Михаил Бочкарев - Москва-Поднебесная, или Твоя стена - твое сознание Страница 25

В чем смысл жизни наконец?

Метатрон улыбнулся и понимающе закивал.

— Да, Носфературс, — с ноткой зависти произнес он, — хотел бы я на какое-то время тоже стать человеком и интересоваться этим, простым по существу, вопросом.

— Простым? — ангел-отчужденец запорхал ресницами, словно беспомощная бабочка в объятой пламенем комнате.

— Нет, конечно, не совсем простым, не в том смысле, который вы люди, — тут он улыбнулся, весело посмотрев на собеседника, — придаете этому слову. Впрочем, все потом. Потом! Сейчас есть более важные и насущные проблемы, из-за которых собственно ты и здесь!

Елисей открыл было рот в надежде спросить еще что-то, так тревожащее его сейчас, но Метатрон жестом остановил попытку и Нистратов замолчал, успев издать, лишь тихий вступительный звук.

ПРЕДСКАЗАНИЕ

Выйдя из метро майор Загробулько повертелся из стороны в сторону, увидел улицу полную людьми и заметил в глазах этих людей какую-то тоскливую обреченность, словно все они были провалившимися на экзаменах в институт воинами-новобранцами. Отсутствие телевидения и возможности напиться, уйдя от проблем, что-то сделали с ними. Но сказать, что сделали плохое, Вифа Агнесович не решился бы, глаза многих приобрели какую-то глубину, вовлеченность в процесс жизни. Люди не просто летели на встречу друг другу, не замечая никого вокруг, а шли вглядываясь в лица внимательно, с каким-то тайным чувственным интересом. Впрочем, не все.

Тут Загробулько увидел, как к нему засеменила размалеванная косметикой цыганка в цветастом платке и сходу заверещала, акцентируя слова согласно своей национальной принадлежности:

— Дай милок погадаю, всю правду тебе скажу, касатик. Всю судьбу твою расскажу! Вижу на тебе слова нехорошие, плохие слова на тебе, как грязь, как сажа! Сглазили тебя, касатик!

Загробулько, сначала даже не усек, что обращается тетка именно к нему. Он опустил глаза и сразу понял, в чем дело. Форму, помятую после двухдневного сна, сестра Вифлеема забрала стирать, подшивать и гладить и он, будучи в неестественном нервном возбуждении оделся наскоро совершенно по-простому, как самый обыкновенный гражданин. Желтенькая легкая рубашка, брюки черные и туфли. Милицейский китель никогда бы не привлек внимание цыганки к майору.

— Всю судьбу расскажу, все тайны открою тебе, родной. Сглаз твой сниму, касатик — лыбилась цыганка, блестя драгоценным металлом вместо зубов.

— Вы гражданка прекратите эту вашу терминологию антинаучную распространять! — буркнул на нее, в раз покрасневший Загробулько.

— Да, что ты, касатик, как же не научная я, когда с детства ученая! Мать цыганка, сестры… гадаю с пяти лет, еще ни разу неправды никому не сказала, — продолжала верещать гадалка, подойдя вплотную к облаченному в штатское стражу закона, — Я с тебя много не возьму! Дашь на хлебушек детям моим, и на том спасибо…

— «А может и правда?» — дерзко подумал про себя неверующий в сверхъестественное майор, и увидел как цыганка без его разрешения, но и сопротивления не ощутив, схватила руку с маленькими, будто детскими пальчиками и пристально разглядывая ладонь, запела:

— Будет у тебя жена красавица, детишек трое и в доме все будет, сто лет проживете вместе в любви и счастье…

От таких дифирамб Вифа Агнесович ощутил тепло разлившееся в груди нектаром и тут же представил, практикантку Верочку на пороге их загородного домика, о котором мечталось давно, и трех детишек одного светленького, другого рыженького, а третьего лысого совсем и, как и сам Загробулько трехлитровоголового. Майор встрепенулся, от странного видения, словно раненый зверь, и услышал продолжение цыганкиных слов.

— …но случиться с тобой небывалое и выбором своим ты сам определишь свою судьбу! Толи жить тебе в здравии и счастье, толи в горе и хворе! А то и смерть твоя придет! — цыганка сверкнула черными глазами, так что Вифе Агнесовичу стало прям не хорошо.

— Да что ты! — закричал он, вырываясь, — Что ты несешь! Чертова дура!

— Истину говорю!

— Тфу! — плюнул майор зверея.

— А ты не злись касатик, дай детишкам моим на леденцы, на хлебушек, я тебе подскажу, как счастье свое привлечь, а горе обмануть!

Что-то екнуло в сердце майора, и он околдованный огнем цыганских глаз сам, может быть того не желая, полез за портмоне. — «Вдруг не врет, ведьма?» — думал он, пытаясь сообразить сколько стоит подсказка ведущая к счастью, а цыганка видя в руках сглаженного, раскрывшийся кожаный бутон с лепестками купюр, влезла в него плавно словно интимный доктор, и зазвенела бубенчиком:

— Ты мил человек, помяни мое слово, век меня не забудешь, скажу тебе все как на духу, сделаешь по-моему — твое счастье, — при этом гадалка извлекала нежно из кожаной пасти майоров бюджет, — нарекли тебя необычно! Знаю. Все знаю! Так вот имя твое, касатик, тебе и поможет, слушай цыганку, как придет час имя твое оберегом тебе станет! Имя и любовь твоя!

При словах прорицательницы, Вифлеем похолодел. — «От куда она про имя знает?» — думал он, ошарашено глядя как его кровные перекочевывают из портмоне под цветастые тряпки, опутавшие коконом обильное тело гадалки. Тут Загробулько опомнился, вырвал последние уплывающие от него денежные знаки и спрятал судорожно в карман.

— А когда? Когда случится-то? И что случиться? — тревожно потея, зашептал Загробулько, — Говори цыганка! А то вон сколько денег вытащила!..

— Скоро случиться, скоро, родной! А деньги что, деньги дым, — тут она на глазах майора смяла одну купюру, не успевшую еще скрыться в потайных складках, зажала ее в кулак и дунула в него. Тут же из увешанной дешевыми огромными перстнями цыганской ручонки выпорхнуло белое облако, и пока Вифа Агнесович стоял, разинув рот как ребенок увидевший в цирке медведя катящегося на шаре, цыганка, сказав что-то на неизвестном майору диалекте, скрылась в толпе.

— «Вот облапошили дурака!» — думал Загробулько спустя пять минут шагая по улице словно на ходулях с рассеянным взглядом. Он направлялся в офис строительного треста «Латунь», сжимая в руках листок с адресом. Теперь ему было мучительно жалко пропавших в бездне цыганских платков денег. Взяла с него цыганка столько, что детишкам ее с лихвой хватило бы не то что на хлебушек, а еще вдобавок и на колбаску с лососевой икоркой к нему.

— «Но ведь имя-то, имя она откуда знала? От куда известно ей, что необычное?» — задумался майор и вдруг вспомнил, осознав себя кретином исключительным, что в портмоне, под полиэтиленовым окошком вставлена у него визитка, где жирненьким сиреневым шрифтом написано полное его майорово название.

— Болван! — отругал он сам себя и тут же уткнулся носом в дверь с массивной ручкой и табличкой ООО «Латунь» — строительный трест. Загробулько открыл ее и появился в проеме, где тут же был замечен секретаршей Зиной, выскочившей из-за конторки как внезапный прыщ.

— Вы к кому? — пропищала она решительно.

— К начальнику вашему. У себя? — майор уверенной и даже несколько хамской походкой направился вглубь офиса, к двери которую он безошибочно определил как начальственную.

— Нельзя! Там совещание! — взвизгнула секретарша, но милицейский чин, проигнорировав запрет, в два шага преодолел расстояние и вошел в кабинет. За столом у окна сидел усатый толстяк в смятой шапке-папахе и, дымя коричневой сигарой, пожирал взглядом стоящего в стороне бледного субтильного человечка в сером костюмчике, который явно был тому мал. Человечек стоял под невозможным углом, словно покосившийся высоковольтный столб и казалось вот-вот, упадет без чувств. Когда майор вошел толстяк как раз заканчивал фразу, прогремевшую чугунной чуркой упавшей в ведро.

— …все вы тунеядцы, сволочи и хамы! — он обернулся на вошедшего, и пронзительно впился в него взглядом как изголодавшийся вампир. Загробулько вдруг увидел, что на голове толстяка вовсе не папаха, а собственные фантастически густые кудри, блеснувшие в солнечном свете серебром. Майору тут же стало и завидно и обидно от несправедливости жизни. Сам он полысел очень рано, в восемнадцать лет.

— «Бывает же с некоторыми природа щедра» — подумал он, ощутив себя вдруг неловко из-за того, что лыс.

— Вы… — начал майор, но его тут же перебил гаечный ключ ударивший в ведро.

— Так, так, так! — троекратно шарахнул металл, — Чмерзяев! Ну что ж, как раз вовремя!..

Загробулько непонимающе моргнул и огляделся, надеясь обнаружить за спиной некоего гражданина с фамилией произнесенной усатым вампиром в папахе.

— А знаете ли вы, многоуважаемый мой Чмерзяев, — продолжал колотить по перепонкам звенящий металл, — что я вас уже три дня как уволил! Вы же подлец! Подлец, тунеядец и вор! — тут толстяк вскочил из-за стола и Вифа Агнесович даже отпрянул машинально. Усатый демон моментально отрыл в кипе макулатуры разбросанной на столе, будто заранее заготовленную бумагу и зачитал, — Десять бобин алюминиевой проволоки, гипсокартон — триста квадратных, арматура и трактор!