Михаил Пак - Эолли или легкое путешествие по реке Страница 24

— А ты его не убил? — спросила она.

— Куда он денется — живой! — бросил я.

Мы вышли из стадиона через дыру в заборе. Потом наткнулись на лежащего Коляна, верней, сидевшего на земле, и прислонившегося спиной к забору. Он постанывал.

— Человек лежит, — пробормотала Вероника.

— Это не человек, это дерьмо.

Мы пошли подальше от стадиона и поймали машину. Только здесь, когда мы уселись на заднее сиденье, Вероника уткнулась мне в плечо и дала волю слезам, всхлипывала безудержно, подрагивая хрупкими плечиками. Водитель, частник, должно быть, азербайджанец, поглядывал на нас в зеркало заднего обзора и молчал. Что он думал — неизвестно. Поздняя ночь, взрослый мужчина, плачущая девчушка с лицом подростка, одетая в джинсовую курточку, под которой изорванная майка… Что мог думать пожилой человек обо мне? Плохо он думал.

Добрались мы домой во втором часу ночи.

Вероника приняла душ. Потом я помазал ей йодом ссадины на лбу, шее, на спине под лопатками и на груди. Груди у нее были маленькие, — холмики с кулачок. На левой груди вокруг соска виднелся синяк, а на правой — царапина, должно быть, оставленная ногтем преступника.

Девушку немного знобило. Я заварил чай с лимоном и мятой. Облачившись в банный халат Эолли, Вероника отхлебывала из чашки и выглядела удрученной.

— Вот тебе и дискотека, — протянула девушка. — Чуть не изнасиловали. Если бы не ты — так и случилось бы. Извини, что напрягла.

— Ничего, — сказал я. — Худшее позади.

— Представляешь, танцую себе, никому не мешаю. И тут подваливают двое парней и говорят, что, мол у твоего приятеля, то есть, у тебя — большие проблемы, и что надо срочно предпринять меры, иначе не миновать беды. Я гляжу — тебя нету. И пошла. А они все поторапливают, приводят на стадион. Там я все поняла, но поздно…

— Один из них отвлек меня, — сказал я. — Я тоже не сразу догадался.

— А чего они на меня глаз положили? Может, из-за мини-юбки? А там много девчат в мини-юбках было…

— Подонки вышли на охоту, им все равно, кто попадется на удочку?

— А как ты справился с троими? Они же все здоровяки.

— Ну, кое-чему я в армии научился.

— Будь я твоя девушка, я бы гордилась тобой.

— Чего там, — махнул я рукой. — Как ты, согрелась?

— Ага. Уже получше.

Я не мог уснуть. Меня мучил вопрос, — что с Эолли, где она сейчас? Может, ее похитили? Кто похитил? Имеет ли отношение сегодняшний случай на дискотеке с ее пропажей? А кто проколол колеса на "Тойоте"? Ведь до сих пор ничего такого с моей машиной не случалось.

Стараясь не шуметь, я пошел на кухню и выкурил сигарету. Вернулся. Вновь стал думать об Эолли. Разве уснешь. Я услышал, как в соседней комнате скрипнула кушетка, Вероника приблизилась ко мне в ночной рубашке, осторожно забралась в постель.

— Мне там страшно одной, — сказала девушка. — Закрою глаза и чудится, будто меня насилуют.

— Не бойся, — успокоил я, обнимая ее за плечи, — все будет хорошо. Спи.

— Расскажи мне сказку, — попросила Вероника. — Я сто лет не слушала сказку, с тех самых пор, когда мне, маленькой, рассказывала мама.

Я не стал допытываться у Вероники, что произошло с ней, отчего она живет у дяди, а не у своих родителей. И вообще, лезть в чужую душу не в моих правилах. Я перебирал в памяти сказки, которые когда-то читал, будучи школьником, но ни одну из них не помнил хорошо.

— Расскажу-ка я тебе про персики, — решил я.

— Про персики? — переспросила Вероника.

— Ага.

— Интересно…

— Ну, слушай… Жил-был в одной деревне мальчик, лет тринадцати-четырнадцати. Ванюшей его звали. Однажды Ваня заболел воспалением легких, и, поскольку в деревне был только медпункт, родители отвезли его в райцентр. А в тамошней больнице все палаты переполнены больными детьми. Ну и положили Ваню на кровать в коридоре. И стали лечить, делать уколы четыре раза в день. Начал он поправляться. А доктора приветливые, добрые. Особенно нравилась мальчику медсестра Светлана. У нее были светлые голубые глаза и волосы, цвета соломы, заплетенные в тугую косу. Светлана работала через сутки, и когда она оставалась на ночное дежурство, то зачастую ложилась к Ивану на кровать, на самый краешек, чтобы прикорнуть пару часов, а к ногам приставляла стул. От волос Светланы пахло полевыми цветами, и Ивану делалось на душе хорошо и спокойно. У медсестры был парень, работавший водителем кирпичного завода, он часто заезжал на своем грузовике во двор больницы и они со Светланой недолго разговаривали на скамейке.

Однажды, гуляя в больничном дворе, Ваня услышал обрывок их беседы.

"Хочется персиков", — сказала парню Светлана.

"Еще чего? — ответил водитель. — Ты, что, маленькая?"

Ваня вскоре выздоровел и уехал в деревню. Во всей деревне персики росли только у деда Григория, пасечника, слывущего очень крутым нравом. К тому же у него была очень злая собака. Но Ваня, все-таки, пересилил страх и забрался ночью в сад деда Григория и сорвал персиков ровно десять штук. Утром Ваня отправился в райцентр пешком, а это без малого — пять километров. Нашел ту больницу. Но мальчик не решался зайти внутрь. Тут он увидел знакомый грузовик, стоявший во дворе больницы. Ваня открыл дверь и положил пакет на сиденье водителя и быстро ушел. Спустя неделю, Ваня получил письмо от медсестры Светланы, где она поблагодарила его за очень вкусные персики. Вот такая история.

— А что было дальше? — спросила Вероника.

— Прошли годы, Иван стал взрослым, для него та давняя история с персиками была как сказка, которую он вспоминал с большой нежностью.

— Медсестра Светлана была его первой любовью, — заключила тихо Вероника. — А Иван — это ты?

— Я.

— Здорово. Я у меня ничего такого в жизни не было.

— Еще все впереди.

— Ты думаешь?

— Конечно.

Вероника притихла, а вскоре уснула, уткнувшись лбом мне в грудь.

Утром я проснулся, разбуженный каким-то необычным звуком. Тот звук, прозвучавший внутри меня и заставивший меня открыть глаза, не был похож на дверной звонок или телефонный, а тем более — на звонок будильника. Даже не объяснить — что он напоминал. Какую-то музыку, наверное.

Часы на стене показывали 7:15.

Вероника мирно спала. Я встал, умылся, поставил на газ чайник. И в это время я вспомнил звук, поднявший меня с постели, — то была короткая мелодия моего компьютера-ноутбука, который он издавал при включении и выключении. Я не пользовался ноутбуком с тех самых пор, как появилась Эолли.

Я сходил в комнату за ноутбуком, плотно прикрыл дверь, подсоединил провод к телефонному гнезду и включил компьютер. Ввел код и зашел на почту. Мне было письмо от некоего Аксинфия Модестовича, написанное пять дней назад, то есть, с того времени, когда пропала Эолли. Почту с неизвестными адресатами я всегда удалял, не открывая, потому что они могли занести вирус.

Подумав несколько секунд, я открыл письмо.

"Уважаемый Андрей! Я хотел бы встретиться с Вами по очень важному вопросу. Дайте знать о своем решении. Только одна просьба — ни с кем не советуйтесь. Впрочем, у вас нет другого выхода. Аксинфий Модестович".

Я перечитал письмо несколько раз. Сомнений быть не могло — Эолли похитили, а этот Аксинфий Модестович, должно быть, выступал в роли посредника.

"Согласен встретиться. Назначьте место и время. Андрей."

Написав ответ, я стал ждать. Слишком рано, подумал я, этот Аксинфий, должно быть, еще спит. И вообще, почему незнакомец связался со мной по электронной почте? Если он выяснил мой э-мейл адрес, то наверняка, он знал и номер моего телефона. Странно всё и непонятно. Одно хорошо — появилась зацепка, тонкая ниточка, связывающая меня с Эолли.

Вскипел чайник. Я заварил кофе. И закурил. С этикетки стеклянной емкости мне улыбался Пеле. "Я, похоже, здорово влип, маэстро, — обратился я мысленно к знаменитому футболисту. — Они завладели инициативой, воспользовались запрещенным приемом. Применили жестокий фол по отношению ко мне, и никто вокруг не заметил это. Обыграли всухую. Мне ничего не остается, как признать поражение…" "Игра в одни ворота, — усмехнулся великий бразилец. — Это не по правилам. Но у тебя есть еще время. За тобой штрафной удар с одиннадцатиметровой отметки. Пробей хорошо, чтобы без сучка и задоринки!.."

Я затушил в пепельнице окурок и стал пить кофе.

На экране монитора, в углу, замигал конвертик, извещающий о том, что мне поступило письмо. Я открыл его. Писал Аксинфий Модестович.

"Вы слишком долго молчали. Несмотря на мое предупреждение, вы все-таки обратились за чужой помощью. Это в корне меняет дело… Встреча наша, скорей всего, невозможна по вашей вине. А жаль…"

Я тут же написал ответ:

"В последнее время я не пользовался компьютером. Вот и вся причина. Андрей."

Аксинфий Модестович молчал около получаса. Наконец он ответил: