Сол Беллоу - Хендерсон, король дождя Страница 25

— Ах, этот! Это жрец. Прорицатель.

— Вчера он попался нам с рогатиной, — начал я, но тут как раз амазонки начали палить в воздух из мушкетов. Это был салют — в честь покойного короля Гмило, самого Дахфу и, как сказал Дахфу, в мою честь.

— Нет, кроме шуток? — изумился я. — Что же — я должен встать?

— Они будут счастливы.

Я оторвал грузное тело от скамьи; публика разразилась оглушительным грохотом и аплодисментами. Должно быть, среди них распространилась весть о том, как я обошёлся с покойником. Пусть знают: мне палец в рот не клади.

Как всегда, очутившись в толпе, я испытал сильное волнение, почти расстройство. Однако нужно было ответить на приветствия, и я исторг из груди рёв, не хуже Ассирийского быка. Реакция толпы превзошла все ожидания. На этот раз к моему волнению примешалось торжество. Так вот, значит, что это такое — выступать перед огромной аудиторией! Теперь я понимал, почему Дахфу порвал с цивилизацией и вернулся к своему народу, чтобы стать королём.

Хорошо быть королём — хоть чего-нибудь!

Настала очередь самого Дахфу. По сигналу из ложи Хорко король встал. Осанна! Фонтаны хвалебных выкриков! Лица с выражением восторга, гордости и прочих сложных чувств! Амазонки замахали лиловыми — цвет короля — знамёнами.

Король сошёл вниз, на арену. На противоположном конце арены появилась высокая женщина, обнажённая до пояса, с кучерявой, как у барашка, шевелюрой.

Когда она подошла ближе, я разглядел у неё на лице узор наподобие азбуки Брайля для слепых. Её живот был выкрашен в тусклый золотой цвет — цвет ржавчины. Судя по маленьким торчащим грудям, женщина была молода, с длинными худыми руками. На ней были лиловые шаровары, как у короля; очевидно, она должна была стать его партнёршей в предстоящей игре. Только теперь я заметил на арене несколько зачехлённых скульптур и догадался, что они олицетворяют богов. Вот вокруг них-то король Дахфу и позолоченная женщина и затеяли игру с черепами. Хорошенько раскрутив череп на длинной ленте, игрок подбрасывал его ввысь, а другой ловил. Все стихло. На стадионе воцарилась мёртвая тишина. Вскоре я сообразил, что это не просто игра, но и состязание; естественно, я болел за короля. Я не знал, но догадывался, что наказанием за пропущенный «мяч» может быть смерть. Самому мне смерть была не в диковинку, и не только потому, что я был на фронте, но и по другой причине, которой я в настоящее время не хочу касаться, Так или иначе, смерть и я — старые приятели. Но мысль о том, что что-нибудь может случиться с королём, привела меня в ужас.

Слава Богу, все обошлось. Каждый из игроков зажал череп под мышкой, как фехтовальщик маску. Трибуны сотряс грохот ликования и восторга.

Окружив короля, жены отёрли его потное лицо и предложили ему прохладительный напиток. А поскольку здесь считается зазорным пить на людях, они загородили его от посторонних взоров. Мне очень хотелось сказать что— нибудь значительное, но я словно язык проглотил. Почему мы стесняемся выражать свои чувства? Не выражение ли это того рабства, о котором я говорил сыну Эдварду?

Справившись наконец с волнением, я обратился к королю:

— Ваше величество, у меня было такое чувство, что, если бы один из вас оплошал, последствия могли быть самыми плачевными.

Он облизал сухие губы.

— Я вам скажу, мистер Хендерсон, почему промашка была практически исключена. Пройдёт время, и ленты будут пропущены вот через эти отверстия, — он указал на свои глаза. — Над ареной будет порхать мой собственный череп.

ГЛАВА 13

Последовали жертвоприношения, а затем — пляски дикарей и разные фарсовые сценки: например, старуха боролась с карликом; тот злился и все норовил её стукнуть; она разразилась ругательствами. Одна из амазонок вышла на поле, подобрала карлика и, засунув себе под мышку, унесла прочь. Зрители реагировали рукоплесканиями и подбадривающими криками. Потом двое парней хлестали друг друга кнутами по ногам и подпрыгивали, чтобы избежать удара. Не могу сказать, что эти грубые развлечения в духе древних римлян пришлись мне по нраву. Я нервничал, словно предчувствуя что-то зловещее. И не мог спросить о том, что будет дальше, у Дахфу: тот ещё не вполне отдышавшись, с непроницаемым видом наблюдал за перипетиями праздника.

Наконец я не выдержал:

— Несмотря на принятые меры, солнце по-прежнему жарит вовсю, на небе ни облачка. По-моему, даже влажность не повысилась.

— Вы правы — во всяком случае, в том, что касается видимости, мистер Хендерсон. Но мне приходилось наблюдать дождь точно в такие дни, как этот.

Мне хотелось сказать: «Не будем морочить друг другу голову, ваше королевское величество. Неужели вы думаете, что у природы так легко вырвать то, что вам нужно? Я, например, никогда не получал от жизни того, о чем просил».

Вместо этого я произнёс:

— Знаете, король, я бы не прочь заключить пари.

Вот не ожидал, что он немедленно согласится!

— Отлично. Пари так пари.

— Ваше величество, принц Итело говорил, будто бы вы занимались естественными науками…

— А он упомянул о том, что я окончил два курса медицинского колледжа?

— Не может быть!

— Абсолютная правда.

— О! Вы не представляете, что это значит для меня — такая новость! Но в таком случае — о каком пари может идти речь? Моя жена выписывает журнал «Сайнтифик Америкэн», так что я не совсем профан в вопросах дождя. Попытка зарядить облака частицами сухого льда оказалась несостоятельной. Мне больше импонирует теория о солёной океанской пыли, иначе говоря, морской пене как одном из главных ингредиентов дождя. Кристаллы соли конденсируют влагу. Частицам воды в воздухе нужно вокруг чего-то конденсироваться. Нет конденсатора — нет дождя. Нет дождя — нет жизни…

— Все это очень интересно, — весело произнёс король. — Но давайте все— таки поспорим.

Я открыл рот от неожиданности. Однако его заключительные слова прозвучали настолько безапелляционно, что пришлось согласиться.

— Хорошо, ваше величество, будь по-вашему.

— На что спорим?

— На все, что хотите.

— На все, что хочу. Замечательно!

— Но это нечестно с моей стороны! Я должен дать вам фору…

Дахфу махнул рукой; на одном пальце сверкнул большой красный камень. Король перехватил мой взгляд.

— Вам нравится мой перстень, мистер Хендерсон?

— Он очень красивый…

— Что вы предлагаете со своей стороны?

— Я прихватил наличные деньги, но они вас вряд ли заинтересуют. Опять же, «Роллфлекс»; я им почти не пользовался — так, несколько кадров. Или вот мой автоматический пистолет, «магнум-375», с оптическим прицелом.

— Не думаю, что смогу им пользоваться.

— Дома у меня есть несколько великолепных свиней тамвортской породы…

— В самом деле?

— Кажется, это вас не интересует?

— Предпочёл бы что-нибудь более личное.

— Ах да. Такое, как перстень… Если бы я мог поставить на кон свои неприятности, ничего более личного не сыскать. Хо-хо. Впрочем, я бы не пожелал их даже злейшему врагу. Что ж, давайте подумаем: какая из моих вещей могла бы пригодиться вашему величеству? Ковры? У меня в студии лежит один, просто замечательный… Алый бархатный халат. И даже скрипка Гварнери.

О! Могу предложить два замечательных портрета: мой собственный и моей жены.

Писанные маслом.

Я думал, он не слушает, но король прокомментировал это так:

— Не исключено, что у вас так и не найдётся ничего подходящего.

— В таком случае, если я проиграю?..

— Это будет занятно.

Я ощутил тревогу. Король усмехнулся.

— Ладно, договорились. Перстень против двух портретов. Или нет, сделаем лучше так. Если вы проиграете, то ещё некоторое время будете моим гостем.

— Какое время?

Он отвёл глаза.

— Ну, это пока ещё чисто теоретически… Оставим вопрос о продолжительности визита открытым.

В это время послышались то ли сердитые, то ли просто воинственные возгласы, и я понял: лёгкая часть программы закончена. Несколько дикарей с чёрными султанами из перьев принялись стаскивать чехлы со статуй богов. Как я понял, это делалось с нарочитой небрежностью. Потом началась забава. Туземцы прыгали рядом, норовя отдавить статуе ноги, а идолов поменьше использовали как кегли. Боги безропотно сносили все издевательства. В то же время они сохраняли достоинство тайны. Они имели власть над воздухом, горами, огнём, растениями, скотом, удачей, болезнями, облаками, рождением и смертью. Черт побери, даже ничтожнейший из них, ныне валявшийся в пыли, чем— нибудь да управлял. Возможно, племя хотело выразить ту мысль, что перед богами нужно являться такими, как есть, выставляя напоказ все свои пороки. Но, если я и ухватил общую идею, то счёл её ошибочной. Дешёвка! Я сам натерпелся от богов, но все равно не стал бы так себя вести. Впрочем, я сидел и всем своим видом показывал, что это не моё дело.