Михаил Сергеев - Последняя женщина Страница 25

И вдруг, после того как бокалы опустели и все принялись за закуску, одна из женщин, маленькая и хрупкая Тамара, жена одного из приятелей мужа, тихо сказала:

— Я помню, такие же слова звучали в моем детстве. Когда мне было десять лет, у нас дома собрались гости и кто-то сказал: "Пусть мы живем плохо, но это ради того, чтобы дети наши жили хорошо". Я потом спросила свою мать, почему они живут плохо, а мы должны жить лучше. На что она мне ответила: "Не верь, дочка. Если мы живем плохо, то и вы будете плохо жить". Но самое удивительное, что ровно то же самое говорила ее бабушка. Я запомнила это на всю жизнь и поняла: люди живут здесь и сейчас.

Раздались голоса, что жаловаться нечего, что все они живут хорошо, на что Тамара робко возразила, что имела в виду не их. Но пока остальные живут плохо, они тоже заблуждаются, оценивая так свою жизнь. На том и покончили.

Сейчас Лера поняла, что слова о будущей хорошей жизни детей, ради которой можно пожить плохо, придумали как раз те, кто всегда был сыт и одет. Те, кто боится не только думать о других — голодных и раздетых, но и страшится, как бы они не потребовали такой же благополучной жизни. Так родилась сказка о временных трудностях ради лучшего будущего.

— А можно ли все-таки сделать хорошей жизнь каждому и сейчас, а не потом и всем? Этих "А можно ли?.." она услышала в тот вечер много. Один из горячих и наивных, как показалось ей тогда, сторонников этой идеи под хохот собравшихся, с каким-то отчаянием отстаивал право человека на все, что государство считало своим:

— Я не понимаю, почему все леса должны быть в собственности у государства. Ведь их гигантские запасы позволили бы прямо сейчас изменить бедственное положение народа. Раздайте каждому человеку долю его леса, его земли, просто поделив богатства нашей страны. Неужели после всех ужасов и лишений русский человек не заслужил этого? Ведь, в конце концов, это все его! К тому же такого шанса нет ни у одной страны мира — там все уже давно в частной собственности.

— И что же он со всем этим будет делать? — спросил кто-то с усмешкой.

— Не смейтесь! — не сдавался тот. — Продаст тому же государству, обменяет, начнет возделывать. Неважно. Главное, что хотя бы один раз за все время существования богатейшей страны мира он получит свое.

— Зачем? Он же просто не сможет этим распорядиться как следует.

— Это вы так думаете? Тогда добавьте: "по моему мнению". И конечно же, по вашему мнению, те, кто наверху, могут всем распоряжаться — не своим, а чужим, "не плохо, а хорошо, вернут же не сейчас, а потом, и не сразу, а в рассрочку, и не деньгами, а сахаром", — приведя слова знакомого банкира, души компании, уже как-то обреченно закончил мужчина.

Лера не раз слышала рассуждения о неспособности народа распорядиться принадлежавшим ему богатством. Она знала, кто так рассуждает, и теперь видела, к чему это приводит.

— Но почему же такое происходит? Почему человек у власти неизбежно совершает зло? Сколько же это будет продолжаться? Неужели бесконечно? Неужели на земле никогда не появится правитель, творящий добро?

— Это будет продолжаться тысячелетия, пока не изменится сам человек. — Голос снова был рядом. Лера облегченно вздохнула.

— Что же должно измениться в нем?

— В нем всего лишь должно умереть желание быть лучше и выше других. Вот почему умрет даже спорт.

— Спорт? — Она удивленно подняла глаза вверх, но тут же, словно спохватившись и поняв бессмысленность поиска невидимого собеседника, опустила их.

— Я всегда хорошо относилась к людям, которые увлекались им. Что плохого в спорте?

— Да, спорт. Дух соревнования разлагает человека. Быть сильнее, быстрее, наконец умнее, например в шахматах, — значит быть лучше других. Что поделать? Целые поколения людей считали, что в здоровом теле — здоровый дух.

Сначала отомрут наиболее одиозные виды спорта, где человека калечат и даже могут убить. Затем исчезнут и остальные вместе с их неизменным спутником — рождающимся в эти мгновения желанием быть первым.

— Но ведь спорт объединяет людей и даже страны.

— Объединяет в желании, чтобы их кумир стал первым? Эта инфекция передается другим мгновенно, даже тем, кто секунду ранее был безразличен к происходящему и пришел поглазеть просто за компанию. Страсть — вот то, что отвлекает человека от главного — помощи ближнему. И как раз отдаляет людей друг от друга. Такова оборотная сторона этого удовольствия. Особый прием дьявола. А сближение стран — такой же миф. Скорее наоборот, спорт делает их соперниками. Что он воспитывает в человеке? Умение отодвинуть, обойти, посильнее ударить другого. Такие цели ставит только одна категория зла, ты уже это знаешь. Люди должны состязаться лишь в добрых делах. Да и слово "состязаться", пожалуй, здесь неуместно.

— Наверное, — помолчав, прошептала Лера. Боже, сколько же времени нужно человеку для такого самосовершенствования, для того, чтобы прийти к своему идеалу?

— Это будет не его работа. И время будет определено не им. Что касается самосовершенствования — это выдумка дарвинистов. Ты-то, надеюсь, понимаешь, что человек произошел не от обезьяны? Человек убежден, что он сам способен сделать себя лучше. Если бы ты читала Платона, то поразилась бы — человек совершенно не изменился за тысячелетия. Он просто стал больше знать. А это не одно и то же. Лучше его может сделать только Создатель. Способность любить, сострадать ближнему, приходить ему на помощь дается человеку при рождении. Эта способность может возникнуть и потом, даже у последнего разбойника, но ее можно и потерять. "Получаем" свыше, но теряем сами. А жажда самосовершенствования — есть гордое противопоставление себя Творцу.

Лера задумалась. Все, что она узнала за это время, не пришло, а просто обрушилось на нее. Все услышанное потрясало и меняло устоявшиеся взгляды, но вместе с тем казалось простым и понятным. Почему она не задумывалась об этом раньше? И все-таки что-то создавало дискомфорт от всего услышанного и рождало новые вопросы.

Да, на земле очень много плохих людей, но между злодеями тоже есть разница. Уравнивание их или простое деление на совсем и не очень плохих как-то не вязалось с обычной логикой.

— Кто-то уничтожил миллионы людей, а кто-то — одного. Неужели вина одна? Ведь содеянное неодинаково? Если воздаяние одно, то в чем тогда справедливость? Пусть не там и не тогда, а здесь?

— Человек — сам кузнец своего несчастья, — с сожалением произнес ее собеседник.

— Неужели всех, кто сегодня находится у власти, ждет одно и то же? Ведь есть личности, которые пользуются уважением сограждан. И как мне кажется, заслуженно.

— Это только кажется. Очень часто люди считают своего лидера благодетелем. Именно его и именно сейчас. Но почему-то никто не может назвать благодетеля из прошлого. История даже знает примеры, когда кумиры купались во всенародной любви на протяжении всей своей жизни. Но сограждане — это не только те, кто живет с тобой в одно время, но и те, кто рождается после тебя. Неизбежное разочарование — вот их удел.

Заметь, ты не можешь вспомнить ни одного правителя из далекого прошлого, который принес людям счастье! Ты ведь рассуждаешь только о современниках.

— Пожалуй, да, — задумчиво произнесла она.

— Разве можно назвать добродетельными Александра Македонского, Юлия Цезаря или, наконец, Наполеона? А ведь всех их современники носили на руках. Ты, наверное, помнишь и совсем свежие примеры.

Она помнила. Но сейчас вспомнила не только те не очень приятные разговоры с родителями о совсем недавней истории своей страны. Сожаление и обида, с которой мать произнесла однажды слова "Что же, мы жизнь прожили зря?", поставили точку в этих разговорах. Теперь она только слушала. Но сейчас, именно сейчас, она вдруг увидела то воскресенье, когда утром по одному из телеканалов показывали фильм по мотивам повестей Гайдара. "1946 год", — мелькнуло на экране. Она не смотрела такие фильмы. Но запомнилось то утро по другой причине. Отец, о чем-то задумавшись, сказал:

— А ведь именно эти мальчишки потом поехали на великие стройки Сибири, как мои мать и отец. И Сталин здесь ни при чем. Они поехали добровольно, по зову сердца, такие фильмы не давали сердцу угаснуть. Разве коммунистическая идея двигала ими? Нет, они ехали туда, веря в свои силы и возможности, желая, чтобы жизнь людей стала лучше, — жизнь других людей, в том числе и родных, оставшихся далеко. А помощь ближнему — вполне христианская идея. "Человек человеку друг, товарищ и брат". И хотя коммунисты, говоря такие слова, могли убивать миллионы, простые люди жили и следовали этому вполне христианскому принципу. Где, в программе какой партии, в какой цивилизованной стране это звучит как цель? Быть самым успешным, быть всегда первым — где здесь человеколюбие. — И помолчав, добавил: — Наше прошлое еще будут изучать все социологи мира. С историков довольно!