Вячеслав Сухнев - Грязные игры Страница 25

О Носове тоже знали далеко за пределами кабинета Шаповалова. Будучи вице-премьером, он прославился тем, что предоставлял подозрительным фирмам непомерные квоты на вывоз из России нефти и редкоземельных металлов. Газета «Утро» назвала его врагом народа, «подрывающим, как свинья корни у дуба векового, оборонную мощь Родины». Газета была, в общем-то, недалека от истины. И потому Носова тихо вытолкали из правительства, а квоты отдали другому, менее алчному человеку.

— Вот это периферия! — пробормотал задумчиво капитан Шмаков. — Я и раньше знал: в трех ларьках можно наворовать больше, чем в одном универмаге.

— Курочка по зернышку клюет… — прокомментировала Казимирова.

— Закругляюсь, — сказал Толмачев. — Думаю, будет нетрудно доказать причастность «Прима-банка» к эмиссиям необеспеченных ценных бумаг. Но в связи с тем, что я раскопал, всплывает более серьезный аспект нашего анализа. А именно: существуют определенные структуры, представленные, в частности, господами Ростовцевым и Носовым, которые аккумулируют на активах «Прима-банка» средства, полученные в результате операций с техникой и оружием Западной группы войск. Первый вопрос: во что инвестируются эти средства? Как порядочные люди, мы должны задать и второй вопрос: куда уходят грузы?

Толмачев сел и автоматически закурил. А Шаповалов встал.

— Спасибо, Николай Андреевич… Есть вопросы к докладчику? Нет. Задание такое. Каждый возьмет группу предприятий из списка Толмачева. По его методике надо установить, при каких обстоятельствах было организовано предприятие? Проводило ли оно эмиссию ценных бумаг и где аккумулировались средства? Являлось ли предприятие грузополучателем ЗГВ, имело ли хотя бы опосредованные контакты с «Прима-банком»? Наконец, какую роль в его деятельности играли генерал Ростовцев и вице-премьер Носов? С окончательным результатом по каждой разработке — немедленно ко мне. Николай Андреевич, распредели задачи и возвращайся. Теперь народ сам управится.

Когда Толмачев через полчаса вернулся к Шаповалову, руководитель группы уже стоял на старте.

— Пошли, полковник ждет…

К восемнадцати часам был закончен анализ работы двадцати трех предприятий и объединений. На основе анализа лейтенант Олейников сочинил безукоризненную схему. Глядя на нее, даже дурак понимал, какие деньги выкачали из мыльных пузырей, именуемых акционерными обществами и товариществами, господа Ростовцев и Носов. А также сколько денег эти господа хорошие отвалили за металлолом и утильсырье, которые еще недавно принадлежали подразделениям Западной группы войск.

Полковник Кардапольцев никоим образом не относился к числу дураков или даже придурков, но уж очень долго сидел он над схемой Олейникова. Некоторые позиции начальник ОБЭП заключил красным маркером в аккуратные квадратики. Наконец пересчитал значки и снял трубку прямого телефона.

Штаб-квартира Управления занимала группу зданий на Рождественском бульваре. Построенные в начале века и не единожды перелицованные, дома составляли замкнутый прямоугольник с небольшим пыльным двориком внутри. В непрезентабельном, давно не крашенном здании, выходящем на оульвар размещались вполне легальные конторы — управления и отделы отраслевых министерств. А в трех остальных, таких же казенно-серых домах, располагались службы начальника Управления, его заместителей, группы кадров, спецсвязь, архив и некоторые подразделения, о которых не слышал даже полковник Кардапольцев.

Дворовая арка была замкнута ржавыми решетчатыми воротами, направляющие пазы которых забил окаменевший мусор. Кардапольцев, Шаповалов и Толмачев вошли в подъезд с бульвара, а уж потом попали во двор. Неказистое крылечко с тремя ступеньками вело в гулкое сводчатое помещение, оборудованное вроде бы под склад. Тут даже кран-балка с тельфером наблюдались. У входа стояла стеклянная кабина с охранником. Он включил монитор, утопленный в обычный стол, сверил фотографии архива с переминающимися перед будкой оригиналами и показал рукой в полумрак: проходите.

Из неприметной двери они шагнули в лифт с зеркалами и медленно вознеслись на четвертый этаж, во владения заместителя начальника Управления генерал-майора Савостьянова. Лифтом управлял из будки все тот же охранник, и пассажиры этого полированного ящика, зеркала которого скрывали видеокамеры, не могли по своей воле выйти на другом этаже.

От лифта шел узкий коленчатый коридор с ковровой дорожкой винного цвета. На больших филенчатых дверях не было никаких табличек, кроме никелированных номерков. Пройдя почти весь коридор, они остановились у кабинета с цифрой 3. Не стучась, Кардапольцев толкнул дверь. За ней открылась большая приемная с овальным столом в виде бумеранга, на котором стоял компьютер и селекторная станция.

Белобрысый крепыш в сером костюме с полосатым галстуком кивнул Кардапольцеву и показал на другую дверь:

— Прошу, полковник. Генерал уже спрашивал.

Толмачев с Шаповаловым впервые оказались в служебных апартаментах столь высокого начальства и с понятным любопытством огляделись. Кабинет Савостьянова, вполне послуживший бы при других обстоятельствах банкетным залом на хорошую свадьбу, оформляла, вероятно, та же бригада дизайнеров школы «советского вампира», которая так славно потрудилась в кремлевских покоях. Матовые панели темного дерева почти до потолка, высоченные ореховые шкафы со стеклянными дверцами, затянутыми изнутри белыми целомудренными занавесочками, тяжелая мебель. Т-образный стол для заседаний был обтянут сверху зеленым сукном и окружен неподъемными стульями с высокими прямыми спинками, в которых тускло поблескивали медные шляпки обойки. Небольшой рабочий стол в углу тоже был обтянут сукном и придавлен вдобавок льдистой глыбой витринного стекла. Украшали стол чугунный письменный прибор, такая же пепельница размером с танковую башню и настольная лампа с ножкой из белого полированного мрамора и зеленым абажуром. Сходство кабинета Савостьянова с кремлевскими покоями довершал темно-красный сурханский ковер под ногами.

А разрушала это сходство низкая решетчатая конструкция. Она тянулась на уровне подоконников вдоль всей стены и уставлена была горшочками, горшками и горшищами с кактусами разной формы, величины и степени небритости. Среди этой знойной тропической растительности генерал Савостьянов с черными лохмами бровей и насеровскими усами, в кремовом костюме, голубой сорочке и при лиловом галстуке напоминал персонаж мексиканского телесериала. Но, в отличие от героев этих сериалов, Савостьянов не страдал повышенной эмоциональностью и многословием. Он лишь показал на стулья и, едва все уселись, буркнул:

— Докладывай, Иван Иванович…

— Прошу, Юрий Петрович, сначала выслушать майора Толмачева.

И Толмачев, в который раз за день, рассказал о принципах охоты на периферии. Потом Шаповалов с Кардапольцевым перебросились цифрами. Генерал слушал внимательно, не перебивал, лишь раздувал бульдожьи складки на щеках да косился в распечатку с красными квадратами.

— Молодцы, ребята, — буднично сказал наконец. — А ты, Толмачев, тот самый химик? Ну, который в прошлом году так шустро ховался от службы безопасности? Ага… Больше не бегай. Ладно? Ты, оказывается, очень нужный человек. Теперь, Шаповалов, тебя слушаю: у нас интереснее работать, чем в институте? Только честно.

— Интереснее, — кивнул Шаповалов. — Да только в институте голову не оторвут, даже если я весь курс на экзамене завалю.

— А у нас могут, — согласился генерал. — Оторвать могут голову вместе с пробором. Особенно после такой удачной мозговой атаки. Но мы не допустим. Ступайте, ребята, подождите полковника в приемной.

Когда они остались одни, генерал помрачнел.

— Видишь, Иван? Боится парень… Боится, хоть и осознает, что работает в самой могущественной организации — если не всего мира, то уж восточного полушария наверняка. А ты не боишься?

— Отбоялся, — отрубил Кардапольцев. — После Джелалабада я, считай, мертвый. Вместе с теми пацанами, которых на моих глазах…

Они помолчали, потом Савостьянов тихо сказал:

— А я до сих пор боюсь. Не за себя, за таких, как твой Толмачев. Стены в конторе становятся все прозрачнее и прозрачнее… Оно и понятно. Нельзя существовать как секретное ведомство и регулярно отчитываться перед всякими мудаками о проделанной работе. Как на партхозактивке, иху мать! Держу светомаскировку, как могу. Из последних сил, Иван, держу! А ее все время пытаются сорвать.

Он пододвинул поближе схему Олейникова и спросил:

— Красные домики — твое художество? Не много ли красного?

— Машина, Юрий Петрович, не врет.

— Не врет… В отличие от людей. Да, Иван, хороший путеводитель по гадюшнику сделали твои хлопцы.