Мария Песковская - Там, где два моря Страница 24

Против обыкновения, разбудили его не звуки большого города, не будильник на сотовом и даже не телефонный звонок, а скулёж и возня в прихожей.

«У-ау...» – Он зевнул и тут же «проглотил» зевок, когда взгляд его скользнул и остановился на телефоне. Стас мгновенно вспомнил вчерашнее, защекотало где-то внутри, и жизнь сразу стала интереснее.

Дверь приоткрылась, в комнату вкатился, повизгивая, маленький плюшевый шарик, за ним вошла женщина в переднике поверх ковбойской рубашки и узких брюках. Она не любила домашние халаты, и, наверное, его жена тоже не будет их носить.

– Яичницу будешь? Сколько яиц тебе поджарить? – спросила женщина.

– Не, ма, я потом. Сейчас не хочу.

– Совсем там отощал. Никто тебя не кормит. И куришь, куришь.

– Я бросаю, мам.

Если присмотреться, у него были материны тонкие губы и раздвоенный подбородок.

Пегий вихрастый щенок уморительно пытался укусить Стаса за тапку. Стасик брезгливо поморщился – он обслюнявил ему весь вельвет – и мягко отодвинул паршивца ногой. Щенок обрадовался, что с ним играют, и, отъехав на подушечках по скользкому полу задом наперед, с рвением и щенячьим азартом снова ринулся на Стасиковы тапки. А Стасиковы тапки не захотели больше играть и больно пнули щенка. Он взвизгнул и укатился прочь.

– Опять бракованных было двое. Девочку я пристроила. А этого... Менять надо Сильву, – сказала мать, ничуть не меняясь в лице.

Сильва была породистая сука, и щенки стоили дорого. Но в последнее время в помете нет-нет да и появлялись один–два щенка с искривленными от рахита лапками.

– Что у тебя там, в городе, есть кто? – спросила женщина в ковбойской рубашке...

– Потом, ма, потом, – ответил сын.

Они оба хорошо знали, что «потом» не будет. Это он в отца такой скрытный, ее мальчик.

«Мальчик мой! Я покажу тебе жизнь!..» – чуть театрально говорила ему Бэлла и перебирала его кудри длинными пальцами. У Бэллы классически красивые руки с острыми акриловыми ноготками. Произведение маникюрного искусства, они мешали ей подыгрывать самой себе на рояле, но для томного распутывания Стасиковых кудрей были в самый раз.

Его голова лежала у нее на груди, иногда на животе, тогда Бэлла поднимала колени, чтобы было удобнее, и полы ее длинного лилового халата из настоящего китайского шелка, под которым ничего не было, соскальзывали вниз, открывая стройные бедра. Это были самые умиротворяющие моменты их сумбурного романа, впрочем, их немного и было-то.

Один раз был дождь. Налетел ветер, небо почернело, крупные капли бились о стекло в полной тишине, и казалось, было слышно даже, как они шлепаются на пыльный асфальт, моментально заполняя все неровности антрацитовыми лужами. В лужах отражался свет фар проходящих мимо автомобилей, отсвет их падал на окна второго этажа, падал и уходил. Стасечка заснул у нее в руках, а Бэлла слушала дождь, смотрела, как ручейки стекают по стеклу, и отчего-то хотелось тихо плакать. «Это все ненадолго, – думала Бэлла, – это скоро закончится...» И мысли эти ее были совсем не про дождь. И страх потери, близкой и неизбежной, был в такие моменты сильнее любви. Он грелся у ее огня, а она боялась его потерять. Он безмятежно спал, а она уже пыталась его удержать.

«Я не смогу без тебя жить!..» – думала Белка, когда он приходил, и влажно глядела на него.

«Бежать куда-то – зачем?..» – думал Стас, зевая, как обычно не выспавшись, и тер сухие глаза. Он выходил за дверь, в большой мир, оставляя Бэллу с ее роскошным халатом, и возвращался все реже и реже.

В другой раз умиротворение заблудилось где-то по пути.

«Я бейсболку в прихожей оставил», – сказал Стас. «Ну и что?» – ответила Бэлла. «Как это что? – сказал Стас. – Там кот!.. Сходи забери». – «Да ладно тебе...» – «Нет, ты забери...»

Кот Лампас не очень привык, чтобы в его доме гладили кого-то, кроме него. А потому он исправно гадил в обувь незваным гостям. Вдруг ему понравится Стасечкина бейсболка? Лампас – котяра модный. У него полоски симметричные на задних лапах с рождения, отсюда и имя. И Бэлла – она принадлежит только ему, с рождения.

Лампас, Фугас, Прибамбас, Адидас, Пегас, Плексиглас, Рыбий глаз... – как только не издевался над его именем Стас. Ничего, он мокасины-то его найдет. И пометит. В другой раз.

Надо позвонить Бэлле. Или не надо? Нет, он все-таки должен.

Звонить придется с мобилы. Только надо, чтобы деньги все не потратились – остались на сегодня. Защекотало опять где-то внутри... Интересно, это он ей «изменяет» или нет? Здесь, конечно, можно купить карту оплаты – сейчас везде можно, но надо еще выяснить – где.

А она обрадовалась. Заволновалась даже. Бэллочка. ...Кто же морочит ему голову? «Обе».

«Я, может быть, никогда не скажу, что люблю тебя...» – сказал он ей между прочим, просто так. И эти слова ласкали и мучили ее после долго, долго... Ну кто его просил?! А тогда был прекрасный летний вечер, какой бывает – может быть... – раз в жизни. Потому что это и было его признание в любви.

Потом он уходил от нее в ночь. Зачем?.. Она не знала. Что ж, пусть идет. Она не может его удержать. Он думает, что он – одинокий волк. Без привязанностей. Он думает, что ему нужна его свобода. Что ж...

А она смотрела на него... Ах, не надо было так на него смотреть!.. Это слишком... Все слишком. Маленькие мальчики, даже если и играют на больших контрабасах, они не понимают, когда на них так смотрят. Они рискуют не выдержать потока. Они могут нечаянно захлебнуться в любви.

«Какой он все же чудной, никому в этой своей „чудности“ не нужный», – думала Бэлла, глядя, как он надевает бейсболку и неловко топчется у порога, думая, что имеет очень независимый вид. Так хотелось в этот момент обнять его всего-всего, не касаясь даже руками. Руками – это пошло. Она обнимала его взглядом и отпускала от себя по чуть-чуть, не сразу, чтоб не больно. «Иди уже!»

Он уходил и пропадал совсем. Это уже было.

– Давай договоримся, – сказала однажды Бэлла. Чудесный, чудесный был вечер. И зачем было все портить? – Давай договоримся с тобой. Ты уходишь... Я должна понимать... Уходишь – уходи. И я буду ждать тебя всегда, пока буду чувствовать, что нужна тебе. Живи как привык. Я не буду тебя контролировать. Конечно, ты свободен, но я тоже хочу знать, на каком я свете. Ты мне хотя бы звони – что ты, где ты...

«С кем ты?» – спрашивать об этом Стасечку, пожалуй, было бы излишеством. Он был из тех редких мужчин, которые изменяют с женщиной не другой женщине, а своему делу. Стас Свенягин был прочно женат на своем контрабасе.

– Хорошо, – ответил Стас. И ушел.

Файл 7.docТщеславный контрабас

Кто-то любит носить смокинг. И курить сигары. Кто-то ограничивается тем, что имеет самые длинные и самые шелковые галстуки в гардеробе. Некоторые могут позволить себе кататься в самом большом автомобиле.

Стасу все это заменял контрабас. Не то чтобы он очень его любил, но бас – штука серьезная. Это не какая-то там скрипка или даже альт. На виолончели «работал» его отец. Это значит, что сын просто обязан пойти дальше него.

Работал Стас по-честному много. На жизнь в этом большом жлобском городе надо пахать и пахать. И он «пилил» своим смычком, крепко сжимая «трудягу»-баса другой жилистой рукой, кряжисто расставив ноги. Чтобы прочно стоять на земле, он, как и многие, имел ангажемент во всех возможных музыкальных коллективах города. Все они несли культуру в массы.

Стаса Свенягина все уважают. Он нужен. Про себя и про контрабас Стас мог говорить часами. Между нами, это многое ему заменяло.

В промежутках между напряженными репетициями и бесконечными выступлениями Станислав Свенягин спасал мир. Такой уж он!.. По вторникам помогал незрячим старушкам переходить дорогу, по средам чинил одиноким соседкам мебель, пострадавшую от когтей любимых кошек, да, много чего еще. А вот самих кошек он терпеть не мог во все дни недели. Котов особенно.

Вчера он согнал Лампаса прямо со стола! И как Бэлла позволяет ему хозяйничать на кухне?! От котов – одна зараза. А ночью это животное нассало ему на носки. Поэтому он весь день сидел в загсе и густо пах. Они опять венчали с утра до ночи. И «Декаданс» сбился в трех местах. Все равно, правда, никто не заметил.

Далее по тексту...

...Ну вот, а потом он написал ей снова: «Я голову ломаю: кто ты?»

Белка не помнила, кто первым отправил эсэмэску в тот вечер.

«Есть только один способ узнать. Давай встретимся», – подначивала коварная Бэлла и дрожала от нетерпения в мобильном ожидании. «Давай, – соглашался Стасечка, изменщик. – Только я буду в городе через неделю». Ох, Бэлла швырнула бы в него телефончиком-то! Ну и дальше по тексту. Слово за слово.

«Что делаешь?» – «Пью». А тут, откуда ни возьмись, Лорка: «Контрабас не пропей, солнце!» – не со своего, конечно, номера. С номера загадочного абонента. Смеху было! Понятно, что только Белка смеялась. Потому что контрабас – это очень серьезный инструмент.