Ольга Новикова - Гедонисты и сердечная Страница 25

Так какие мучения предпочесть?

Глава 28

На первые трели Филипп никак не отреагировал: привык, что Марфа всегда сама берет трубку. Разумно. Она гораздо лучше подходит на роль министра иностранных дел их маленького государства: и голос у нее запоминающийся, и интерес к людям – не сравнить с его равнодушием, и реакция мгновенная. Умеет сразу перестроиться. От скольких ненужных отвлечений она оградила его…

Бывало, конечно, что и ей не хотелось принимать удар на себя.

И еще она просила домашних откликаться на звонок в те редкие периоды, когда за что-нибудь сердилась на Дубинина. Чаще всего за то, что он давно не звонил. Парадокс? Нет… Женская логика. Если покопаться, найдется и в ней разумное зерно. Ведь когда ждешь чьего-либо звонка, то всякий посторонний голос тебя разочаровывает или даже раздражает. Выходит, Марфа себя оберегала от огорчения и других – от своей сердитости.

Но по возвращении из Франции все изменилось. И то, что теперь Филиппу приходится самому отвечать на звонки, – это еще самая маленькая перемена. Ему пришлось переделывать свое нутро.

Останется один – и вспоминает Марфины слова, как бы включает ее голос.

«Ну, как ты ко мне относишься? Самоотвержен только в быту – который для меня мало что значит… А за это не важное для меня усердие всякий раз придерживаешь меня, если есть хоть самая ничтожная возможность, только намек на то, что я могу вырваться вперед. Подсознание твое всегда так действует. Всю нашу совместную жизнь».

«Совершенно не думаешь о глобальных целях, а сиюминутным поведением руководит та помойка, что есть в твоей душе: ревность, зависть, обида… И все по мелочам…»

«Оказалось, и над нашей жизнью властвует банальность: не могут жить рядом два человека одной профессии. Не удалось мне этот закон переспорить… Когда я тебя ставила на первое место и служила тебе – то есть большую часть нашей жизни, – все было нормально. Но как только я захотела стать еще и независимой личностью, ты начал останавливать меня… Согласна, только подсознательно… Но это даже хуже: пакостишь, а вины не чувствуешь…»

Фокус в том, чтобы удержать в себе эти ее безнадежные мысли. Переварить и осмыслить. А так и тянет их опровергнуть, исторгнуть из себя, как рвоту.

Пытался не соглашаться. Да он же… И в голову лезла разная пустяковина, которую вслух стыдно даже поставить в счет. Вроде того, что именно он уступил ей место, на котором она служит уже столько времени. Его же сперва пригласили. Но честность подсказывала, что он сам нисколько не хотел идти туда, а и пошел бы, так столько лет ни за что бы не усидел. Марфино терпение и профессиональные навыки – вот почему она держится на этом вулкане, а вовсе не его тогдашняя рекомендация…

Но он же за нее жизнь готов отдать! Ее враги – его враги. Он даже отказался от договора, который Мурат предлагал. Из неприятельских рук – ничего не брал…

Марфин ответ:

– Опять подтасовываешь… Да нет у меня врагов… Кроме тебя.

И ведь сам вытащил ее после завтрака на велодорогу. Шли как раз около бирюзового храма, видного со всех сторон. Проезжаешь на маршрутке по Крылатскому мосту – и вот оно, Рождество Богородицы, стоит на холме. Значит, почти дома…

Но Марфа брела с опущенной головой.

– Наверное, я сама виновата. Беззаветно служила тебе – по модели моей мамы. Теперь вижу – по домостроевской модели. Хотелось, конечно, чтобы мужчина был главой, защитником. Но самоотверженная сердечность подразумевает, что, принимая ее – а ты принимал, – человек в ответ тоже будет сердечен… Вот с этого места начинается моя ошибка. Ты был раздвоен. Считал, что раз меня любишь, то больше ни о чем заботиться не надо. А надо было честно проанализировать свое мелкое подсознание. Оно подсунуло тебе аргумент: я же глава! А раз главный, значит, и в профессии всегда должен быть впереди. Ты и рвался вперед, но твое профессиональное эго оказалось заурядно ревниво. Оно постоянно приглядывало за мной, придерживало меня, не обременяя твою совесть… Как бы незаметно для тебя… И ты не хочешь стать честным. Значит, невозможно сделать так, чтобы ты мне не мешал. Надо разделяться.

Все это говорилось утром, но тон был вечерний, усталый.

– Представь, что я умерла…

В ее отчаянии не было энергии, которая сжимает все чувства, чтобы потом они расправились и, как пружина, вытолкнули тебя из черноты к свету.

Снова дамоклов меч повешен? Да Филипп уже примеривался к одиночеству. Получалось – как к смерти. Причем не Марфиной, а своей.

– Клянусь: я исправлюсь! Больше не буду тебе мешать… – прошептал он, схватив ее холодную ладонь в правую руку.

– Господи, ну хотя бы один раз промолчи… Задержи в себе… Пойми, ведь действует такой алгоритм: пообещал – успокоился. Как будто слово – это дело. А раз сделано, то можно из головы выкинуть и жить по-прежнему.

…Филипп держал, перекатывал в своей голове Марфины слова и чуть не прозевал звонок.

А это было приглашение на симпозиум. Предновогоднее подведение экономических итогов в пансионате «Петровское», пятьдесят километров от Москвы. С пятницы по понедельник. А как быть с университетом? Экзамен на вечернем отделении в восемнадцать ноль-ноль. Сказали, если прямо с автобуса, не заезжая домой, то как раз успеет.

Организатор нисколько не сопротивлялся, когда услышал, что он поедет только вдвоем с Марфой, автором таких-то работ и его постоянным соавтором. Фамилия? Да такая же, как моя.

Обговорив все, Филипп вышел в коридор, положил трубку на базу и не удержался, поцарапался в Марфину дверь:

– Извини, я согласился за нас двоих… Не надо будет слушать ничьи доклады. Погуляем три дня, в воскресенье вечером я проведу круглый стол, а ты поучаствуешь – вот и вся работа. Автобус от Киевского вокзала отвезет и привезет обратно.

Какое у нее красивое лицо, стоит ее хоть чем-нибудь обрадовать… Филипп аж загордился, что у него это получилось.

Через неделю по электронной почте прислали программу и список участников. Как обычно – много звонких имен, даже американский Леонтьев указан. Вряд ли кто из них пожалует. Явится множество исследователей экономико-математических моделей – сферы, далекой от того, чем занимались Марфа с Филиппом.

– Тут и Дубинин есть, – осторожно сообщил Филипп за ужином.

– Он не приедет, – сказала Марфа, не поднимая глаз от тарелки с винегретом, который она нарезала заранее, перед уходом на работу, а сейчас перемешала и напитала оливковым маслом.

Необычная сосредоточенность на еде… Почему? Перебарывает негодование на Дубинина за то, что давно не объявлялся… По ее меркам. Неделя без его звонка – и она впадает в отчаяние.

Но если он не звонил, тогда откуда она знает про его планы?

Ревность не успела клюнуть Филиппа, потому что Марфа уже объясняла, глядя ему прямо в глаза:

– Он только что был в тех местах, на ежегодном форуме перспективных ученых. По телику показывали. – (Значит, он ей все-таки не звонил.) – Окармливал молодежь… Его термин. – Марфа понизила голос и продекламировала: – «Если заботишься о своем имени, надо работать с новым поколением. И тебе советую».

Не пародия на Дубинина у нее получилась, а как рентгеном его просветила. Гордится собой, что проявил щедрость к Марфе – поделился своими секретными правилами поведения.

Но ее только ранил такой совет – ведь он из тех, которые дают, не учитывая, может ли собеседник им воспользоваться…

– Держись, дорогая… Не отчаивайся… – вырвалось у Филиппа.

Дубинина не будет… Ревность его успокоилась, и теперь он гордился собой, что может еще и посочувствовать раненой.

– Прошу тебя, умоляю: не говори пустых слов. – Марфин нос покраснел, а глаза… Увеличились под слезной линзой. – Если я тебе скажу: не поднимай свое давление… Как это поможет? Видимость участия… Показуха…

Глава 29

Из-за чертовых уличных пробок – в пятницу естественных – до «Петровского» добирались больше двух часов. С трех до начала шестого.

Автобусное окно то и дело запотевало, да еще сумерки надвинулись очень уж рано, так что не поглазеть на дорогу… Воленс-ноленс пришлось слушать то, что болтали вокруг. Провинциальные доценты, стараясь упрятать хвастливые нотки, извещали, на сколько пунктов увеличилось их куррикулюм вите. Как будто рублевый и валютный счета в банке амбиций… Рассказывали о конференциях, зарубежных и здешних. Столичные от них не отставали.

Филипп порадовался, что в автобусе не оказалось ни одного знакомого и им с Марфой не пришлось участвовать во вполне извинительной, но такой однообразной ярмарке тщеславия. Тем более что Марфе почти нечего выставить на продажу. Должностью брезгует торговать, а то, что она все время углубляется, совершенствуется… растет и как личность, и как профессионал – это на ярмарках нисколько не ценится.

К пансионату подъехали уже в сумерках. Зато на темном фоне празднично смотрелись деревья, опутанные гирляндами из меленьких, как далекие звезды, огоньков. Их свет отражался в каплях то ли дождя, то ли мороси, и воздух искрился будто от восторга.