Марк Хэддон - Загадочное ночное убийство собаки Страница 25

И теперь я понимаю, что в главе 13 сказал неправду. Тогда я сказал, что не могу шутить, но на самом деле я знаю три шутки, которые могу рассказать и понять. И одна из них про корову. А Шивон сказала, что мне не нужно исправлять то, что я написал в главе 13, потому что это не очень важно. Потому что это была не ложь, и потому что теперь я написал пояснение.

А вот шутка про корову.

Трое едут в поезде. Один из них экономист, второй — логик, а третий — математик. И они только что пересекли границу Шотландии (я не знаю, зачем они поехали в Шотландию) и увидели в окно, что на лугу стоит бурая корова (она повернута боком к поезду).

И тогда экономист сказал:

«Посмотрите, в Шотландии водятся бурые коровы».

А логик сказал:

«Нет, мы можем сказать лишь то, что в Шотландии есть, по крайней мере, одна бурая корова».

А математик сказал:

«Нет, мы можем сказать лишь, что в Шотландии есть, по меньшей мере, одна корова, которая является бурой с одного боку».

И это смешно, потому, что экономисты — не настоящие ученые, и потому, что логики мыслят гораздо более четко, но математики — самые лучшие.

И когда я оказываюсь в новом месте, я вижу все и со мной происходит то же самое, что происходит с компьютером, который выполняет много разных операций одновременно. Главный процессор блокируется, потому что у него нет больше памяти. А когда я оказываюсь в новом месте и вдобавок кругом слишком много людей — это еще сложнее. Потому что люди — они не как коровы, или цветы, или трава; они могут разговаривать с тобой и делать разные вещи, которых ты не ожидаешь. Так что тебе приходится замечать все и еще думать о том, что может произойти. Иногда, когда я попадаю в новое место и там много людей, это похоже на сбой в компьютере. Мне приходится зажмуривать глаза, закрывать уши руками и стенать. И это напоминает нажатие клавиш CTRL + ALT + DEL. Это значит, что программы перестают работать, и компьютер выключается и перезагружается. И мне нужно то же самое, чтобы вспомнить, что я делал и что собираюсь делать.

Вот почему я хорошо играю в шахматы и разбираюсь в математике и логике. Потому что большинство людей часто бывают слепы и не замечают очень многих вещей. И поэтому в их головах очень много свободного места и оно заполняется всякими вещами, не связанными друг с другом и глупыми. Вроде: «А выключил ли я газ на кухне?»

191

Мой игрушечный вокзал представлял собой маленькое здание, состоявшее из двух помещений и коридора между ними. В одном располагалась касса, где можно было покупать билеты, а другое было залом ожидания. Это место, где можно посидеть, если твой поезд еще не пришел. Но вокзал в Суиндоне оказался совсем не таким. Там был туннель, и несколько лестниц, и магазин, и кафе, и зал ожидания. И все это выглядело вот так:

Но это не очень точная карта станции, потому что я был испуган и не слишком хорошо понимал, где что находится. Я нарисовал все так, как запомнил, и это называется приблизительная схема.

Я чувствовал себя так, как будто бы стоял на скале, а вокруг дул очень сильный ветер. Голова у меня кружилась, меня подташнивало, потому что вокруг было слишком много людей. Они входили в туннель и выходили из него, весь туннель был заполнен гулким эхом, и в нем пахло туалетом и сигаретами. Так что я встал у стены, рядом с плакатом, который гласил: «Уважаемые пассажиры! Если вам требуются услуги автостоянки, пожалуйста, обращайтесь по служебному телефону справа от билетной кассы». Я ухватился за этот плакат, чтобы не упасть. Мне хотелось пойти домой, но в то же время я боялся идти домой. И я пытался составить план действий, но вокруг было слишком много всего.

Я закрыл уши руками, чтобы не слышать шума и спокойно подумать. Я решил, что должен остаться на вокзале, чтобы попасть в поезд. Хотелось где-нибудь посидеть, но возле входа сесть было негде, так что мне ничего не оставалось, как спуститься в туннель. Поэтому я сказал себе (не вслух, а мысленно): «Я пойду вниз по туннелю, и, может быть, там найдется место, где можно будет сесть. И тогда я сяду, закрою глаза и подумаю». И я пошел по туннелю, стараясь сосредоточиться на плакате, где было написано: «Внимание! Работает система скрытого наблюдения». И я чувствовал себя так, словно спускаюсь по канату с высокой скалы.

Я дошел до конца туннеля. Там были ступеньки, и я поднялся наверх. Но наверху тоже было очень много людей, и я начал стенать. Потом я увидел магазин и комнату, где стояли стулья. Но в комнате со стульями тоже оказалось много людей, так что я прошел мимо. И я видел разные плакаты: «Холодное пиво», «Осторожно, пол скользкий», «Ваши 50 пенсов продлят жизнь преждевременно родившегося ребенка на 1,8 секунды», «Изменения в расписании» и «Это вкусно! Горячий шоколад со сливками всего за 1,3 фунта», «0870 777 7676», « Не курить» и «Самый лучший чай».

А потом я увидел маленькие столики со стульями. Один столик стоял в углу, и за ним никто не сидел. Так что я сел на стул возле этого столика и закрыл глаза. И засунул руки в карманы, а Тоби забрался по моему рукаву, и я дал ему два шарика крысиной еды. А в другой руке я стиснул свой армейский нож. И поскольку теперь обе руки у меня были заняты, я больше не мог зажимать уши. И я начал стенать, чтобы заглушить шум, но не слишком громко. Я не хотел, чтобы окружающие это услышали и захотели выяснить, в чем дело.

Я попытался подумать, что делать. Но думать не смог, потому что у меня в голове было слишком много других вещей. Так что я начал решать математическую задачу, чтобы немного прочистить мозги.

Задача называлась «Солдаты Конвея». В «Солдатах Конвея» есть шахматная доска, которая может быть неограниченно большой, и квадраты на ней раскрашены вот так:

И покрашенную плитку можно передвигать, только если она может прыгнуть через другую покрашенную плитку горизонтально или вертикально (но не по диагонали), туда, где есть пустой белый квадрат. И когда двигаешь покрашенную плитку таким образом, можно потом передвинуть покрашенную плитку, через которую она перепрыгнула, вот так:

И нужно понять, насколько покрашенные плитки могут отдалиться от изначальной границы, и ты начинаешь делать примерно так:

И потом делаешь примерно так:

Я знаю ответ на эту задачу. И я знаю, что, как бы ты ни передвигал покрашенные плитки, ты никогда не продвинешь покрашенную плитку более чем на четыре квадрата выше первоначальной горизонтальной линии. Но это очень хорошая математическая задача, и можно решать ее в голове, когда не хочется думать ни о чем другом. Ее можно сделать любой степени сложности, какая тебе требуется, потому что доска может быть неограниченно больших размеров, а движения могут представлять любую комбинацию.

И у меня получилось вот что:

А потом я поднял глаза и увидел, что прямо передо мной стоит полисмен. Он спросил:

— Есть кто дома?

Но я не понял, что он имеет в виду.

Потом он спросил:

— С тобой все в порядке, молодой человек?

Я посмотрел на него и подумал, как будет правильнее ответить. И сказал:

— Нет.

А он сказал:

— Ты выглядишь очень утомленным.

У полицейского на пальце было золотое кольцо, а на нем — волнистые буквы, но я не мог разглядеть, что там написано.

Потом он сказал:

— Леди из кафе говорит, что ты сидишь здесь уже 2½ часа, и, когда она попыталась поговорить с тобой, ты был словно в трансе. — Затем он спросил: — Как тебя зовут?

Я сказал:

— Кристофер Бун.

А он спросил:

— Где ты живешь?

И я сказал:

— Рэндольф-стрит, 36.

И мне стало лучше, потому что мне нравятся полицейские и он задавал простые вопросы. И я задумался, сказать ли ему, что отец убил Веллингтона, и арестует ли он тогда отца.

Тогда он спросил:

— Что ты здесь делаешь?

А я ответил:

— Мне нужно было тихо посидеть и подумать.

Он сказал:

— Ладно, давай зайдем с другой стороны. Что ты делаешь на вокзале?

И я ответил:

— Я еду к матери.

Он сказал:

— К матери?

И я ответил:

— Да, к матери.

А он спросил:

— Когда отходит твой поезд?

Я сказал:

— Не знаю. Она живет в Лондоне. И я не знаю, где поезд в Лондон.

И он спросил:

— Стало быть, ты не живешь с матерью?

Я сказал:

— Нет. Но теперь я буду с ней жить.

И тогда он сел рядом со мной и спросил:

— Так где живет твоя мама?

А я ответил:

— В Лондоне.

И он сказал:

— Да-да, но где именно в Лондоне?

Я ответил: