Наталья Нестерова - «Конкурс комплиментов» и другие рассказы от первого лица (сборник) Страница 24

– Что же я за сволочь! Мать! Сын! На что жизнь тратил? Ты тоже… меня прости!

– Не убивайся! – плакать не плачу, а слезы ручьями бегут. – Ты ни в чем не виноват. Работал, жилы тянул, а я… От начала до конца во всем виновата. Хотела, чтоб лучше было, а теперь посмотреть – и мать, и жена, и невестка я никчемная…

Рыдали мы на пару, обнявшись, так по покойнику не плачут, а мы по себе – по здоровым и сильным.

Потом как бы и стыдно немножко было, но легче на душе стало – точно. Я Саше предложила порядок и чистоту в доме навести. Бабушке Оле сил хватало только в центре прибрать, до углов да окон руки не доходили. В больницу нам почему-то боязно идти было. Сходили в магазин, купили продуктов и моющих средств. Шесть часов квартиру драили. Саша прежде за тряпку никогда не брался, а тут добросовестно трудился, по моей подсказке, конечно. Во дворе веревки натянули, чтобы постиранные шторы, покрывала да бельишко высушить. Наверное, со всех окон народ смотрел, когда Саша с тазиками бегал и прищепками белье закреплял.

Рома пришел вечером. Таким он мне взрослым и красивым показался! Сердце, до чернослива сморщенное, оживать и силой наполняться стало. И еще законной гордостью!

Ужин у меня был готов, а также бульон куриный, паровые котлеты – бабушке завтра в больницу. Сын увидел нас – обрадовался, расцеловал. Он-то думал, мы сразу его запись обнаружим, не догадывался, что мы неделю на том свете прожили. Мы не объясняли. Ужинаем, Ромка про город, про бабушку рассказывает. А я возьми и спроси:

– Где твоя куртка кожаная? И джинсы фирменные, свитер голубой? А часы? Потерял?

Я весь дом перевернула. Сын в какие-то лохмотья одет, а эти вещи – ценные, на дни рождения даренные.

Ромка вилку отложил, тарелку рассматривает, потом глаза поднимает и говорит:

– Продал. На толкучке. Потому что не было денег. А бабушке нужны фрукты. Я денег у вас не брал. Добирался сюда на электричках, двое суток.

И тут вдруг Саша по столу кулаком как треснет! Тарелки подпрыгнули, стаканы упали, мы с Ромкой даже пригнулись от страха.

– Так! – заревел муж не своим голосом. – Хватит!

Мы думаем, что он дальше что-то важное скажет, но Саша, похоже, сам растерялся и молчит с выпученными глазами. Я не выдержала и выступила:

– Сынок! Мы многое передумали. Мы теперь будем жить совсем по-другому.

– От бабушки не уеду! – решительно заявляет Ромка. – Я уже в здешней школе был, меня примут. Только нужные документы вышлите. И еще… еще денег… но, если не дадите, я вечером устроюсь работать. Потому что бабушкиной пенсии нам не хватит. Ей сейчас нужны лекарства…

– Заткнись! – Саша пришел в себя. Рявкнул, а потом сбавил пыл и заговорил почти ласково: – Сынок, ты из меня придурка не делай. Мы с матерью пережили и передумали, не сомневайся. Ты во многом был прав. Но не прав!

Тут я сильно занервничала, потому что Саша по природе не краснобай и речей длинных не любитель. Напортит, не донесет до сына, что мы перечувствовали. Но Саша хорошо, главное, твердо сказал:

– Ты, Ромка, в силу возраста, многое не понимаешь. Я свою жену, твою маму, это… люблю как… как надо. Жизнь отдам в целом и по частям. Она тоже… надеюсь, то есть уверен… Дальше. Забираем бабушку к нам, все едем домой и… И живем, как люди. Ясно?

Ромка кивнул, схватился за вилку и стал быстро есть. Оголодал мой сыночек! Он в тот вечер сметал все с тарелок, как из тюрьмы вернувшийся.

Сказать, что дальше наша жизнь покатилась радостно и безоблачно, было бы неправдой. Бабушка Оля, которую мы привезли к себе, – не такая уж ласковая и безропотная старушка. Она двадцать лет прожила одна, и заморочки имеет, прости господи! Больше всех Ромке достается, ведь он с ней в одной комнате живет. Да что жаловаться, неизвестно, какими сами будем перед концом.

На нас с Сашей, конечно, Ромин побег и та пленка влияние большое оказали. Сначала даже разговаривать толком друг с другом не могли. Хотя ночью, по семейно-любовному все здорово улучшилось. На каждом слове заикаемся, каждое предложение на свет рассматриваем – а не упрекаю ли я своего дорогого, не сволочусь ли? И ведь трудно поначалу было! Всю жизнь по-простому говорили, как воду лили, а тут требовалось культурно объясняться, непривычные слова употреблять. Но когда привыкли, самим понравилось. И зауважали мы друг друга. Казалось бы – столько лет вместе, какие могут быть открытия? Да вот и есть!

Подарки стали дарить. Вручали, обязательно, чтобы Рома видел. Саша, конечно, всякую чепуху покупал – то брошь аляповатую с камнями бутылочного стекла, то кофту на три размера меньше моего. Деньги на ветер, но все равно приятно. Я мужу полезные вещи дарила – станок для бритья импортный, шарф исландской шерсти.

И постепенно втянулись мы в новую жизнь. Реже стали за закрытыми дверями, подальше от сына, злым шепотом отношения выяснять. Поняли, что бесполезное это дело – претензиями обмениваться. Убедить не убедишь, только обиду вызовешь. Лучше спокойно объясниться, на рожон не лезть и даже соломки постелить. Например, начать мужу промывку мозгов со слов: «Может, я не права, ты мне объясни, но…»

Когда мы с Сашей «перестроились», то стали замечать то, чего раньше не видели. Большинство близких людей (муж – жена, родители – дети) общаются между собой как враждующие стороны, хотя ведь на самом деле любят друг друга. Когда Саша первый раз меня прилюдно «дорогой» назвал, друзья чуть со стульев не попадали. Подруги допытывались: что такое ты с мужем умудрила? А он чем прославился, если ты, как молоденькая, воркуешь и подарки ему ищешь? Я отшучиваюсь. Ведь не скажешь, что не муж, а сын на путь праведный наставил.

Надолго ли нас хватит? Не случится ничего из ряда вон выходящего, так на всю оставшуюся жизнь, надеюсь. Мы же не врем, очки не втираем, а естественно себя ведем. Вот и Рома говорит:

– Раньше у вас отсутствовала культура межличностного общения, а теперь вы ее приобрели.

Саша смеется: сынок рассуждает – чисто Эйнштейн.

Бизнес-леди

Я – та самая злодейка, смазливая длинноногая секретарша, которая увела шефа от его верной и стареющей жены. Оправдываться не собираюсь. И когда мне однажды заявили: «Ты по трупам пойдешь!», я сказала, что не в ответе за тех, кто лапки кверху задирает, при малейшей трудности пластом на асфальт ложится. Ходят по тем, кто позволяет себя топтать. Это не про меня! Свою цену я знаю, она растет день ото дня. И будет расти! Потому что ни умом, ни внешностью Бог меня не обидел, и распорядиться ими я умею.

Десять лет назад я недобрала балл на экзаменах в строительный институт, поступила на вечернее отделение. Родители устроили меня секретаршей к своему приятелю Кириллу Петровичу, начальнику строительно-монтажного управления. Дядю Киру и его жену тетю Глашу я знала с пеленок. С их сыном мы – ровесники, вместе совершали набеги на соседские сады на даче. Нас одно время дразнили женихом и невестой, родители мечтали нас поженить. Но, когда мы выросли, выяснилось, что я к нему испытываю не больший интерес, чем он ко мне. И ни о какой пламенной детской страсти к дяде Кире речи идти не могло. Он был стар (сорок пять), лыс и пузат. Но специалист, организатор производства и лидер он был настоящий – это я быстро поняла.

Я пришла в СМУ в тот момент, когда Кирилл Петрович отчаялся навести порядок в государственном предприятии и решил основать свое личное. Работать приходилось сутками, чем я с удовольствием и занималась. Быстро стала его правой рукой и незаменимым помощником. Многие думают, что секретарша – это кофе подать и глупой куклой торчать в приемной. Ничего подобного! Рационально спланировать рабочий день начальника так, чтобы ни минуты даром не пропало, – целая наука. Встречи, переговоры, заказчики, смежники – по полсотни звонков в день, уши опухали и голос садился. И при этом я постоянно училась – не только в институте, но и осваивала технологию, номенклатуру, термины. На личную жизнь времени не оставалось. Один раз подружки вытащили меня на дискотеку, я там в углу под громовую музыку заснула. Вот как уставала! Молодые люди, которые оказывали мне внимание, пытались закрутить романы, казались мне глупыми веселыми щенками. Я невольно их сравнивала с Кириллом. Он – настоящий зубр, а у них еще молочные зубы не выпали.

Через два года наша фирма крепко стояла на ногах. Кирилл Петрович заявлял честно и неоднократно, что мой вклад в успех, авторитет и прибыли фирмы неоценим. А я к тому времени от восхищения его деловыми качествами незаметно перешла к восхищению им как мужчиной. Кирилл уже не казался мне старым и обрюзгшим. Напротив – эталоном мужских достоинств. Он не соблазнял меня и не домогался. Первый шаг я сделала сама и ни секунды не сожалею.

Обычно в командировки, по области и в столицу, Кирилл ездил один. Но как-то я напросилась: возьмите меня в Москву. Он согласился. Все имевшиеся у меня деньги я потратила в магазине женского белья на изумительный гарнитур – коротенькую прозрачную ночнушку и пеньюар. Вечером приняла ароматическую ванну, распустила волосы, накинула гарнитурчик и заявилась к нему в номер. Сказала просто и честно: «Я тебя люблю! Хочу, чтобы ты был у меня первым и последним, единственным». Сбросила пеньюар и юркнула к нему под одеяло.