Екатерина Великина - Книга для ПРОчтения Страница 23

Новое жилье — это совокупность удачной обстановки и тысячи мелочей, призванных эту самую обстановку завершить. Во всяком случае, мы с бабусей всю дорогу размышляли о том, где будет стоять телевизор, как расставим мои игрушки, с какой стороны повесим полку для посуды и какого именно цвета скатерть следует купить, так чтобы она гармонировала с цветом обоев, которые должны быть «в листик», потому что это дача и еще потому что нравится, ну и шкаф у нас светлый, потому что с зеленым будет хорошо, воскл., воскл., воскл.

А пока мы с бабкой фантазировали, дедуська строил. К слову, строил он быстро и довольно качественно: дом рос как на дрожжах. Нет, в процессе все, конечно, по сто раз перегрызлись — куда же без этого в нашем семействе, — но на конечном результате это не отразилось. Сначала был готов первый этаж, затем второй, после положили крышу и пригласили печника. Печник компостировал мозги еще около месяца, после чего его выгнали, предварительно осудив «за взгляды», и сложили печь самостоятельно.

— Ну что, Марина, готовьтесь к переезду, — сказал дед бабке в одно прекрасное утро. — Стены уже есть, печка хорошая, чего в старом-то доме сидеть?

— Но, Витя, там же еще нет внутренней отделки, — попыталась возразить бабушка. — Там же ведь голый брус, и пакля из швов торчит.

— Это ты, Марин, как хочешь, а только старый дом я начинаю разбирать завтра, — ответил ей дедушка.

Дедушка у меня был очень доходчивый старик и дважды не повторял, а поэтому паковаться мы начали тем же вечером.

Уже на следующее утро, точно расстрельное семейство, мы стояли с бабкой на тропинке и мрачно смотрели на то, как дед разносит наше старое жилье. Под моими ногами валялись несколько узлов с игрушками и одеждой и кое-какая мебель из той, что покрепче. Поплакали, но переехали. Обустроились даже кое-как. Только вот «зажить» не получилось. Потому что когда пакля из стен торчит — это хоть и экологично до невозможности, но глаз совсем не радует.

— Ничего, — успокаивал нас дедушка. — Как-нибудь достроим, главное, что стены есть… Так сказать, основание готово…

Но «как-нибудь» все не наступало. Большую часть времени дедушка лежал в готовом «основании» и строил планы на дальнейшую жизнь. То, что нам ничего не светит, мы с бабушкой поняли окончательно после одного занимательного эпизода. Я очень хорошо его запомнила, потому что вот тут и началась моя карма.

Как-то раз дед зашел в дом с улицы, поинтересовался насчет пожрать и, узрев бабкин кукиш, направился к кровати. Насколько я помню деда, он вообще испытывал некую тягу к вещанию на горизонтальных поверхностях (читать как «лежал и бухтел гаже радио»). И вот, значит, топает дедушка до койки и отчего-то на нее не ложится. Обычно сразу бухался, а тут какая-то заминка. Поворачиваем с бабкой головы и видим, что у дедушки реальная проблема. Ему кепку с башки пристроить некуда. Ну правда некуда. Полки-то нет ни одной. Сам же строил свое основание, дурак старый. Ясное дело, что мы с бабушкой так это гаденько наблюдаем — дескать, выкуси, паразит, до чего ты нас довел. А дедушка все глазенками по стенкам шарит и вообще озирается. Я уже прямо-таки чувствую эпохальное «старый черт», готовое вот-вот сорваться с бабкиных губ, как вдруг дедуська замечает нас, приосанивается и сует руку под кровать. Несколько секунд, и из-под кровати появляется кувалда и здоровущий гвоздь, из тех, которыми скрепляют брус. Презрительно глядя на нас, дедушка подходит к стене, несколькими точными ударами забивает это железное уродство ровно посередке, вешает на него кепку и победоносно ложится на свой королевский одр. Бабка утыкается носом в готовку, я уползаю к своим игрушкам. Выкусили. Зажили. Наладилось.

Справедливости ради следует заметить, что позже и дедушка выкусил, но его выкуса хватило только на одну комнатенку — мою. Так и жить бы нам в экологии, если бы однажды ночью в мое младенческое ухо не попала пакля. С потолка. Умученная цысовской кухней, а может быть, просто по недоразумению — мне лет семь было, не больше — я решила, что мой мозг прогрызла мышь, и подняла страшный визг. Перформанс вышел не кислый, потому что дедушка сразу же подумал, что это опять его токарный станок тащат, и схватился за топор, а бабушка постановила, что у дедушки очередное помутнение и он нас сейчас порубает. Электрической проводки у нас тоже не имелось — так, проводки какие-то, утром скрутишь, вечером растащишь, а поэтому водевиль продолжался минут десять. Через десять минут дедушка вышел на улицу с синяком под правым глазом и моим ночным горшком на левой ноге и долго-долго курил. А ровно через сутки моя комната была готова: стены, обои, потолок — все как надо. Мне даже картинку какую-то повесили, чтобы больше мышами не бредила.

Но на этом все.

То есть совсем все.

Последующие десятилетия мы так и жили в этом полудостроенном доме, с гвоздем, торчащим из стены. И пожалуй, самое поганое в этом проживании заключалось именно в том, что дом новый, и что потенциал у него хороший, и что от этого потенциала ты получаешь, извините, хрен.

Ржавый.

Гвоздь вытащили из стены уже после смерти дедушки; тогда же и принялись доводить дом до ума. Увы. Мы, конечно же, что-то сделали, но за двадцать лет «основание» порядком испортилось. Где-то подгнил пол, где-то отошли доски, предбанник вообще пал смертью храбрых… И вот сколько я себя помню, я в дедушкины дела не вмешивалась, но где-то там, внутри, протестовала отчаянно. «Уж у меня-то будет по-другому, уж я-то заживу, уж в моей-то семье…»

И вот она — своя семья. Своя квартира. Свой уклад. Несколько лет кое-как, потому что с деньгами туго. Но планов громадье, и вообще — за нами будущее. Ремонт наконец-то состоялся. Нет, «сразу все» не получилось. Опять-таки денег не хватило. Но и с ними наладилось в итоге.

И что же?

А ничего.

Как вы думаете, на что я пялюсь каждое утро, пока разгребаю почту или сочиняю свои идиотские тексты? Нет. Это не Джоконда. И не чеканка. И даже не какое-нибудь супер-пупер блюдо, призванное украшать пространство. Нет-нет-нет.

Каждое утро я вижу перед глазами провод для подводки светильника, который никогда не будет подведен.

Про близких

В классическом варианте принято считать, что чем больше у человека близких, тем большее счастье выпало на его голову. Тут тебе и понимание, и десятки плеч, «готовых поддержать», и куча всякой сопутствующей лабуды вроде «позвонить в любое время». Опять-таки, в варианте «классика» следует грустить оттого, что этих самых близких мало, всячески способствовать увеличению их количества, а уже имеющихся хранить в любви и покое, как коллекцию дедушкиных марок.

Весь этот титанический труд производится исключительно из-за одного свойства «тех, кто рядом»: они вас знают. Как им далось это самое вас знание, не так уж и важно: вам могли вытирать задницу, а может быть, вы просто блевали в одно ведро (я тронутая, меня сближает) или вместе наведывались по экскурсионному маршруту «под стол». Важно то, что это самое знание предполагает безоговорочное, очень быстрое и очень точное понимание ваших проблем. То, что не решишься рассказать чужому, потому что неудобно/долго объяснять/бобик сдох, близкому вываливается на раз, причем этот раз может случиться в любое время суток.

Но это все преамбула, как вы, наверное, уже догадались. Амбула же заключается в том, что та самая телефонная свинья, которую мы подкладываем близким ближе к полуночи, случается не так уж часто (и слава Богу!). А вот годятся ли близкие для обычных жизненных ситуаций — это бааальшой вопрос.

Вот простейший пример из «Катечкиной классики». Допустим, мой муж не хочет покупать мне сапоги. В примере этом нет ничего удивительного и неожиданного, так как действительно не хочет. Семи лет совместной жизни вполне хватило для того, чтобы понять, что во вселенной есть две бесконечные вещи: собственно сама вселенная и моя, катечкинская, обувка. Но это к делу не относится. К делу относится то, что у меня дамская проблема размером с земной шар, и с этой самой проблемой я могу позвонить двум своим подругам — Свете («неблизкой») и Лене («ближе только allways»).

Начнем с неблизкой Светы, которая меня не знает.

— Свет, — скажу ей я. — Ты представляешь, вчера видела клевые сапоги, а мне их не купили.

Так я скажу, а потом начнется елей.

— Вот ведь козел, — скажет мне Света. — Нет, все-таки современный мужик измельчал.

— Измельчал, — горько отвечу ей я и даже всхлипну.

— Не переживай, — ответит мне Света. — Мне тоже не купили.

— Вот ведь козел, — посочувствую Свете я.

Следующие десять минут мы будем обсуждать козловодство вообще и в частности, всячески жалеть друг друга и, наконец, расстанемся с чувством взаимной симпатии. Да, не близки — в ведра не блевали, задниц не вытирали и под стол не прогуливались. Да, может быть, в разговоре отсутствовала глубина и тайные смыслы. Да-да-да-да. Но так ли это плохо?