Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 5 2008) Страница 23

Оливье Нюк, “Нил Янг”.

Все перемены происходили со мною там

Кроме вечных Лева и Права, со временем возникло Прямо.

Дорога к Гидре — еще одно название из священной топонимики. Вдоль одноколейки, мимо развалин Татарского Аула, штабелей досок, ждавших продолжения судьбы. Мимо речушки, в которую превращалась река, упершаяся в Плотину. Разросшихся в забвении ив. Первых песочных холмов на подступах к озерам, образовавшимся в результате добычи песка. Мимо многого, без чего архитектоника моих книг останется тайной.

Наконец вид, открывавшийся на Гидру. Прозрачно-голубую в первые годы, стальную впоследствии. Приучавшую к идее безграничности, непересекаемости вплавь.

Там были понтоны: два металлических цилиндра, соединенных мостками. Бесхозные искусственные острова, они заселялись во время купания уставшими пловцами.

Отец, первым бросавшийся в воду, звавший вдаль взмахами рук. Два-три дворовых приятеля, сосредоточенно плывшие за нами, чтобы, доплыв, заслуженно положить ладони на теплое понтонное железо. Передохнуть. Взобраться на него.

Возвращение домой по шпалам. Мокрые плавки перекинуты через плечо. Столбики вдоль пути, с цифрами, прописанными по трафарету. Боковая ветка, уходящая к песчаным карьерам. Стрелка. Сарай стрелочника. Железнодорожная разметка мира — ясно зримая форма порядка, вызывающая детское уважение. Ты идешь, и ты идешь — прямо. Впереди дом. В доме — котлеты и пюре (после купания очень хочется есть). Иногда мимо проходит состав. У человека на лесенке в кабину машиниста серьезный взгляд. Он наблюдает за бесперебойной работой пути, ведущего от купания к котлетам, от природы — к ее описаниям в томиках на полках дома. Описания и жизнь совпадают (химические накаты воздуха с Лева — не замечать, не смотреть!).

Солнце действительно дает тепло. Земля — лопухи и муравьев. Вода холодна, затем приятна, затем рождает усталость. Небо создано светлым, но иногда меняет цвет. Люди в небольшом количестве располагают к любви, в большом — совершенно необязательны.

Винография: “J. et L. Perrachon”. Domaine des Perelles. Morgon, 2004.

Переезд из Торонто в Омими

был отнюдь не единственной сменой места жительства в семейной истории Янгов. За Омими последовал Пикеринг, судя по всему, такой же провинциально-идиллический городок на востоке от Торонто. Нил Персиваль Кеннет Рагланд разводит домашнюю птицу, зарабатывает на этом вполне приличные для подростка деньги и всерьез мечтает о будущей жизни фермера.

Снова Торонто, куда влечет Янга-старшего журналистская фортуна. Юный пикерингский птицевод вынужден распродать свою живность. Приключения на берегах Онтарио продолжаются. Любвеобильный папаша, и без того не отличающийся верностью законной супруге, влюбляется в молодую коллегу по газетному перу, на которой решает жениться. Возмущенная Расси отбывает с детьми в Виннипег. Через некоторое время старшего из сыновей забирает к себе отец. Младший остается с матерью.

Рок-н-ролл уже вошел в его жизнь, чему весьма способствовал поющий по радио Элвис. Незадолго до переезда в Торонто, в 1958-м, на свое тринадцатилетие Нилер получает в подарок от родителей пластмассовое укулеле. За укулеле приходит черед банджо, банджо сменяется гитарой. В конце 1962 года, еще школьником, Янг организует свою первую группу “Эсквайры”. Главному эсквайру, однако, не сидится в Виннипеге. В течение 1964 — 1965 годов “Эсквайры” постоянно наведываются в Форт Уильям на Онтарио, где играют в местных клубах. Группа перемещается в похоронном автобусе, купленном по дешевке специально для этой цели Янгом.

12 ноября 1964 года, в день своего девятнадцатилетия, в форт-уильям-ской гостинице Янг пишет “Сахарную гору”. Такая гора действительно существует в Северной Каролине, но в биографии Янга она никак не зафиксирована. Дело здесь, конечно же, не столько в определенном месте, сколько в “некоем ощущении”, как сказал бы сам Янг:

О, жить на Сахарной горе

С зазывалами и разноцветными шарами,

В двадцать лет нельзя оставаться на Сахарной горе,

Пусть ты и думаешь, что

Покидаешь ее слишком рано,

Покидаешь ее слишком рано.

Программа намечена, поездки из Виннипега в Форт Уильям явно носят тренировочный характер перед решительным броском вовне из страны детства — с ее радостями, которые, тем не менее, о как хочется сменить на иные, взрослые. Намечена и одна из важных поэтических тем: уход, чреватый тоской по покинутому, ностальгия, возбуждающая лирический драйв.

В 1965 году в Виннипеге он знакомится с фолк-певицей Джоан, или Джони, сменившей тогда же свою девичью фамилию Андерсон на Митчелл (по первому мужу, Чаку Митчеллу, тоже фолк-певцу). Услышав “Сахарную гору”, Джони Митчелл ответит на нее “Круговой игрой”, которая через несколько лет станет хитом — одновременно с “Беспомощным”.

В апреле 1965-го в одном из клубов Форта Уильям, где играют “Эсквайры”, выступает вокальная группа, членом которой является некто Стивен Стиллс. Певцу очень нравится то, что делают “Сквайерз”, особенно игра их гитариста. Симпатия оказывается взаимной. Попивая со Стиллсом пиво в своем похоронном “бьюике” образца 1948 года, Янг размышляет над тем, а не бросить ли ему к чертям своих одногруппников ради музыкальной

авантюры с нью-йоркским гостем. Не менее расчувствовавшийся Стиллс оставляет канадцу свой адрес и предлагает подумать о создании совместного бэнда.

Винография: “Les Tamarius”. Domaine Mas Cremat, 2004.

Все рок-группы, от “Битлов” каких-нибудь до “Бэбишемблз”, имеют историю,

и важна только эта история, а не дурацкие их пластинки и концерты. Вы понимаете: рок, мол, это образ жизни и прочая ерунда. И рокер — он, типа, особое существо: песенками и героическими позами не исчерпывается. А уж как они вместе соберутся, вчетвером или впятером, так полный караул — мебель крушат, девок трахают, драгами закидываются, вискарем запивают. А потом перессорятся из-за денег и разбегутся: один помрет от передоза, другой уйдет в монахи, третий три раза поменяет кровь, зафитнессеет, подтянет кожу на мордаунте и берется помогать голодающим в Занзибаре. Спасем мир, накормим голодных, оденем раздетых. Главное — такого папика к девкам из “Плейбоя” не подпускать, а то он и на них поношенное шмотье напялит. А какой-нибудь третий барабанщик из второго состава непременно погорит на детской порнухе, либо повяжут его во вьетнамской деревне с двумя местными девчушками на коленях... В общем, дело известное и навязшее на зубах, как распевы из “Юрай Хип”.

А вот у нас в Н-ске была группа совсем другая; и хотя ее музыкальная продукция хромает на обе ноги, свистит пробитым легким и вообще глуховата и подслеповата, история какая-никакая у группы есть. Вот ее и расскажем вкратце.

Жила-была одна студенческая компания — жили не тужили, попивали агдамчик, послушивали дисочки, покуривали беломорчик. Бренькали на ги-тарках, сочиняли раз в год пару песенок на радость любезным нестрогим девицам. Да, вот еще что: книжки любили. Тоннами поглощали Маркеса с Кортасаром, Фолкнера с Сэлинджером, Кобо Абэ с Кэндзабуро Оэ. Читали писателей заграничных и про заграничную жизнь. Мечтали сидеть вот так, запросто, в университетском кафе, болтать с Фрэнни, прихлебывать “Маргариту” и поглощать сэндвич с цыпленком, не подозревая, что хитроумная Рита Райт-Ковалева злонамеренно подсовывает тебе — увы! — бутерброд с курицей. Очень хотели всего этого — одинокого, стоического, слегка пижонского. А на самом деле сидели парни на волжском откосе, давились бор-мотой, заедали ее жареным пирожком по десять копеек и трепались о том, когда же знакомый мужичок с пластиночного толчка привезет в их город последний “Кримсон”. И были счастливы меж тем. Как-то раз вздумали пацаны создать рок-группу. Название придумали умное, из книжки. То ли “Свин Свана”, то ли “Вентиль Вентейля”. Затем принялись творить.

В группе было человек пять-шесть, точно сказать сложно, потому что кто-то обязательно не являлся на репетиции — то стакан не вовремя, с утра, поднесут, то контролеры в автобусе поймают и в участок сведут, то просто неохота. Так что полного состава доблестных “СС” (или “ВВ”, хоть убейте, не помню) никто никогда не считал, да и не нужно, ибо количество людей, издававших звуки, высочайшему музыкальному качеству исполнявшихся произведений никак не мешало. Но и не способствовало. Шумели братцы-кролики. Сидели на флэте и шумели. Вдруг объявили вегетарианский антракт, и наши друзья, пожимая плечами и щурясь от сигаретного дыма, выползли на сцену. Пели отважные песенки — к вящему ужасу комсомольских работников и легкому раздражению местной гэбухи. Тусовались с большими пацанами из столиц и ничего не боялись. Веселые были деньки — на домашнем “Маяке” записан первый и второй альбом, в газетах печатают статьи под названием “Пламенная молодость с гитарой наперевес”, во дворах подростки разучивают их хит “Клянусь париком Кобзона”. Третье место на перестроечном подмосковном Вудстоке. Господи, какая это была