Василий Аксенов - Ленд-лизовские. Lend-leasing Страница 25

Буря глушила эти «звуковые сигналы». Никто их не слышал, если кто-то там был на воде в периметре километров. Похоже было на то, что все жертвы кораблекрушения теряют силы. Акси-Вакси погружался в странную апатию. Похоже на то, что нас никто не спасет, думал он. Мы никогда не достигнем брега. Близ брега наши тела будут жрать волжские белуги, родственницы тропических крокодилов. Ну что ж, такова судьба. В северных конвоях бывает страшнее. Между тем кончился день, и мрак непогоды пожрал все ориентиры.

Трудно сказать, что они спаслись благодаря диспозициям Эли Крутояровой. Быть может, просто их спас случай, таинственное пересечение курсов; во всяком случае, в мутно-чернильном мраке вспыхнул топовый фонарь; это возвращалась с путины бригада рыболовецкого совхоза «Красный волгарь».

Штуку за штукой рыбаки-матерщинники и самогонщики вытащили из кипящей матери реки еле живых юнцов, измученного ветерана войны и все еще мощную русалку вузовского спортобщества «Буревестник». Дальнейшее для Акси-Вакси запомнилось, как воскресение в горячей утробе мягких кож и мохнатых тулупов.

Вернувшись в лагерь, он на опушке леса бесконечно кружил на «гигантских шагах», взлетая к Стожарам и пролетая на траверзе планеты Венеры. Незабываемой также была кружка горячего шоколада, которую получил каждый «бесстрашный пионер». Почетную грамоту за бесстрашие он использовал для красочной записки-картинки, адресованной Стелле Вольсман.

Летние пионерские лагеря возвращали бодрую жизнь нашему поколению даже в военные голодные годы. Тем повезло, у кого были расторопные взрослые члены семьи и, в частности, молодые тети с прозрачными глазами и яркими губами. Впервые Акси-Вакси попал в «Пустые Моркваши» летом 1943 года, когда ему шел одиннадцатый год. В полуголодных рационах главным источником сил был сушеный картофель. Продолговатые палочки, собственно говоря, мало были похожи на клубни, о которых пионеры прежде распевали песню «Здравствуй, милая картошка, низко бьем тебе челом!». Палочки вообще-то были похожи в неприготовленном виде на резину, однако в супах и в пюре, а также на сковородке были все-таки съедобны.

Младшим отрядам еды не хватало. Конкретным образом. Их приводили в столовую в построении по двое, рассаживали вдоль дощатых столов. По завершении трапезы всех принуждали встать и хором произнести: «Спа-си-бо-за-о-бед!» В старших отрядах немало было ловкачей, что пристраивались на кухне. Любая должность в столовой и на кухне, от кладовщика до уборщика, считалась синекурой. Однажды я слонялся вокруг пищеблока, и вдруг розовощекий крупный хмырь позвал меня в хлеборезку; самому ему бесценный продукт уже встал колом. Ох, братцы, как я наелся в тот день!

Интересно, что пищевая ситуация выглядела принципиально иначе летом 1944 года. На сушеную картошку никто уже не обращал внимания. Преобладали питательные каши: рис, овсянка, манная… Очень часто стол украшали «макароны по-флотски», где среди вареных мучных трубочек красовалась тушеная говядина в немалом количестве. К середине лета начинали поступать свежая капуста, свекла, морковь. Борщ, сваренный на подсолнечном масле, был объедением. В праздничные дни выпекали пончики, а по случаю взятия городов или, скажем, Дня Военно-морского флота СССР пионеры находили у себя на блюдечках, к чаю, не оформленные, а просто отколотые от американских глыб кусочки шоколада.

Несколько слов о массовых праздниках. В частности, о Дне Красного флота. Акси-Вакси чувствовал какую-то особую связь между этим празднеством и своей малой жизнью. В начале войны он нашел в сундуке скончавшейся бабушки секретные бумаги, связанные с делом отца. Среди этих бумаг была «Красная Татария» от июля 1938 года. Там на первой полосе красовался флагман Балтийского флота линкор «Марат» (бывший «Петропавловск», построенный в числе четырех самых передовых боевых кораблей мира выдающимся российским кораблестроителем Каннегисером, отцом поэта-акмеиста и террориста с.-р., при помощи честнейших причастных оборотов прикончившего чекиста Урицкого).

С какой стати стальная громада попала в сундук милейшей нашей бабули Евдокии Васильевны, занимавшейся не уничтожением людей, но их рождением (двенадцать душ ненадежного детства)? Акси-Вакси перевернул газету и нашел на четвертой полосе сообщение о завершении суда над бывшим председателем горсовета Казани и Булгар Павлюканом Ваксоновым. Без права обжалования он был приговорен к смертной казни (позднее замененной 18-летним заключением). Со времен открытия сундука юнцу снился корабль в движении. Точно так же, как почти никто в советском народе, он не знал, что в первые же недели войны «Марат» был расколот надвое немецко-фашистскими пикировщиками «штукас», иначе «юнкерсами». В движении сна он был целехонек и почти бесконечен в прохождении своей стали шаровой окраски. Павлюкан, словно адмирал Волжско-Каспийской военной флотилии, мерил мостик петровскими сапогами.

Вот еще одна связь с Днем флота – флотилия ВКФ, хранящая цельность наших берегов. Казалось бы, внутренняя река, впадающая в замкнутое море-озеро; никакой связи с мировым океаном, почти полная невозможность отражать потуги мирового империализма и поддерживать доблестный натиск мирового пролетариата. Ан нет, флотилия росла и перевооружалась, сохраняя мужество и наращивая подготовку своего личного плавсостава. Причины для этого все ж были: ну, во-первых, на крайнем юге нашего маршрута наличествовал псевдосамостоятельный коварный Иран, который жаждал воспламенить наше мусульманское население Махачкалы и Баку. Во-вторых, возможно превращение этих портовых городов в столицы каких-либо ипотетических (или ипертрофических?) государств. В-третьих, по всей Волге, осуществляя жажду реакционных сил, возможно было возникновение таких ипертрофических государств – в частности, Калмычности, и выше – Марьяулла, Великое Мордовство, не говоря уже о Татаро-Булгарском халифате.

Короче говоря, огневая мощь Волжско-Каспийской флотилии растет за счет ввода в строй новых канонерок и речных линкоров, именуемых «мониторами». Личный состав этой флотилии подает пример боевой и политической подготовки окружающим войсковым подразделениям и служащим тыла. На праздник флота моряки посещают пионерские лагеря живописного Поволжья, в частности и «Пустые Моркваши».

К приезду флотских наши пионервожатые затеяли большой пионерский костер. Флотские в накрахмаленных форменках, в бескозырках с отглаженными ленточками, с боевыми медалями и орденами прибыли вовремя к восходу звезды Венеры и созвездия Плеяд. Странным образом они больше обращали внимание не на пионеров, а на пионервожатых. Эти взрослые девушки, собравшись вместе, хихикали на матросов и подбоченивались, как бы демонстрируя свои наряды. У одной из них была на груди брошка-самолетик. Морячина с бронзовой мордой склонился к девичьей груди.

«Вам, кажется, нравится мой самолетик?» – спросила девушка. Морячина хохотнул: «Угадали! Но больше мне нравится его посадочная площадка!»

Девушка зарделась, что было очевидно даже в трепетании костра.

Эту историю нам рассказал Вовк Ассиновский. Он же показал нам мощагу морячину, который в тот вечер танцевал вальс-бостон с хрупкой девушкой. А утром произошла еще одна военно-морская история. Мы пошли искупаться на мостки. Там был ошвартован сторожевой катер ВКФ. Он, очевидно, должен был забрать наших шефов-гостей, которые вчера отбивали чечетку под ритм «Яблочко». Вчерашний любитель «посадочных площадок» стоял по пояс в воде, мылся кусочком дамского мыла. Все мышцы у него играли под тонкими, как спицы, солнечными лучами, пронизывающими еловый лес.

Мы все стояли и, стоя, мечтали о том, чтобы иметь такую же мускулатуру. Он оглянулся и увидел ребят. То есть он увидел и меня, Акси-Вакси. Впрочем, возможно, я для него был только лишь частью группы. Вероятно, он никого не выделил из нашей группы, даже Вовка Ассиновского. Очевидно, он хотел обидеть не нас всех по отдельности, а нас всех как группу. Быть может, как тех, кто еще не вырос к началу войны и не подвергался постоянному уничтожению.

«Ха-ха, – сказал он, похохатывая. – Какие у вас тут пионервожатые податливые!»

Похоже на то, что большинство не поняло смысла его язвительности. Только Ассиновский все понимал, потому что всю ночь подсматривал за пионервожатыми. «Ты, фраер, – сказал морячине наш быстро растущий второгодник. – Я тебя заделаю, сечешь?»

Морячина стал медленно приближаться к нам. Он натягивал тельняшку. Вытягивал ремень с медной бляхой: «А вот я сейчас тебя, пацана, огрею по округлым!»

Вовк отступал, набирая в карманы тяжелую гальку. Не расчитывая на рукопашную, он надеялся на рукометное оружие. И тут произошло еще одно неожиданное событие.

По крутой лесной дорожке, ведущей из нашего плоскогорного лагеря, спустились два уже знакомых персонажа, директор Стручков и физручка Крутоярова. Первый шел уверенными широкими шагами, чуть ли не бежал. Вторая суматошно обегала руководящее лицо, что-то быстро бормотала, как бы стараясь его остановить. Директор удерживал ее здоровою рукой, а также, той же рукою, ритмично подымал тяжелую палку, как будто собирался раздробить чью-то голову.