Виктор Дьяков - АРМЕЙСКИЕ БУДНИ сборник рассказов Страница 23

            - Ну что, всё вымыл... Подсобку закрыл?... Ну и хорошо, иди отдыхай с Богом.

                                                                                 3

            Пупков нарочито громко топая сапогами прошёл к выходу. Осенняя южная, тёмная до черноты ночь окутала всё, училище, город. Пупков постоял в этой кромешной тьме, испытывая внутреннюю борьбу: сильно хотелось идти спать, но эта, невесть от каких предков доставшаяся ему, "вредная привычка"  неодолимой силой тянула в подсобку.

            Пупков тихо, на цыпочках прокрался назад, осторожно приоткрыл незапертую дверь в подсобку, боком протиснулся в тесное помещение, на ощупь, не зажигая света, стал сооружать пирамиду из ящиков. Рядом из душевой слышался плеск льющейся воды. Добравшись до окошка, он стал осторожно скрести ногтем по нему ... Это оказались белила, причём нанесённые со стороны подсобки. Пупков расчистил небольшой "глазок". Он хоть и старался не шуметь, но всё-таки сначала задел ведро, потом ещё что-то, но из-за шума воды его "восхождение" осталось не услышанным.

            Увы, то что он увидел в душевой не принесло ни малейшего удовлетворения. Хоть Роза и была ещё относительно молода, не более двадцати семи - двадцати восьми лет, но смотреть, образно говоря, оказалось не на что. Пожалуй, эту официантку можно было с успехом снимать в массовках фильма об узниках концлагерей: острые плечи, жалкие маленькие груди, худые с большой кривизной ноги, мальчишеские ягодицы ... Даже Пупков не мог долго смотреть на это неприглядное зрелища и уже собирался тихонечко слезать со своего "пьедестала", как вдруг услышал стук в дверь душевой и голос тёти Маши:

            - Роза ... заканчивай, а то уже я мыться иду!

            Вот это да! Пупков аж задрожал от предчувствия лицезреть счастливую во всех отношениях повариху без халата. Ради такого стоило рисковать. Роза выключила воду, вышла и через пару минут воду уже регулировала для себя тётя Маша. Это было зрелище! На контрасте с костлявой Розой повариха смотрелась как кремовый торт со взбитыми сливками после ржаной горбушки. Пупков, забыв обо всём, прильнул к "глазку". Его взор лихорадочно перебегал по всему её сдобному телу и не мог ни на чём конкретно остановиться, на её ставшими розоватыми от тёплой воды плечах, груди, животе, ляжках … Он, спеша обозреть следующее, не успевал запечатлеть в памяти предыдущий фрагмент - мозг не поспевал за глазами. У него в паху сделалось жарко и тесно ...

            Он любил подсматривать именно за полными женщинами и девушками, возможно потому, что сам был от природы худ. Далеко не всегда это приносило настоящее удовлетворение, ведь красота зависит вовсе не от того, худа женщина или полна, всё зависит от того, как она смотрится. Повариха была, конечно, чрезмерно полна, раздетой она выглядела даже крупнее чем в одежде и, тем не менее, смотрелась. Большой живот, олицетворение бездонной мякоти, не казался безобразным, ибо с ним удачно гармонировали широкие, мощные бёдра. По тем же причинам гармонично "вписывались" и объёмные ягодицы. Да и жировые визуально нежные складки на талии, спине и боках не портили общей "картины". Глаз у Пупкова от напряжения начал слезиться. Повариха тем временем распустила волосы, и они оказались у неё ниже талии. Она не знала, что за ней подсматривают и допускала не всегда красивые жесты и позы, тем не менее, Пуков по-прежнему пучил свой глаз в очищенный кусок стекла и не мог оторваться...

            Через несколько минут в дверь душевой негромко, но отчётливо постучали.

            - Кто там?- громко спросила повариха.

            Из-за шума воды ответа расслышать было невозможно. Но "подсматривающий" разглядел, как широкое лицо женщины озарила счастливая и одновременно какая-то животно-утробная улыбка. Она подошла к двери и сняла крючок. Дверь чуть приоткрылась, но кто там был, Пупков не увидел. Он увидел лишь руку ... волосатую, смуглую и довольно тонкую, особенно на фоне полных бело-розовых рук женщины. Но спутать нельзя, то была однозначно мужская рука. Эта рука тронула сочную грудь, скользнула вниз по животу и бёдрам ... Пупок не мог достаточно чётко видеть лицо стоящей к нему вполоборота женщины, но чувствовал, что та стоит, замерев, не шелохнувшись. Лишь когда волосатая тонкая рука дошла до её паха, она чуть слышно взвизгнула и отпрянула назад под струю душа.

            - Давай, раздевайся, я уж думала не придёшь,- послышался одновременно и взволнованный и довольный голос женщины.

            Обладатель волосатой руки вообще имел щедрую растительность на всём теле, но оказался молодым парнем кавказской внешности. Впрочем, то что он молод можно было определить разве что по его густой шевелюре и юношеской худощавости. По лицу же он смотрелся, как и большинство этнических кавказцев в молодости, старше своих лет, мужчиной лет на тридцать. Это лицо показалось Пупкову отдалённо знакомым. Через пару минут он понял, что это курсант-второкурсник, чей "кубрик" располагался недалеко от их взвода. О нём Пупков знал лишь то, что он по национальности ингуш ...

            Они сошлись, слились под струями падающей воды, сорокалетняя пышная белотелая женщина и восемнадцатилетний смуглый поджарый парень. Они не целовались, не обнимались, как это делают, так называемые, цивилизованные люди. Они в неуправляемом животном влечении приникли друг к другу, её округлый мягкий живот к его плоскому, твёрдому в "квадратиках" мышц брюшного пресса, её большие вислые груди к его неширокой, но кажущийся из-за обилия "растительности" выпуклой груди, а широкие бабьи бёдра с лихвой перекрыли узкие, худые. То что им обоим чрезвычайно хорошо Пупков ощущал так, будто сам стоял на месте "волосатого". Минуты три их тела казались совершенно неподвижными. При этом небольшое, смуглое как бы проникало, входило внутрь большого, мягкого, белого. Но теперь уже Пупков знал куда надо смотреть - он отчётливо видел как у обнажённого курсанта набухает, увеличивается, поднимается его обрезанная "крайняя плоть". Она оказалась такой большой, что не верилось в её принадлежность столь невысокому, субтильному человеку.

            Переход от "спокойной фазы" свидания к бурной произошёл мгновенно. Парень вдруг резко, с неожиданной силой обхватил женщину за полную талию и с диким коротким вскриком оторвал от пола, поднял вверх, так, что её голова с разметавшимися мокрыми волосами почти достала до соска-разбрызгивателя. Пупков через "глазок" совсем близко увидел её лицо, выражавшее сладостную муку ожидания высшего наслаждения, её глаза ... они были закрыты. Удивительно, как волосатому удавалось так долго удерживать её ... поднимать, насаживать.  Она так и не открыла глаз, постанывая как от лёгкой боли сквозь крепко сжатые губы, когда чуть опускалась вниз, и как бы с некоторым облегчением, когда чуть приподнималась, а струи тёплой воды стекали по всё более красневшим плечам, груди, бёдрам. Потом он опустил её, завалил прямо на выложенный плиткой пол, своими волосатыми худыми ногами вновь уверенно раздвинул её роскошные бёдра и уже в новом положении начал делать челночные поступательные движения вверх-вниз иногда издавая резкие гортанные вскрики. Она же продолжала постанывать уже снизу. Теперь вода лилась прямо на его тощие ягодицы и спину с хорошо просматривавшимися позвонками, на её круглые колени и полные икры ног вразброс торчавшие из под узкого волосатого тела.

            Пупков совсем забыл не только о времени, но и о своём не очень устойчивом положении. Он, стараясь как можно удобнее примоститься у отверстия, не заметил, как постепенно сдвинул ящики, на которых стоял ... То что падает, Пупков осознал слишком поздно, когда уже лежал на полу подсобки и выставив руки прикрывался от с грохотом падающих на него составных частей "пирамиды". Превозмогая боль, он вскочил, выбежал в дверь, и что было сил понёсся к выходу и дальше во весь опор, сквозь моросящий дождь в казарму ...

                                                                                4

            Какое-то внутреннее чувство подсказало Пупкову, что про увиденное нельзя болтать ни в коем случае. Придя на следующее утро в столовую, он лишь мельком увидел повариху. Вне всякого сомнения, она поняла, что за ней и её молодым любовником кто-то подсматривал. Видимо, до конца своего дежурства она не осталась, так как после завтрака куда-то исчезла и её подменила другая повариха. Пупок во время приёма пищи украдкой поглядывал на столы, где принимали пищу второкурсники: по лицу курсанта-ингуша вообще нельзя было определить, что он чувствует, многие кавказцы обладают природным даром изображать показное спокойствие даже в непростых ситуациях ... Тётя Маша вообще больше не появилась в училищной столовой, после той ночи она сразу уволилась. Постепенно повседневные заботы заслонили случившееся, но даже по прошествии времени Пупков не решился ничего рассказать.