Сэмюел Беккет - Мерфи Страница 25

Все марионетки, выведенные на сцену в этой книге, начинают рано или поздно хныкать и скулить – все, за исключением Мерфи, которого марионеткой не назовешь.

Вайли, выслушав рассказ Купера, спросил с некоторой угрозой в голосе.

– А ты бы мог снова разыскать Мерфи?

– Ну, наверное, это вот, мог бы.

– А Ниери мог бы разыскать?

– А чего ж нет? Можно.

– Ты знаешь, что Ниери… бросил свою жену? И уже давно.

– Ну, это вот, знаю.

– А ты знаешь, что она в Лондоне?

– Ну, знаю.

– А почему же ты не обратился к ней за помощью после того, как Ниери рассчитал тебя?

Куперу этот вопрос почему-то очень не понравился. Он стал вертеть головой в разные стороны, давая возможность своему мучителю обозревать его профиль то с одной, то с другой стороны. Вайли обнаружил мало сходства между обоими профилями.

– Так почему нет? – продолжал Вайли мучить Купера своими вопросами.

– Я, это вот, ну… мне, это вот, господин Ниери, ну, он мине наравица.

– Это неправда, ты лжешь, – сурово заявил Вайли.

Поскольку это заявление не прозвучало вопросом, Купер никак на него не откликнулся и терпеливо продолжал ждать следующего вопроса.

– Ниери знает слишком много, – туманно высказался Вайли.

Купер ждал вопроса.

– Ты что, боишься, что если настучишь на него, он настучит на тебя? Так или нет?

Купер хранил молчание и ничем, даже жестом, не показывал, правильно высказано предположение или нет.

– Тебе нужно проявить некоторую уступчивость, – смягчился Вайли, – и увидишь, очень скоро благодаря нашей с госпожой Кунихэн денежной помощи ты сможешь и сидеть нормально, и вообще, делать все то, что сейчас никак тебе сделать невозможно. Мы с Кунихэн твои друзья.

У Купера сделался очень довольный и радостный вид; вряд ли он был бы более обрадован, если бы он был монстром, созданным Франкенштейном, а Вайли – самим Де Лейси.

– А теперь, Купер, будь добр, выйди из комнаты и подожди за дверью, – приказал Вайли. – Когда я сочту нужным, я позову тебя.

Первым делом, как только Купер вышел, Вайли поцелуями собрал слезы Кунихэн с ее щек. У него для этой цели имелся особый поцелуй, который он называл «собирающим» и при котором губы работали как машинка для стрижки волос. А расстроило Кунихэн вовсе не описание окровавленного Мерфи, находящегося в странной позе, а сообщение о красавице, заходящей в дом, где жил Мерфи. Памятуя об ошибке, допущенной Ниери на могиле Отца Праута (чья истинная фамилия была Мэхони), Вайли указал Кунихэн на то, что нет никаких оснований как-то увязывать красивую женщину, увиденную Купером, когда он выбегал из дома, с Мерфи. Однако Кунихэн неожиданно обиделась за Мерфи, считая, что предположение Вайли об отсутствии оснований связывать эту красавицу с Мерфи является грубой недооценкой и умалением достоинств Мерфи. К кому еще могла идти красавица в том доме, как не к Мерфи? И Кунихэн полила слезы еще более обильным потоком частично для того, чтобы показать, насколько она оскорблена, а частично, чтобы и далее наслаждаться теми слезособирающими поцелуями, которыми ее обсыпали. Они явились для нее совершенно неожиданным открытием.

Когда усилия, затрачиваемые на проливание слез, наконец стали превышать удовольствие, вызываемое поцелуями, эти слезы собирающими, Кунихэн прекратила делать такие усилия и соответственно прекратились слезы. Несколько утомившийся Вайли подкрепил свои силы с помощью виски и высказал свое нижеследующее, тщательно взвешенное мнение, каковым оно в действительности и являлось.

Пришло время устранить, говорил Вайли, тем или иным способом, раз и навсегда неопределенность в положении Кунихэн, которая вызывала подобную же неопределенность среди ее доброжелателей, а именно, и прежде всего, в положении его самого, то есть Вайли. Без помощи Купера Ниери никогда не разыщет Мерфи. Но предположим даже, что это ему удастся сделать – разве это принесет облегчение Кунихэн? Совсем наоборот. Почему? Да потому, что даже если Мерфи не прекратил думать о Кунихэн (а он наверняка, проявив невероятную глупость, по собственной дурацкой свободной воле это сделал), то Ниери угрозами или подкупом заставит его это сделать, а если ни то, ни другое не даст результатов, то Ниери может прибегнуть к крайней мере и устранить Мерфи вообще. Такой человек, как Ниери, намеревавшийся жениться на Кунихэн уже будучи женатым, то есть сознательно решившийся стать двоеженцем, готов на все, что угодно.

Следовало бы сказать «троеженцем», но даже Вайли не знал о существовании еще более ранней, самой первой жены Ниери, не только вполне живой, но даже и преуспевающей и, по официальной версии, якобы пребывающей в Калькутте, в Индии.

– Хоть я, признаюсь, и не в восторге от Ниери и не собираюсь его защищать, – ответила Кунихэн на длинную тираду Вайли, – но все же мне бы очень не хотелось думать, что он такой законченный негодяй, каким ты его описываешь. Я не наводила никаких справок, но если он и в самом деле бросил жену, то наверняка у него были самые веские основания на это.

Кунихэн не могла думать слишком плохо о человеке, который под влиянием ее чар готов был пойти на двоеженство – если, конечно, принять как фаю-то, что ее чары оказали на него именно такое глубокое воздействие. Не было достаточных оснований и для того, чтобы присоединиться к охаиванию предыдущего ухажера, который был значительно более финансово обеспечен, чем Вайли, хотя, может быть, и не столь интересен в чисто… эээ… мужском смысле. Она вовсе не собиралась устанавливать с Вайли связи более тесные, чем того требовалось для достижения ее цели (а целью ее по-прежнему, несмотря ни на что, оставался Мерфи) или чем того требовали ее аппетиты (некоторого, вполне определенного свойства). И если она обходилась с Вайли менее строго, чем с Ниери, и позволяла себе несколько больше вольностей, то только потому, что Ниери не пробуждал в ней соответствующих аппетитов. Но она дала совершенно ясно понять как одному, так и другому, что до тех пор, пока оставалась хоть самая малая надежда вернуть Мерфи, ее чувства и привязанности следует рассматривать как находящиеся, по ее словам, «во временно подвешенном и не распространяемым на других состоянии». Вайли принял это сообщение вполне благосклонно, ибо «подвешенное состояние» ее чувств не препятствовало очень теплому проявлению их по отношению к Вайли, и его не очень интересовало, будут ли они, эти чувства, когда-нибудь в полной мере распространены на других.

Вайли, достаточно разумный, чтобы довольно точно оценить ситуацию и поблагодарить судьбу и звезды за то, что эти чувства не распространялись на него, быстро сообразил, что допустил ошибку, защищая Мерфи и нападая на Ниери. Мужчине добиться перевеса над женщиной на столь родной ей почве сентиментального сладострастия все равно, что попытаться обскакать собаку в тонкости обоняния. Ее инстинкт был своего рода menstruum,[140] мгновенно и безо всяких проволочек разлагающим мотивы всех предпринимаемых им шагов на составные части и выявляющим все, что представляло для нее интерес и тешило ее тщеславие. Но и у Кунихэн были свои слабые места – и в прямом, и в переносном смысле – ее эрогенные зоны и ее потребность в Мерфи. Совершив быстрый налет на зоны, Вайли, решивший кое в чем пойти на попятную, заявил вот что:

– Знаешь, я был совершенно несправедлив к Ниери. Я все обдумал и понял, как я ошибался. Вполне возможно, и даже, можно сказать, очень вероятно, он исключительно надежный человек… Но дело в том, что без Купера Мерфи ему не отыскать. У Ниери таланты совершенно иного рода. А пока Мерфи не отыщется, ничего ж и предпринимать нельзя.

А вот у Кунихэн было ощущение, вгонявшее ее в печаль, что еще меньше удастся сделать после того, как Мерфи отыщется. Она вздохнула:

– Ну и что же ты предлагаешь?

Прежде чем высказать конкретное предложение, Вайли начал длинную речь о том, что, конечно же, он чувствует, что Мерфи нуждается в Кунихэн намного сильнее, чем она в нем; о том, насколько Мерфи подавлен, можно судить хотя бы по той истории, которую рассказал Купер, – нужно только вспомнить описание того, в каком положении Купер обнаружил Мерфи, который, очевидно, подвергся грубейшему нападению, надо думать, со стороны соперника – нет, нет, не в любовных, а в каких-то финансовых или прочих подобных делах; причем, заметьте, обнаружен был Мерфи в доме, явно не приспособленном для нормальной человеческой жизни, настолько не приспособленном, что был по решению властей снесен. А теперь Мерфи, наверное, вынужден спать где-нибудь на набережной или, спасаясь от преследований врагов, все ночи напролет прятаться в парках или в холодных криптах церквей, переживая там все муки грешников, осужденных на вечные страдания (воображение Вайли разыгралось)… и поэтому его нужно немедля отыскать, не просто ради того, чтобы его можно было привести к Кунихэн и чтобы он сам ей сказал, что его отношение к ней ничуть не изменилось и остается все тем же, что и раньше, – конечно, конечно, именно это и остается главной задачей и причиной необходимости скорейшего нахождения Мерфи, – но найти его необходимо и для того, чтобы дать ему возможность избавиться от своей глупой ирландской гордости. Пока ему позволено лишать себя общества Кунихэн – его толкает на такое безрассудство невероятно искаженное представление о рыцарском благородстве, – все его начинания в любой сфере и в любом деле обречены на провал. Но вот если рядом с ним окажется Кунихэн, она будет его вдохновлять, поддерживать, утешать, вознаграждать своей любовью, и вот тогда-то он сможет добиться всего, достичь любых высот…