Ирина Волчок - Ловушка для примерной девочки Страница 25

— Ну, хватит нежничать, — раздраженно сказал Артур.

Кирилл торопливо чмокнул Наташу в щеку и откинулся на спинку кресла.

Наташа помахала Кириллу рукой и закрыла дверь машины. Артур рванул с места так, что колеса взвизгнули.

Ревность… И ее ревновать вздумал, и сына к ней. Может, правда, к психологу сходить? Ну не знает она, как быть. Народ считает: ревнует — значит любит. Ну да, — невесело усмехнулась Наташа, — а еще говорят: бьет — значит любит. Чего только не говорят…

Интересно, а чем бы все кончилось, если бы она последовала Ленкиному совету «молчать, вздыхать и загадочно улыбаться»! Да, она же обещала отзвониться… Нет, потом как-нибудь. Поликлиника — не то место, где можно говорить с подружкой даже по телефону.

…Гинеколог, у которого, по настоянию Артура, Наташа наблюдалась эти несколько месяцев, сказал, что вот теперь она абсолютно здорова, что ее организм окреп, и ей можно сделать новую попытку.

Вечером Артур, конечно, спросил, что сказал врач. И Наташа пересказала ему все. Кроме последнего — про новую попытку.

Никаких новых попыток ей делать не хотелось.

Потому что девочку Маринку она не забыла.

Артур за день немного поостыл и был с Наташей вполне вежлив. А потом вдруг попросил у нее прощения.

— Ну пойми, Наташа, что я должен был думать? — сказал он знакомую фразу, но совсем другим тоном. — Ты действительно безумно похорошела… Ты как-то отстранилась от меня. Ну, я твою холодность относил к тому, что ты все еще переживаешь. И вдруг — «не поеду с вами», какая-то фигня про диссертацию… Я от первой жены уже по уши наелся ее свободы и всего, что с ней связано! И я не допущу, чтобы это повторилось с тобой!

Он опять начал злиться. Снова сжатые кулаки. Вместо неуклюжей повязки — несколько полосок пластыря… И теперь видно, что там сильный ушиб. Словно он саданулся обо что-то со всего маху…

«Не саданулся, а саданул, — вдруг догадалась Наташа. — Со злости…»

Вечером отец и сын в детской гоняли какую-то компьютерную игру. И вдруг Наташа услышала, что Артур испуганным голосом зовет ее. Она бросилась в детскую.

— Опять… — растерянно сказал Артур. Он стоял у кроватки Кирилла, обмахивая его какой-то одежкой. Кирилл лежал без чувств. И был горячий-горячий.

Артур поехал за врачом, который вел Кирилла. Наташа обтирала ребенка водой с уксусом и слушала его бормотание. В нем часто звучало ее имя. И слово «папа».

Приехал врач, сделал какой-то укол, почему-то укоризненно посмотрел на Наташу и сел в кресло ждать результата инъекции. Артур сам принес ему кофе и большой пузатый бокал, налитый на четверть коньяком. И указал Наташе глазами на дверь.

Прошло, наверное, около часа. Наташа сидела в гостиной и напряженно ждала. Наконец врач и Артур вышли в прихожую. Врач что-то тихо говорил Артуру, а потом повысил голос и сказал:

— Обязательно скажите своей жене, что кричать при вашем сыне строжайше запрещено. Строжайше!

И опять забормотал что-то вполголоса.

Потом Артур заглянул к ней.

— Я отвезу Якова Александровича. Иди к Кириллу.

Кирилл спал уже спокойно, температура снизилась.

Наташа взяла книгу, попыталась читать. Но совершенно не понимала, что видят ее глаза.

— Зачем Артур соврал врачу? — вслух сказала она то, о чем все время думала. И испуганно глянула на Кирюшку. Нет, спит, не разбудила.

Он был такой слабый и беззащитный сейчас! И такой родной…

Родной… Она привязалась к нему не сразу — а ниточка за ниточкой. Но этих ниточек было уже так много, что они переплелись, перепутались между собой в толстый канат. Ужасно крепкий.

Гораздо крепче, чем ее чувства к Артуру.

Вот как получается: ребенок, которого она получила в нагрузку к своему браку, теперь держит этот ее брак, как атлант небо…

Артур вернулся нескоро и зашел в детскую со словами:

— Ну все. Можешь быть свободна!

Но она не двинулась с места, только посмотрела на него. Он словно споткнулся об этот ее взгляд. Пожал плечами:

— Ладно, сиди, если хочешь, — и вышел.

Но через некоторое время снова зашел, уже в халате после душа, потрогал лоб сына и прошептал Наташе.

— Пойдем, не мешай ему… Пусть спит.

Она пошла за ним. Сердце стучало быстро-быстро… Опять придется выяснять отношения?

Еще в коридоре ее удивил запах. Вроде не ставила она теста, а пахнет сдобой, ванилью…

Он пропустил ее в дверях спальни вперед. Она вошла и остановилась. На тумбочке у кровати стояла бутылка шампанского, бокал, горели свечи. Так вот откуда запах ванили. А по ее подушке были рассыпаны розы. Много роз.

— Вот… — смиренно сказал за ее спиной Артур. — Еще раз — прости. Прости столько раз, сколько здесь роз.

Она медленно повернулась и посмотрела ему в глаза.

— И за то, что Якову Александровичу меня оболгал, тоже простить?

— Тоже, — он картинно склонил голову.

— Пропусти меня! — она отодвинула его рукой и попыталась выйти из спальни.

— Куда? — он схватил ее и потянулся «зацеловать бобо». Но она выставила вперед ладонь. Получился удар. Довольно сильный. Он отпрянул. Но тут же взял ее руку и шлепнул ею себя по щеке.

— Вот. И еще. И еще! Так меня! Ну, Наташенька, золотко, девочка моя… Ну, я просто сказал ему, что мы с тобой наорали друг на друга в Киркином присутствии, а он… Ну, Наташенька! Я полгорода объехал, чтобы эти розы ночью достать! Ну, прости, я больше никогда так не буду!

Она выдернула у него свою руку, которой он все продолжал шлепать себя по щеке. Правда, слабенько, — с некоторым презрением отметила она про себя.

— Прекрати, Кирюшку разбудишь.

— Все-все-все, прекратил! — с дурашливым испугом прошептал он и привлек ее к себе. — Ну? Простила? Простила!

И он все-таки добрался до нее с поцелуями.

…В человеке много всяких чувств. Среди них Наташа выбрала в ту ночь чувство долга.

Сама замуж пошла. Никто не неволил.

Сколько она замужем? Девять месяцев… Половина из них, до той страшной истории, — какими они были? Как она тогда относилась к Артуру? Не помнит. А потом… Потом начались сомнения.

Эти сомнения подточили в ней все добрые чувства. Она уже не в состоянии смотреть на мужа с доверием. А свекровь и вовсе видеть не может. И все-таки живет в этом доме и, наверное, будет жить еще долго…

Артур жалел себя. Ругал. Опять жалел. Вспоминал, что завтра в девять часов у них совет директоров, что ему завтра там выступать, и строго приказывал себе спать. И снова начинал жалеть и ругать себя.

Он чувствовал, что Наталья тоже не спит. Затаилась.

Почему он должен блюсти верность женщине, которая годится только в качестве… лечебной процедуры? Без нее нельзя, а после нее… Низкокалорийная диета, а не женщина.

И перед ней приходится унижаться, уговаривать, чтобы снизошла исполнить свой супружеский долг.

Скучно. Скучно жить на свете, господа… Откуда это? У-у, филологиня… Даже в постели с ней в голову только избитые цитаты из классиков лезут. Подумаешь, ребенка она потеряла! И из-за такого пустяка — мировая скорбь и прочее? Тоже мне, трагическая героиня с тонкими нервами и ранимой психикой… Выкидыши бывают у тысяч женщин, и никто не делает из этого трагедии. А она тут устроила… А ему тут приходится терпеть…

Артур искренне считал, что ему просто не везет с женщинами. Ему, такому одаренному, так хорошо продумавшему стратегию жизни. Ему, к неполным тридцати годам сделавшему карьеру, какую редко кто делает и в солидном возрасте. Ему, состоятельному человеку, которому открыты все блага мира. А вот женщины ему попадаются не те. То шлюха, то ледышка рефлексирующая…

Он жалел себя. И ни разу ему в голову не пришла простая мысль: отношения с женщинами — это единственное, что он строил сам. Все остальное выстроил для него отец — мощный, беспринципный и очень умный делец. Что это отец, как ледокол, пробил дорогу во льдах бытия и тащит сына на буксире…

Утром Артур был холоден и неразговорчив. Сказал только:

— У меня сегодня трудный день.

Позавтракал и уехал. А Наталья быстренько собрала сброшенные ночью Артуром на пол и уже увядшие розы, выбросила и их, и свечи, спрятала в бар неоткрытое шампанское. Ее страшно раздражали эти декорации, эти гламурненькие приемчики.

Кирюшка проснулся вполне здоровый, но был какой-то притихший, задумчивый. Вяло поел и ушел к себе. И там сидел, пока Наташа готовила обед и делала легкую уборку — пыль вытереть, все по местам разложить — расставить.

Наконец без Кирилла ей стало скучно, она привыкла, что он все время рядом, — или вопросами ее засыпает, или слушает ее рассказы, или читает ей — уже совсем бегло! Или просто возится с игрушками. Но всегда рядом.

Она потерла лицо руками — что-то лицо как онемело. И пошла в комнату Кирилла. Он что-то собирал из модулей конструктора. Встретил ее неуверенным взглядом и отвернулся.