Джон Стейнбек - Недолгое правление Пипина IV Страница 23

15 ноября различные партии, которые должны были быть представлены в конституционном Конвенте, обратились к монарху с просьбой назначить дату созыва на 5 декабря. Король дал милостивое согласие, и распоряжение было обнародовано.

По вечерам Пипин взял привычку вести записи в линованных тетрадочках, в которые прежде он заносил небесные явления.

Мадам Мари тревожило состояние мужа.

— Он такой безучастный, такой отрешенный, — делилась она с сестрой Гиацинтой, — Но отрешенный по-другому, не так, как раньше. Вчера он меня спросил, нравится ли мне быть королевой. Представляешь? Нравится!

— И что ты ответила?

— Сказала правду. Что мне некогда над этим задумываться. Я просто делаю каждодневную работу.

— Ну, а нравилось тебе не быть королевой?

— Пожалуй, тогда было проще. — согласилась королева. — Но большой разницы нет. Чистоту и порядок поддерживать надо в любом доме одинаково, а муж есть муж — что король, что астроном. Но мсье очень грустный.

Настала пора, когда каждый день начинался с промозглого утра и только к полудню появлялось радующее душу солнце. С каштанов и платанов осыпались листья, и метлы уличных метельщиков так и летали.

Король вернулся к первоначальной маскировке, иначе говоря, к себе прежнему. В вельветовой куртке и сандалетах он садился на мотороллер и разъезжал по округе. После второго падения он добавил к своему костюму защитный шлем.

Как-то раз он заехал в маленький городок Гамбе, знаменитый своим прекрасным, хотя отчасти разрушенным, замком де Невиль. Пипин расположился возле сильно заросшего крепостного рва, чтобы съесть взятый из дому завтрак. Он ел и наблюдал за стариком, который шарил в грязной воде граблями.

Наконец старик нащупал нечто твердое и массивное и стал вытаскивать это на берег. Это нечто оказалось замшелым бюстом Пана — с рожками и гирляндой на шее. И только когда старик попытался взгромоздить Пана на гранитный пьедестал на краю рва, король пришел к нему на помощь. Вдвоем они втащили тяжелый бюст на постамент, а потом отступили, любуясь им и обтирая о штаны зеленые склизкие пальцы.

— Мне нравится, чтоб он смотрел больше на восток, — проговорил старик.

Они чуть-чуть повернули бюст. Пипин достал носовой платок и оттирал покрытое слоем ила лицо Пана, пока не показались сардонически усмехавшиеся губы и хитрые распутные глаза.

— Как он попал в ров? — поинтересовался король.

— Столкнул кто-то. Его часто сталкивают, бывает, раза два-три в году.

— Но зачем?

Старик поднял плечи и развел руками.

— Кто их знает. Некоторые любят сталкивать в ров. И нелегко ведь. Но просто есть такие, которые любят сталкивать. Видите, там, подальше, еще подставки? Там мраморная ваза стояла, и мальчик с раковиной, и Леда. Они тут, в воде.

— Интересно, зачем они их сбрасывают? От злости, как вы думаете?

— Кто знает? Сталкивают — и все. По ночам прокрадываются.

— И вы всякий раз их вытаскиваете?

— Этот год я подзадержался. Работы больно много, да и ревматизм.

— А почему вы не прикрепите статуи к пьедесталам?

— Ну как же вы не понимаете, — терпеливо объяснил старик, — они же тогда вместе с подставками будут спихивать. А у меня на это силенок, скорей всего, уже не хватит.

— Вы хозяин этих мест?

— Нет. Я тут живу поблизости.

— Тогда почему вы их вытаскиваете?

Старик смотрел на короля с озадаченным видом, подыскивая ответ.

— Ну, не знаю. Скорей всего, просто есть люди, которые все вытаскивают. Вытаскивают, и все тут. Скорей всего, и я такой.

Король разглядывал зеленого скользкого Пана.

Старик продолжал с беспомощным видом:

— Просто люди делают разное. Скорей всего, — добавил он, как будто эта мысль впервые пришла ему в голову, — вот так вот все и делается.

— Хорошее или плохое? — спросил король.

— Не понимаю я, — беспомощно сказал старик. — Ну, просто есть люди… и люди что-то делают.

Король часто заходил к сестре Гиацинте. Иногда спокойно рассказать о событиях дня, а иногда просто помолчать. И сестра Гиацинта, обладавшая более богатым, чем Мари, хотя и другим опытом, знала, когда надо поболтать, а когда разделить с ним целебное молчание.

Однажды она сказала:

— Интересно, что подумала бы настоятельница, если бы узнала, что, за исключением одной мелочи, я выполняю функции любовницы короля? Все-таки вам надо повидать вашу любовницу, сир. Она чувствует себя лишней. Ей пришлось выдержать борьбу со своей совестью, чтобы стать вашей любовницей, а борьба оказалась напрасной. Вы с ней ни одного слова не сказали, а уж о том, чтобы соблазнить, и речи нет.

— Позже, — ответил король, — Позже я, может быть, приглашу ее на чай. Как ее зовут? Напомните еще раз.

Вернувшись из Гамбе, король без всякого предупреждения явился к сестре Гиацинте и застал ее в разгаре массажа. Он видел лишь розовые подошвы и щиколотки, торчащие сквозь дырки в ширме.

— Он уже кончает, сир, — раздался ее голос из-за ширмы.

Массажист поклонился королю и продолжал трудиться над розовыми подушечками пальцев, издавая мяукающие звуки, что-то любовно и почтительно приговаривая и поощряюще похлопывая и пощипывая своды стоп.

— Улучшение наблюдается, — произнес он профессиональным тоном. И добавил, обращаясь к королю: — Вглядитесь, сир, месяц назад нельзя было подсунуть тончайший листок под плюсну. А сейчас, сир, даже неопытный глаз увидит вогнутость.

— Только не вздумайте вылечить их совсем, а то меня заставят пользоваться ими! — крикнула сестра Гиацинта.

— Для нее важнее всего ее ноги, — оскорбленным тоном проговорил массажист. — А мне приходится думать о моей профессии и репутации.

Когда он ушел, сложив и убрав ширму, она сказала:

— А знаете, ведь этот самодовольный паршивец и впрямь вылечил мне ноги, я с ужасом об этом думаю.

— Держите это в секрете, сестра, — посоветовал король.

— У вас раскраснелось лицо, сир. Вы загорали?

— Я ездил на мотороллере по округе, сестра.

Она засмеялась.

— Хотела бы я увидеть на мотороллере короля-Солнце. Времена меняются — вы на мотороллере, а ваши министры, вероятно, спорят, в чьем лимузине больше лошадиных сил.

— Откуда вы знаете?

— Догадываюсь, сир. Например, я догадываюсь, что у вас затруднения, серьезные затруднения, и вы пришли, чтобы я помогла вам разрешить их.

— Вы очень умны, — заметил король.

— Однако недостаточно умна для того, чтобы покинуть кордебалет до того, как сплющились мои стопы.

— Но зато после того, как вы ушли, вы сделали огромный шаг к Богу.

— Вы очень любезны, мсье. Не исключено, что моя близость к Богу всего лишь побочный результат. Я сделала огромный шаг, потому что споткнулась. Готовы вы рассказать, в чем ваша проблема?

— Сперва мне надо сформулировать ее, сестра. В целом ее можно было бы выразить вопросом: «Что мне делать?»

— Проблема не такая уж новая, — задумчиво протянула она. — Обычно она сводится к тому, что человек поступает в соответствии с тем, что он такое. Так что прежде всего надо установить именно это, а дальше амплитуда действий не так уж велика.

— Насколько легче разбираться в других людях, — заметил Пипин.

— После того, как я оставила превосходную школу, где дружила с Мари, и поступила в Фоли, меня стала смущать проблема потери невинности. Вскоре я обнаружила, что проблема не в потере, а в правильном выборе времени. Мой выбор времени был сделан опрометчиво, и в результате пришлось терять невинность несколько раз, ну а дальше это уже не имело значения. Но ведь я-то была всего лишь одна из многочисленных обнаженных девиц на сцене, а не король.

— В данный момент я тоже чувствую себя обнаженным, — сказал король.

— Что естественно. Требуется время и некоторая притупленность чувств. Представьте себе, совсем немного лет спустя я уже чувствовала себя гораздо обнаженнее в одежде, чем без нее.

— Сестра, мне ждать некогда, — отрывисто произнес король.

— Да, знаю. Простите.

— Что я должен делать?

— Не знаю, что вы должны делать, сир, но, кажется, знаю, как вы поступите.

— Вы догадываетесь, в чем мои затруднения?

— Не видеть этого может только тот, кто не хочет видеть. Вы поступите так, как найдете нужным.

— Так и старик сказал. Но он-то всего-навсего вытаскивает статуи из грязи. Если же я совершу ошибку, пострадают другие — Мари, Клотильда, даже Франция. Что бы вы сказали, сестра, если бы доброе деяние привело к взрыву?

— Я бы сказала, что доброе деяние может быть неразумным, но оно не может принести только зло. Мне кажется, что предшествующая история человечества построена на добрых деяниях, которые приводили к взрыву. О да! Многих убило, или ранило, или разорило, но кое-что доброе все-таки осталось. Мне бы хотелось… — Она запнулась. — Почему бы и не сказать? Мне бы хотелось, чтобы на мне сейчас не было монашеского платья.