Леонид Рудницкий - Бомж городской обыкновенный Страница 25

– Вот те на! – сказал он вслух, пораженный своим открытием. – Владение ишаком только началось, а на меня уже свалилось столько неудобств. А что будет дальше? Нет, на фиг! До первого рынка, а там продаю! Вместе с халатом и тюбетейкой.

У него еще мелькнула мысль попросту сбежать от ишака. Привязать его, например к дереву, и уйти. Или отвлечь его внимание и быстро сесть в проходящий транспорт. Но он отогнал ее прочь, как постыдную. Хотя и продавать ишака на колбасу было не менее позорно. Но может быть, купят не на мясо?

Он прикинул расстояние до центра и решил, что дня за два дойдет. Было досадно, что эти два дня он отрывает от обхода Садового. Так бы он сколько смог отмахать, а так – вот, очередная задержка.

Эти задержки случались постоянно, словно судьба противилась его планам. Вот и ишака подсунула. А избавится он от ишака – подбросит что-нибудь еще, например крокодила. Ей ведь ничего не стоит. Но это уже шиш! С крокодилом он столько возиться не станет. И ни с чем больше.

Но вообще, если честно, за последний год обид на судьбу Витек не таил. Вот раньше – да, а теперь – нет. Сколько раз он мог бы склеить ласты – а ведь жив же! И за это ей спасибо. Жить всякая тварь хочет, и Витек хотел. Тяжела была его жизнь, никчемна, а не хотелось с ней расставаться до срока. Вдруг что-нибудь хорошее еще произойдет? Кошелек большой найдет, размером с чемодан, или встретит кого.

Кошельки, правда, ему до сих пор не попадались даже маленькие, но со встречами дела обстояли получше. Взять хотя бы Нину. Шебутная была девчонка в молодости, сразу видно. И собой ничего. Витьку такие нравились. При других обстоятельствах встреча с такой женщиной была бы подарком судьбы. Да только не для него. Она с другой планеты – чистой и ухоженной. Той самой, где все чистят зубы правильными пастами, непрестанно едят чипсы, пьют пиво и йогурты, любят жизнь в новых автомобилях и обеспечивают себе комфорт с помощью прокладок, мезима и простамола. Его же планета совсем другая. Вся ржавая и темная, грязная и вонючая, опутанная трубами теплотрасс и утыканная мусорными контейнерами. Она мчится в космосе по другой орбите, натыкаясь на свалки, и никогда не пересечется с планетой Нины. Здесь даже солнца не бывает, только сумерки. Обитателей этих двух планет даже нельзя назвать братьями по разуму. Разум – это там, а здесь – безумие и сумеречное сознание.

Витек задумался и не заметил, как набежали тучи. Он был легко одет и шел с непокрытой головой. Погода – вечная головная боль бомжей. Чтобы не зависеть от нее, многие предпочитают постоянно ходить тепло одетыми. Лучше мучиться от жары, считают они, чем от холода. Витек был не из их числа. Он старался одеваться по погоде и часто попадал из-за этого впросак.

Подул холодный ветер. Обычное явление для московского лета. Витек затянул до шеи молнию на куртке от спортивного костюма. Это помогло. Но когда пошел дождь, этого стало уже мало. Витек огляделся по сторонам. Слева был новый, только недавно посаженный парк, справа – жилые дома. Обычно он пережидал дождь под балконами или в каких-нибудь нишах в стенах. Но куда сунешься с ишаком?

Однако он твердо помнил правило: мокрый бомж – больной бомж, больной бомж – дохлый бомж. И это говорилось не для красного словца, такова была реальность.

«Пусть ишак выпутывается сам, раз увязался за мной», – решил Витек и укрылся под ближайшим балконом.

Он успел как раз вовремя, потому что дальше разразился вообще ливень. А ишак, казалось, дождя совсем не боялся. Он спокойно встал рядом и даже не особенно обращал внимание на капли. Он думал свою вековую ишачью думу, и такой мелочи, как дождь, места в ней не было.

Витьку стало холодно, и он вспомнил про халат. Он полез в чересседельную сумку, достал халат и тюбетейку. Они почти не намокли. Витек натянул их на себя и ему стало теплее. Ишак только покосился на него и больше никак не отреагировал на перемены, произошедшие во внешнем облике нового хозяина.

Вскоре дождь закончился, но ветер не прекратился, и Витек не стал снимать с себя экзотическую одежду. Он перешел на другую сторону улицы и пошел мимо ограды парка. Навстречу попались трое дворников-таджиков в оранжевых жилетах.

– Салам! – сказали они, поравнявшись с Витьком, но глядя на ишака.

– Салам! – ответил бомж.

Из летнего кафе вышли бабушка с внучкой. Они прятались там от дождя.

– Ой, ослик! – сказала внучка. – Хочу покататься на ослике!

– Мужчина, – деловито обратилась к Витьку бабушка, – сколько стоит один круг по парку?

Витек понятия не имел о ценах на такие услуги. Сам он никогда на ослах не ездил и никого на них не катал. «На пиво дайте!» – едва не сорвалось у него с языка, но он вовремя спохватился. Такой ответ мог только отпугнуть бабушку. Да и негоже было добропорядочному дехканину говорить о пиве.

– Двадцать рублей, – сказал он, вспомнив, сколько стоит простое пиво в киоске.

Ослик удивленно на него обернулся.

– Тогда нам два круга, – сказала бабушка, почуяв халяву, и отсчитала сорок рублей десятками.

Витек сунул деньги в карман и посадил малышку на ослика. Бабушка шла рядом, держа ее за руку, чтобы та не упала.

– А как зовут ваш гужевой транспорт? – спросила бабушка.

– Ишаак, – ответил Витек первое, что пришло в голову.

– Почему Ишаак? – удивилась она.

– В честь Исаака Ньютона, – пояснил Витек. – Ослик очень умный. Одну букву меняем – получается Иша-ак. Красиво.

– Сам ты Ишаак, – пробормотала бабушка себе под нос, явно оскорбленная столь фамильярным обращением с именем великого ученого. Витек не стал с ней спорить. «Наверное, бывшая учительница физики», – подумал он.

Деньги приятно хрустели у него в кармане, и у Витька появился предпринимательский азарт. Он принялся ждать у входа в парк новых пассажиров. За такую цену их нашлось немало, едва ли не очередь стояла. Он понял, что продешевил, – надо было назначать цену хотя бы рублей тридцать, а то и все сорок. Но менять тариф на ходу было как-то неудобно. Он накатал детей на триста с лишним рублей и устроил перерыв на обед.

25

Оказавшись в плену у бомжей, Иван поначалу не испугался. Он только досадовал на себя, что так глупо попался. Он допустил тягчайшую ошибку – недооценил противника. Но кто же мог ожидать такой прыти от этих жалких алкашей, особенно от заплесневелого, словно сыр «Дор блю», Толяна? Но вот поди ж ты – обвели его вокруг пальца. «Это только потому, что у меня голова ушиблена, – решил Иван, – а так бы им – ни в жизнь!»

Ему даже интересно стало, что они станут дальше делать. Бить его? Кишка тонка, побоятся. Утопят? Ну, это уже вообще из области фантастики. Труп найдут – и до них доберутся. «Вот только странно, – подумал Иван, – почему меня до сих пор наши не ищут? Приехал отряд в Москву в полном составе, а уехал без одного человека. И никто не чешется. Это что, так и должно быть? А где же взаимовыручка? Нормально, ребята, продолжайте в том же духе – скоро у вас вообще никого не останется».

Пока он лежал и гадал, один из бомжей куда-то сбегал и привел еще двух уродов. Они, оказывается, удумали его, бля, лечить! Словно у него с головой хуже, чем у них самих. Да были бы они нормальными, не дошли бы до жизни такой! Себя бы сначала вылечили!

И ладно бы тот привел нормальных врачей. Нет – притащил двух спившихся клоунов, которым он не доверил бы даже перевязать лапу у хомяка! А те рады стараться – фонариком в глаза светят, молоточком, блядь, выстукивают. Он бы им постучал, сукам, молоточком, а лучше дубинкой. От нее лучше рефлексы видны, от дубинки-то.

Но это хрен бы с ним, с молоточком. Дальше этот бородатый павиан нацепил ему на башку какую-то манду пластмассовую и стал магнетой ток через мозги качать. Идиот! Так ведь и сжечь можно бедные мозги под черепушкой.

Пока ток был слабым, Иван терпел. Ну побежали через голову зайчики со змейками – пусть бегут. Забавно даже – куда бегут? От кого? Как мультик, все равно, смотришь.

Но потом ток увеличился, и на Ивана пошли демонстранты. Их было так много, что они запрудили всю Тверскую. А он – один. Ему приказали сдержать их любой ценой. Но такой цены у него не оказалось. Иван бегал через улицу туда-сюда и бил их дубинкой, они падали, но все шли и шли, и конца им не было. Он не мог их сдержать – он ведь все-таки не триста спартанцев, а Тверская – не горное ущелье. А потом демонстранты расступились и из их середины вырвались с гиканьем триста бомжей на лошадях и, размахивая шашками, понеслись на него. И ряды Ивана дрогнули – он побежал. Пластмассовая байда слетела у него с головы, и он забежал в подземную говенную реку. Река подхватила его, словно лист, закружила в говноворотах и быстро потащила вниз по течению.

Чего Ивану стоило выбраться из нее – это отдельный рассказ. Так хреново и противно ему не было еще никогда в жизни. Но гордость не позволила ему утонуть в говне.

Совсем не такой виделась ему собственная кончина в отдаленном будущем. Ей полагалось быть героической. Он мог погибнуть в неравном бою, прикрывая отход товарищей, сгореть в бэтээре, упасть с подбитым вертолетом, но только не утонуть в городской канализации на радость жирным подземным крысам.