Афонсо Шмидт - Тайны Сан-Пауло Страница 23

– Сию же минуту надень другую кофточку!.. Оранжевую… она лучше гармонирует с коричневым цветом… А эта слишком подчеркивает… Где это видано, чтобы девочка в твоем возрасте так вызывающе одевалась?

– Мама! Вы ко мне придираетесь!..

Невоспитанная девчонка сделала гримасу и затопала ножками. Клелия, желая все-таки заставить дочь сменить кофточку, решительно направилась к ней, но Тила бросилась бежать, словно играла с матерью в пятнашки.

Девочка выскочила во двор, схватила велосипед и повела его к калитке. Карола выпустила ее… Рассерженная мать стояла у окна столовой и грозила дочери:

– Пусть только приедет отец! Я ему все расскажу!

Тила выехала на улицу Даль и остановилась перед домом сеньора Понсиано. Сунув два пальца в рот, она свистнула, как мальчишка. Из широкого окна выглянула пара веселых, озорных глаз.

– Моасир, привет!

– Привет, Тила!

– Хочешь поехать со мной?

– Сейчас спущусь.

Юноша подошел к калитке, держа в руках учебник по геометрии.

– Куда направляешься?

– К одним нашим знакомым.

– Минуту, я мигом.

Ожидая Моасира, Тила любовалась их маленьким, но красивым домом; у входа в нише виднелась статуя какого-то святого, украшенная розами. Семья Понсиано была известна своей набожностью.

Моасир оставил дома учебник и, ведя велосипед, вернулся к Тиле. Восемнадцатилетний юноша, смуглый, с черными волосами, ослепительно блестевшими от брильянтина. Он носил очки без оправы, они к нему очень шли. Темно-зеленые брюки, красноватая куртка, желтая, распахнутая на груди рубашка – таков был его туалет.

Оба вскочили на велосипеды и поехали – колесо в колесо, на расстоянии двух пядей друг от друга.

– Знаешь, Моасир? Завтра мой день рождения. Я уже взрослая. Мама хочет представить меня своим знакомым.

– Какое счастье, а?

– Дона Белинья, та, у которой много такс, переехала на прошлой неделе в новую виллу, но там нет еще телефона. Приходится самой ехать к ней приглашать.

Молодые люди выехали из Жардиндас-Флорес и, лавируя по узким и грязным улицам, запруженным автомобилями и трамваями, нередко останавливаясь перед светофорами, наконец выбрались на проспект. Вскоре они свернули на тихую улицу, застроенную двухквартирными домами и красивыми особняками с кирпичными заборами.

Минут через двадцать езды – прощай асфальт!.. Велосипедистов начало трясти на булыжной мостовой. Еще двадцать минут – и улица перешла в шоссе, вокруг замелькали дачи и огороды.

Они подъехали к мосту. На противоположном берегу реки на большом пространстве тянулась городская свалка. В лучах заходящего солнца там бродили нищие – женщины и дети, – выискивая тряпье, обрывки бумаги, кости и другие отбросы. Из всего этого складывались горы, над которыми кружились тучи мух. Чтобы избавиться от них, зажигали костры, и тогда нечистоты превращались в чистый дым, поднимавшийся кверху синими клубами. Высоко в небе описывали круги урубу. Они взмахивали мохнатыми крыльями, не спеша парили в воздухе, выискивая, где бы лучше опуститься, и, наконец, садились. Упругим шагом прохаживались по земле, раскачиваясь на своих когтистых лапах, собирались группами и издавали какие-то каркающие звуки, словно о чем-то переговариваясь.

Солнце светило в лицо, ослепляя двух велосипедистов, и они едва не сбили с ног высокую худую старуху в платке, согнувшуюся под тяжестью огромного мешка с бумагой и тряпьем. Своим беззубым ртом она пробормотала им вслед какое-то ругательство.

Они катили все дальше и дальше… Поднявшись на холм, Тила и Моасир подъехали к новому дому доны Белиньи, вокруг которого еще виднелись следы недавнего строительства – бадьи с затвердевшим цементом и обломки кирпича. Однако дом оказался на запоре. Они спросили тщедушного мальчишку, дразнившего попугая:

– Эй ты, бездельник, где хозяева?

– Уехали вчера на машине и еще не возвращались.

Поцелуй у землечерпалки

Тила и Моасир долго смеялись над своим неудачным путешествием. Затем, усталые и потные, отправились в обратный путь, но уже по другой дороге, чтобы избежать встречи со злой шамкающей старухой. Они спустились по склону холма, где то и дело встречались дощечки с надписью: «Участок продается». За поворотом перед ними открылась панорама Сан-Пауло. Вдали виднелась застроенная небоскребами центральная часть города. Все казалось окутанным тончайшей пеленой пыли, золотистой в лучах заката. Издалека доносились фабричные гудки и шум, похожий на рокот моря.

– Ба, уже темнеет!..

– Мама, наверное, злится…

Они мчались по гладкому, отполированному шинами шоссе, обсаженному с обеих сторон деревьями. Предвечерние тени сменялись солнечными полосами. Они сильнее нажали на педали. Велосипед Тилы стал выделывать зигзаги и отставать.

– Устала? – спросил Моасир.

Тила только засмеялась в ответ.

– Осталось уже немного, осилишь?

Солнце, тень… солнце, тень… солнце, тень. В воздухе пронеслась стая воробьев. Шины шуршали по асфальту, приминая сухие листья. Мужчины с перекинутыми через руку пиджаками сторонились, давая велосипедистам дорогу. Ребятишки кидали в них апельсиновые корки.

Они подъехали к реке; на берегу велись земляные работы. К этому времени рабочий день уже закончился. Горел костер, выбрасывая высоко в небо языки буйного и веселого пламени. Рабочий, следивший за огнем, сочувственно улыбнулся молодым людям. Около него стояло ведро с водой и жестяная кружка.

– Пить! – простонала Тила.

Они остановились и подошли к рабочему, который подал девушке кружку воды. Тила с наслаждением выпила. Неподалеку выстроились три землечерпалки, похожие на допотопных животных, как их изображают на картинках, – неуклюжие чудовища с искривленными хребтами.

– Отдохнем немного?

– Да… Я совсем выбилась из сил…

Они вывели велосипеды на ровную площадку. Не найдя, к чему их прислонить, положили на твердую красноватую глину. Взявшись за руки, подошли к застывшим машинам и сели отдохнуть под одним из этих железных ихтиозавров. Где-то вдали звонили колокола.

– Тила, ты очень устала?

– Очень…

– Как хорошо, что мы сейчас рядом, так близко друг к другу.

– О чем ты, глупенький?

– О том, что ты мне все больше нравишься, Тила!

– А как же дочь саксофониста?…

– С ней все кончено, клянусь! Если не веришь, можешь спросить Жоржи.

– Какое отношение к этому имеет мой брат?…

– Никакого, но все-таки спроси.

Они весело рассмеялись. Губы их оказались так близко, что поцелуй произошел как-то сам по себе, непроизвольно, словно иначе и не могло быть. Однако Тила застеснялась, быстро встала, подбежала к велосипеду и… помчалась. Моасир пустился за ней. Наконец ему удалось догнать Тилу. В Жардиндас-Флорес они расстались, каждый поехал своей дорогой.

Дома стол был уже накрыт, и родители только дожидались ее прихода. Тила подозрительно посмотрела на них – наверно, мать затеяла какую-то очередную дьявольскую штучку. Раздраженная Тила заняла свое место за столом и сказала:

– Дона Белинья куда-то уехала. Дом был заперт. Не знаю, как ей передать приглашение…

Родители добродушно улыбнулись, но у Жоржи вырвалась совершенно неуместная фраза:

– Знаешь, Тила, если ты выйдешь замуж за Моасира, отец сказал, что построит тебе виллу на пустыре за стеной, принадлежащем сеньору Понсиано. Сеньор Понсиано – хозяин половины Жардиндас-Флорес!

День рождения

По случаю дня рождения дочери Оливио распорядился установить три шарообразных электрических фонаря: первый – в саду, за колючим кустом, всегда покрытым красными цветами, второй – над глициниями у парадного входа и третий – на заднем дворе, у гаража. Благодаря этой дешевой иллюминации, семнадцатого вечером, когда зажглись огни, дом принял праздничный вид. Клелия неповторимым царственным жестом приказала раскрыть настежь все двери.

Сеньор Понсиано и дона Линда явились первыми, они жили недалеко и пришли пешком, наслаждаясь прелестным вечером. Их встретили очень сердечно.

Понсиано со свойственной ему обстоятельностью стал рассказывать:

– Вечер мы начали с того, что пошли в церковь. Добрейший отец Мануэл – у него бывают дни, когда он вдохновлен самим небом, – говорил так красиво, что казалось, будто он поет. Не так ли, Линдинья? Затем мы вернулись домой, где нас уже ждал обед… Что вам сказать, Базан?… Утка, которую выкормили из соски, была восхитительна! Не так ли, Линдинья? Закончив святую трапезу, мы решили погулять и немного подышать свежим воздухом; направились было к свекрови, чтобы сыграть в картишки и потолковать, как вдруг я вспомнил о том, что сегодня день рождения Тилы… Не так ли, Линдинья? И мы пешком вернулись назад… Вот почему мы не принесли подарка Тиле… Зато я обещаю, что в будущем году, когда ей исполнится шестнадцать лет, нам придется нанимать машину, чтобы доставить ей все наши подношения… Линдинья свидетель, она не даст мне солгать… – Толстяк Понсиано, утомленный этой длинной речью, прерывисто дышал, вращая налитыми кровью глазами навыкате.