то заставляют делать… А что это для ее спасения, ей не объяснишь.

Батя своими темными очками глядел в никуда – тоже был недоволен.

Это бессмысленное катание в разгар рабочего дня никак не укладывалось в его научную концепцию… Один я тут такой любитель художественной гребли!

День, в отличие от предыдущего – святого Мефодия, был легкий, солнечный и ясный. Много Мефодий на себя брал, обещал, что все дни будут на него похожие. Обманул! Хотя в каком-то смысле похожим оказался.

Вода была чистая, прозрачная. В золотой сетке от волн качались водоросли, сверкали рыбки. Я глядел на дальний берег озера, с прекрасным песчаным склоном, обрывающимся вниз от корней сосен.

Шикарное место! Счастье, казалось, поселилось там навсегда – оттуда неслись звонкие плески, радостные крики, веселый собачий лай. Как же это люди так счастливо живут? Как это получается? Я же за пол-лета ни разу не искупался. Землю рою на берегу – какое уж там беззаботное плесканье!

Тем более… Тем более!! Все на том же мосту, где я впервые увидал приехавшего к нам Очу, стоял знакомый черный “броневичок” с фиолетовыми “кляксами”… боевая колесница Хасана…

Пожаловали? И та же простодушная почтальонша указывала им путь…

– Ну, долго еще? – проскрипел отец. – Может, хватит?!

Он, как всегда, оценивает ситуацию блестяще… Но мне тоже надоело изображать гуляку.

– Хотите – так поехали! – пожал плечом я.

Будь что будет!

Зато от скольких проблем я сразу избавлюсь!

Мы причалили.

– Отнеси весла! – сказал я бате. – А ты ему помоги! – указал я

Насте на весла. Теперь-то я могу покомандовать?

Надо хотя бы появиться чуть раньше их, взять на себя удары.

Настя с батей тут ни при чем… Хотя батя, конечно, при чем… но он, как всегда, “не в курсе”! Я разъярился. Это хорошо.

Оча мотался по усадьбе – видно, в нетерпении, – но пока еще один. Заждался? Недолго осталось. Но пока я ему скажу!

– Что тебе здесь надо? – придвинувшись к Оче, заговорил я. -

Мало тебе, что ты там нас ограбил, – приехал сюда? Не стыдно тебе? Вот тут девушка приехала. Ее тоже грабить будешь? Сука ты,

Оча, а не мужик!

Глаза Очи почему-то бегали – он как-то не очень внимательно слушал меня… О чем, интересно, он думает? Не обо мне?

– Эй, ты, толстый! – окликнули меня. Я обернулся. У ограды стояла старуха с косой. Все как положено. – Там чарнявыи кличуть тебя!

Все правильно.

Пускай кличуть! Навстречу им я не побегу. Но они уже съезжали по переулку. Протяжный, скучный скрип – затормозили у калитки.

Выходят. Старые знакомые: седой, изможденный – видно, главный у них. Второй- сизый бритый череп, борода до бровей! И – маленький, но важный Хасан. Давно не виделись! Не может, видно, без Очи. Друзья встречаются вновь!

И тут же в калитку вошли батя и Настя. О господи! Не могли погулять?

– Уходи! – крикнул я дочери. – В лес!

– Не хочу, папа! – Вся ее злость почему-то на мне сосредоточилась. Я кругом виноват. Батя поглядел на гостей вроде внимательно – но, разумеется, не признал. Понял, что нечто неприятное – не более того. Решил, видимо, что это литературные критики. Тоже не радость.

– Держись, казак, атаманом будешь, – проговорил он довольно холодно и удалился.

Гости подошли вплотную ко мне. Оча почему-то куда-то скрылся.

Вгараже? Странное восточное гостеприимство!

– Ты кто? – спросил меня седой, изможденный.

Странно, могли бы предварительно изучить фотографию, чтобы ненароком не пришить постороннего. Или им все равно? Потом – мы вроде бы виделись, на батиной хате… Обидно как-то.

– Да… это алкаш местный! – отмахнулся Хасан.

Еще более странно. Семь месяцев у нас прожил, шесть из них не платил… а лица не запомнил? Что-то здесь творится не то! Я почувствовал вдруг, что у меня закружилась голова и я не понимаю уже, уперся я ладошкою в стену или в землю.

– Там он! – показал Хасан в сторону гаража.

Я – там?

Отпихнув меня с дороги (как непочтительно), Хасан двинулся к гаражу. Гаражная дверь со скрипом отъехала… и гости вслед за

Хасаном вошли в гараж. Криков, радостных приветствий почему-то оттуда не послышалось. Что они там делают? Странная тишина.

Решили посоветоваться с Очей, как меня извести? Так почему же молчат?.. Что ты за них волнуешься? Волнуйся за себя. С женщинами и стариками они вроде бы не воюют. Хасан назвал меня местным алкашом… Может быть, я им и являюсь? Крики, которые понеслись наконец из гаража, криками счастья не назовешь – скорей криками ненависти. Тренируются? Странно. Раньше надо было тренироваться!

И тут я увидел чудо. Третье Тело, как всегда возвышающееся на помосте (сейчас, в частности, озаряясь вспышками – корреспонденты наехали!), вдруг шевельнулось и сошло с пьедестала. Корреспонденты удивленно загалдели. Считали, что он застыл навсегда? Он двигался медленно, величественно, напоминая мухинскую скульптуру Рабочего, на время покинувшего Колхозницу, только что скрестившую с его молотом свой серп. Он подошел к нашей калитке:

– Эй, земляк! Помощь не нужна?

Я вдруг почувствовал в горле слезы. Не пропадем! Точно не пропадем, если аж Третье Тело России сходит с пьедестала и поспешает на помощь!

Слеза, прожигая едкую дорожку, выкатилась из глаза. Я не смог даже ему ответить. Он откинул калитку и вошел.

Я смотрел, как по переулку вниз ковыляет (в домашних шлепанцах, что ли?) Савва, с трудом удерживая за ошейник Анчара. Шлепанцы все время соскакивали, он как-то успевал их цеплять пальцами в пыли, но не останавливался. Он распахнул калитку, пропустил

Анчара, но ошейник не отпускал.

– Ну что, политрук? По твою душу приехали?!

Я лишь глубоко вздохнул, пытаясь удержать слезу на краю другого глаза.

На каждого из них – по глазу. Глаз да глаз! И оба плачут.

Слеза перекатилась через край глаза и побежала вниз – расплакался второй глаз. Слеза затекла мне в рот. Какая горячая!

Не замечал раньше такого градуса в своем теле.

– Проблемы? – возвышаясь передо мной, спросило Тело.

– Вроде… не у меня! – пробормотал я, кивая на гараж. По звукам, доносящимся оттуда, можно было подумать, что там репетируют убийство.

Савва, держа ошейник Анчара в левой руке, правой сдвинул нас

(даже Тело шелохнулось) и, подбежав, распахнул дверь гаража. Во тьме сияли ножи. Седой и изможденный обернулся и, увидев Анчара, вставшего вертикально, весело улыбнулся. Потом вопросительно глянул на Хасана: дальше что? Неужто крошка Хасан у них главный?

Савва глядел на все это молча. Анчар то поднимался вертикально, потом падал на лапы и снова вздымался.

Оча стоял у дальней стены гаража, у полок с горюче-смазочными материалами, и, прижав руки к животу, икал (от страха, что ли?).

– Ну что? – проговорил Савва, оглядывая гостей. -…Минуту дать?

То была удивительно емкая минута. Гости спрятали ножи, помедлили, равнодушно прошествовали мимо нас. Они не сворачивали с пути, но при этом никого из нас не задели. Как-то грациозно они уселись в машину. Машина долго сипела и наконец завелась.

Они медленно отъехали. После этого мы повернулись к гаражу. Оча стоял обхватив руками живот. Потом громко икнул и рухнул в “яму”.

…Теперь мы снова порадовали Сашку, приехав в больницу на машине Третьего Тела – уже с раненым Очей на руках. Потом зашел к Нонне: “Авот и я!”

Мы, улыбаясь, смотрели друг на друга. Но тут появилась дочурка – задержалась у Сашки в ординаторской, что-то бурно выясняла.

Появилась раскрасневшаяся, возбужденная:

– Это не больница, а сумасшедший дом! Ты что, – вдруг накинулась на меня, – не мог заставить Сашку, – (с какой стати Сашкой называет его?), – в отдельную палату мать положить?

– Значит, не мог! Возьми сама положи, – ответил я достаточно сдержанно.

Но маленькая птичка уже кинулась на защиту своего крупного птенца:

– Зачем ты вообще Настю сегодня привез? Она работу закончила, ей нужно отдохнуть! Сам не мог привезти лекарство?

Снова я виноват! Объяснять ей, как мы здесь очутились, лучше пока не надо. Зачем оправдываться? Голова у меня дубовая, все выдержит!

– Ну… до завтра! – Мы, несмотря на инфекцию, расцеловались.

На ходу мы заглянули в палату к Оче – сидит и уже что-то рассказывает человеку с забинтованной башкой.

Теперь еще и Оча у меня на руках!

Обратно мы с дочкой ехали молча, сердясь друг на друга: она много на себя берет, а я, по ее мнению, мало.

Только Тело за рулем пело: оказывается, и голос у него замечательный!

Через неделю Оча вернулся в свою каморку над гаражом и горячо объяснял нам, как было дело – почему кинжал, направленный в меня, как я думал, вонзился в него.

Все оказалось по-своему логично. Хотя степени восточного коварства даже я, вроде бы знавший обоих жильцов, и Хасана и

Очу, не мог предугадать, я был, честно говоря, потрясен. Они нас, оказывается,не замечают! – поэтому и кинжал мимо прошел!