Девушка без прошлого. История украденного детства - Даймонд Шерил Страница 24

— Зачем любить кого-то плохого? — Я всегда мыслю рационально.

— Так интереснее. — В его голосе слышна улыбка.

— Правда?

— Конечно. Предсказуемые люди скучны. Нужен какой-то огонь.

Я снова смотрю на закат. Небо стало багровым.

— У тебя он есть, — тихо говорит он.

Слова будто повисают в сухом воздухе между нами. В такие моменты я чувствую свою власть над ним, и мне кажется, что я падаю в пропасть.

Я начинаю понимать, что, не желая того, произвожу впечатление на него и на других мужчин. Из-за этого я не понимаю, как мне себя вести. Мужчины кажутся мне большими и неподвижными, но постепенно я осознаю, что они довольно податливы. Но если они вдруг начинают двигаться, это может быстро выйти из-под контроля. Вот почему я решила припрятать эту свою способность куда-нибудь поглубже, но в то же время приглядывать за ней, как за бомбой, которую лучше не оставлять без присмотра.

Рассматривая профиль Фрэнка, окрашенный светом заходящего солнца, я размышляю о том, что до сих пор безумно люблю его и хочу, чтобы мы снова стали друзьями, как когда-то. Мы больше не обнимаемся. Он не хватает меня за шею и не целует в лоб, как в те времена, когда я была маленькой. Для меня расцвет привлекательности оказывается напрямую связан с исчезновением близости и любви. И в последнее время это начинает меня злить, а не печалить. Виню я, конечно, себя. Мой гнев никогда не обращается на других — для него есть девочка в зеркале напротив.

Внизу по улице идут парочки. Они держатся за руки, направляясь на пляж, иногда останавливаются, чтобы поцеловаться. И тут до меня доходит, что Фрэнк никогда меня не целует. Может быть, дело в том, что для этого нужно смотреть в глаза? Но, учитывая все, что между нами происходит…

Наверное, со мной что-то не так.

Я наклоняюсь ближе к краю. Мозолистая ладонь лежит на обтрепанном краю шортов — это помогает держать равновесие. В принципе, все не так и плохо. Даже отсюда, сверху, поцелуи мне не нравятся. Это слишком интимно.

Новое папино «дело» довольно крутое, потому что в нем задействованы королевская семья и манипуляция сознанием.

Уже какое-то время меня развлекают высказывания и неожиданные шутки человека, которого папа зовет Эгоцентристом. Он — автор нескольких книг по развитию памяти и психологическим тренингам, опытный оратор, обладатель ай-кью в сто шестьдесят баллов — подтвержденного! — а папа занимается маркетингом для него. Как и все бизнес-идеи моего отца, эта тоже выглядит забавной. Хотя я еще не догадываюсь, что она станет причиной для запрета на въезд в Израиль и что нас разлучат.

Папа каким-то образом добился того, что Эгоцентриста наняла аристократическая семья из Лихтенштейна. Теперь он учит богатых бизнесменов и шишек из правительства, как превратить свой разум в стальной капкан и запоминать имена, хобби и предпочтения всех своих деловых знакомых, суть прочитанных книг, важные исторические даты и телефоны любовниц.

Задолго до встречи с Эгоцентристом папа сам учил нас запоминать. Дело не в том, что люди чего-то не видят, говорил он, а в том, что они не смотрят. Я всегда запоминала людей и лица, и прошлое представляется мне серией четких мысленных фотографий. Но с методами Эгоцентриста мы сможем вспомнить имя, профессию и имена детей человека, которого видели всего минуту несколько месяцев назад. По моему опыту, это либо глубоко людям льстит, либо очень их пугает.

Метод основан на ассоциациях. Услышав имя человека, ты подбираешь ему характеристику или похожее по звучанию слово и придумываешь коротенькую историю. Аарон — бывший барон, Янина — пухлая, как перина, а Роджер в наших головах навсегда застрял под рождественской елкой. Длинные связки цифр тоже становятся приключением. Четыре — это лодочка под парусом, семь — скала, девять — толстяк, а шесть — вишенка. Мистер Толстяк (девять) отправляется в плавание вместе со своим другом-снеговиком (восемь), миской черешни (шесть) и ручным лебедем, также известным как двойка, и вот они плывут-плывут и бах! — налетают на скалу (семь). Некоторые из этих историй мне так нравятся, что я до сих пор помню телефон какого-то вегетарианского ресторана в Гамбурге.

Все это — элементы папиного необычного подхода к образованию. Иногда мы неделями вообще не вспоминаем о школьных предметах, или, по крайней мере, мне так кажется. Но он каким-то образом впихивает в меня знания. Он любит дарить мне тщательно упакованные книги, украшенные лентами, — его фирменный знак. В последнее время все эти книги посвящены манипуляциям — и это в дополнение к методам Эгоцентриста. Там можно найти любые манипуляции: от инструкции, как затащить в постель красивую женщину, до создания идеального убийцы. Это невероятно интересно, но все же что-то меня смущает.

— Ты почему хмуришься? — с интересом спрашивает он. Мы лежим рядом на диване, обсуждая очередную книгу.

— Я не уверена, что мне нравится идея управлять подсознанием людей. — Вообще-то, я уверена, что она мне категорически не нравится, но мне не хватает духу открыто ему возражать. — Мне больше нравится, чтобы люди делали то, что я хочу, потому что ценят меня за мои достижения. Тогда мне не пришлось бы их обманывать.

— А почему ты думаешь, что речь идет об управлении людьми? — Он смотрит мне в глаза.

Я окончательно перестаю что-либо понимать.

Он холодно улыбается:

— Важно, чтобы никто не смог обмануть тебя.

Летом в Израиле все валяются на пляжах, покрытые восхитительно бронзовым загаром и освещенные солнцем. Гигантские волны пугают, но я все равно лезу в море с бодибордом.

— Рой! Эй!

Фрэнк оглядывается. С его лица стекает вода. Двое мускулистых парней гребут к нам и улыбаются:

— Mah nishmah?[15]

— Отлично! — Фрэнк кивает им, лежа на доске, которая медленно поднимается и опускается вместе с волнами. — Это моя сестра Кристал.

Я заправляю прядь волос за ухо и думаю, что можно не спрашивать: и так видно, что это ребята из сборной Израиля по плаванию — плечи их выдают.

— Ты гимнастка, да?

Я улыбаюсь. Мне льстит, что они меня обсуждали.

— Наша олимпийская надежда. — Фрэнк плещет мне в лицо средиземноморской водой.

— Знаешь, — замечает один, пристально глядя на меня, — ты не похожа на еврейку.

— Немецкая кровь, — хором говорим мы с Фрэнком.

Наконец добравшись до берега, покрытые песком и солью, мы находим Кьяру и втроем бредем домой по набережной, задевая друг друга досками. Двое темноволосых и загорелых юнцов лет двадцати и их светловолосая одиннадцатилетняя сестренка. На мгновение напряжение между ними будто пропадает. Прохожим мы должны казаться нормальными. Но Фрэнку и Кьяре уже за двадцать, а им все еще не разрешают с кем-то встречаться или заводить друзей. Все наши фальшивые паспорта лежат где-то у отца. И, даже прогуливаясь вечером, мы все равно думаем, что гораздо умнее любого встречного. Потому что при таком количестве тайн тебе всегда кажется, что ты знаешь намного больше. Как будто ты на шаг впереди.

По пути мы заходим за бананами в расположенный на углу магазинчик. У отеля я очищаю один и уже собираюсь свернуть к стеклянной двери, но Фрэнк вдруг шепчет:

— Нет, идите прямо! Идем дальше!

Мы резко меняем курс, и, заметив в стекле отражение, я понимаю, в чем проблема. На другой стороне улицы прячутся за пешеходами парни из его команды.

— Черт! — недовольно ворчит Фрэнк.

Они явно поняли, что мы их заметили, потому что уже бегут через улицу.

— Вы тут живете? Ты никогда не говорил.

Парень с острым взглядом, похоже, главный.

— Да ну, кто же живет в отелях? — спокойно отвечает Фрэнк, но я чувствую, что он напрягся.

Сквозь дверь я вижу, что наша любимая девушка за стойкой заметила нас и радостно машет. Я старательно игнорирую ее, и мы идем дальше.

— Домой идите, дебилы! — кричит Фрэнк своим приятелям и изображает удивительно правдоподобный смех.