Афонсо Шмидт - Тайны Сан-Пауло Страница 25

Линда пошла посмотреть на пьяную служанку, у которой в жизни была такая большая любовь. Она позавидовала Тьяне: эта прачка по крайней мере любила и была любима.

В столовой женский смех стал звонче, голоса громче – там пили виски. Многие из дам, не желавших танцевать, милостиво разрешали своим кавалерам с покрасневшими от виски носами похитить себя и под руку с ними уходили в гостиную. Белинья, сеньора с романтическим пучком белокурых волос и изумрудными глазами, стала явно словоохотлива. Окруженная молодыми людьми в смокингах, она распространялась о величии любви…

Около полуночи уехали Тухеры, которые жили далеко, Энрикесы, которым предстояла на следующий день дальняя поездка, и Олменаресы, у которых кто-то был болен дома. После отбытия этих почтенных семейств стерлись многие из условностей во взаимоотношениях между полами. Эти условности были так по душе Клелии! Даже само слово «пол» она, заливаясь румянцем, произносила так, точно речь шла о чудовищных вещах: устрицах, урубу или пауках-краболовах. То здесь, то там уединялись парочки: в холле, в коридорах, по углам комнат и даже во дворе – чтобы полюбоваться луной.

Тьяна, истомленная своими грустными излияниями, заснула. Жоржи в дверях кухни поймал за руку Каролу и привлек ее к себе:

– Разве вы не видите, как я вас люблю?

– В чем дело, мальчик? Отпустите меня!..

– Скажите мне слово, хоть одно слово!

– Завтра…

Жоржи уже, в сущности, не испытывал ничего, кроме обиды за то, что был отвергнут. Но теперь он освободился и от этого чувства. Какая-то ничтожная служанка…

Тем временем Понсиано, пунцовый, с выпученными глазами и трясущимися руками, спорил с Оливио, обрушиваясь на борокошо,[17] наводнявших город. Они ведут шумные беседы на тесных тротуарах, не давая пройти пешеходам; они останавливаются перед витринами, мешая другим любоваться удешевленными товарами.

В зрительных залах кинотеатров всегда бывает несколько борокошо; чванливо развалясь в креслах, они загораживают экран сидящим сзади.

В переполненном автобусе вы всегда увидите какую-нибудь мамашу со своим великовозрастным дитятей, приученным, чтобы его держали на руках, которое смотрит завистливыми глазами на тех, кто удобно устроился на передних сиденьях…

Хозяин дома неосторожно заметил, что это всё необразованные люди. Тут Понсиано вышел из себя:

– К чему им образование? Чего им не хватает – так это религии! Если бы я управлял страной только три дня… три дня… я бы!..

Казалось, в нем лопнула какая-то пружинка… Пластинка треснула… Линда, которая хорошо знала своего супруга и прислушивалась к его словам из соседней комнаты, поспешила в курительную, опасаясь, что он окончательно потеряет самообладание. Однако Клелия увела ее из кабинета:

– Предоставьте, дорогая, мужчин самим себе, в конце концов они поймут друг друга…

Бернардино и его парни не давали танцующим ни минуты отдыха. Пришлось наконец категорически потребовать от саксофониста сделать небольшой перерыв. Тогда Моасир проводил Тилу в гостиную и заставил сесть за рояль. Наступила торжественная тишина, нарушаемая только доносившимися из бара голосами. Там Макале рассказывал с трудом проснувшейся Тьяне историю какого-то попугая.

Тила подняла руки к клавишам, откинула назад маленькую, вдохновенную головку и стала перебирать пальчиками, виртуозно исполняя китайский танец Чайковского. Она имела успех не меньший, чем тот, что выпадает на долю прославленных музыкантов.

Потом Тила и Моасир убежали в холл и опустились в шезлонги. Им надо было сказать друг другу столько прекрасного!.. Их беседе, казалось, не будет конца. Они еще сидели там, когда на улице, запруженной пустыми машинами, ожидавшими своих владельцев, показалась одинокая девушка. Худенькая, бедно одетая, она шла, наклонив голову, как будто искала что-то на земле.

Моасир узнал Луситу. Тила воскликнула:

– Кто этот призрак?

– Не знаю. Никогда ее не видел. Наверное, живет где-то поблизости.

Отец Луситы с остервенением играл на саксофоне. На улицу доносились музыка, гул голосов, хохот, треск откупориваемых бутылок шампанского, шипение золотой влаги в бокалах, шумные тосты… А бедняжка Лусита все ходила перед домом, чтобы увидеть своего любимого. Как знать, может быть, в последний раз?…

Тила что-то почувствовала; между ней и Моасиром словно упала льдинка.

Вдруг в глубине дома раздался отчаянный возглас, и вслед за ним наступила тревожная тишина; было явственно слышно, как кто-то нервно набирает номер телефона. Голос Оливио:

– Это полиция? Позовите сеньора Просперо. Короткое молчание, и затем:

– Сеньор Просперо? С вами говорит Оливио Базан. Вспоминаете? Он самый. У меня только что похитили две тысячи пятьсот конто деньгами и драгоценными камнями. Приезжайте! Умоляю, поскорее!..

Это неожиданное событие, естественно, прервало праздник. Многие из гостей решили немедленно уехать и бросились разыскивать свои плащи, шляпы и шали. Среди всей этой суматохи Понсиано ухитрился высказать до конца свою точку зрения по вопросу о борокошо:

– Какие там борокошо! Нас окружают отъявленные воры и мошенники, для которых нет ничего святого!

Он задохнулся и не мог продолжать. Да и к чему? Все равно никто его не слушал. Оливио было не до него.

Устремившиеся к выходу гости вынуждены были отпрянуть назад. Повар Макале по собственному почину встал в воротах и, широко раскинув руки, объявил своим тонким, детским голоском:

– Нет, сеньоры! Отсюда никто не выйдет, пока не прибудет полиция!

Одна из дам запротестовала, и Макале обозлился:

– Лягушка в чужом болоте не квакает! До появления полиции здесь командую я!

И, как бы в подкрепление своих слов, сделал достаточно красноречивое движение: правой рукой распахнул пиджак, демонстрируя сзади на поясе черную рукоятку и стальной ствол револьвера.

– Вот он голубок! Только и ждет случая…

Часть III

Свистуна выводят на чистую воду

Ограбление

Наполняя тревогой спящие кварталы, приближался раздирающий вой сирены. И вскоре черная с белым верхом полицейская машина, которую называют «пингвин», остановилась у ворот дома по улице Бугенвиль. Перепуганные гости и прислуга отпрянули в холл, продолжая оживленно обсуждать происшествие. Все были раздражены и удручены происходящим, кроме прачки Тьяны, которая, проснувшись, но не протрезвившись, беспричинно смеялась. Макале вынужден был отвести ее в задние комнаты и прикрикнуть:

– Сиди смирно, дуреха!

Из машины выпрыгнули несколько человек. Помощник комиссара Просперо, протоколист Сардинья и агенты. Несомненно, еще в пути они выработали план действий, так как каждый сразу же занял свой пост. Один из полицейских прислонился к воротам и гаркнул:

– Здесь никто не пройдет!

– Даже я, старина? – оскалив в улыбке зубы, спросил Макале.

Полицейский посмотрел на него с презрением и не удостоил ответом. Другие агенты, в шляпах, сдвинутых на затылок, с сигаретами в зубах, разбрелись по двору и дому. Просперо и Сардинья осведомились о хозяевах.

Они застали их в кабинете, подавленных всем случившимся.

– Не соблаговолите ли ответить на несколько вопросов?

– К вашим услугам… – сказал Оливио.

Просперо некоторое время как бы собирался с мыслями, потом начал:

– Из телефонного разговора я понял, что две тысячи пятьсот конто деньгами и драгоценными камнями находились не в этом несгораемом шкафу, а в маленьком сейфе, который можно носить с собой?…

– Именно так. Они хранились в стальном портативном ящике, который мы прятали то в одной, то в другой комнате. К несчастью, эта предосторожность оказалась тщетной.

– Вор унес эту шкатулку?

– Нет! Вытащил содержимое и взамен положил камешки, на случай, если захотят проверить шкатулку на вес, не открывая ее. Запер ящик и оставил его на том же месте. Я открыл и…

– Кто перед этим видел шкатулку?

– Я… – ответила Клелия. – В то утро мой сын Жоржи рассказал, что ночью услышал во дворе шум и в темноте рассмотрел над забором голову старика в берете и темных очках, которого уже видел однажды. Услышав это, я испугалась и побежала проверить, на месте ли шкатулка.

– Видели ее?

– Видела. Осмотрела, подняла. Она весила как обычно.

– Предпримем небольшое обследование…

Пока хозяева и представители полиции обходили дом, гости, стоявшие группами в холле, выражали свое возмущение тем, что их не выпускают; некоторые смеялись. Только сеньор Жило – фаянсовый карлик, – лежа на газоне и подперев голову рукой, как всегда невозмутимо молчал, покуривая свою неизменную трубку.

Агенты полиции поднялись по лестнице и вошли в комнату Тилы. Все здесь было в изумительном порядке. Клелия открыла дверцу гардероба, отодвинула в сторону висевшую на вешалках одежду, вынула стальной ящичек и положила его на застланную розовым покрывалом кровать. Она попыталась открыть сейф, но это оказалось нелегким делом.