Саша Виленский - Тридцать шестой Страница 26

Известие о том, что сегодня мы встречаемся с парой туристов из России, Наташа восприняла на удивление равнодушно. Также равнодушно она отреагировала на информацию, что, возможно, на яхте мы пойдем вместе с ними. Пожала плечами и улыбнулась:

— Вот видишь, слава богу, наконец-то ты хоть как-то ожил, а то совсем было скис.

— Наташка, только честно: это твоя работа?

Она засмеялась и отрицательно помотала головой.

— Ты, Саша, совсем параноиком стал.

Марина вошла в ресторан, держа под руку высокого красивого мужчину. По сравнению с ним никаких шансов у меня, конечно же, не было. Как там у Ильфа и Петрова? «Явно бывший офицер!» Начавший грузнеть, но все еще подтянутый, никаких намеков на лысину. Крепкий и, сразу видно, очень добродушный. Он улыбнулся нам, как-то сразу определив, кто их пригласил, и широким шагом направился к столику.

А я смотрел на Марину. При дневном свете стало ясно, что она не просто симпатичная, а ее можно назвать красивой. Так как понятие «красота» весьма относительно, то скажем точнее: совершенно моем вкусе. Одета достаточно просто, не вычурно, туфли на высоком каблуке — респект. Таких принято называть «интересная женщина». Я, честно говоря, никогда раньше не понимал этого определения и считал, что сим изящным эвфемизмом женщины обозначают просто некрасивых товарок, но Марина была именно интересной. По мне — так даже очень интересной.

Хорошая и красивая пара. Мне даже стало как-то не по себе. Я ж в голове уже прокрутил весь наш яркий и стремительный роман, увел ее от мужа и зажил спокойно и счастливо… Стоп! Вот этого-то как раз и нельзя было допускать, счастье мне было исключительно противопоказано.

Настроение сразу испортилось. За каким хреном я попал в эти дурацкие праведники! Если я даже не могу спокойно полюбить ту, что мне удивительно нравится. Не так, как нравились раньше женщины. По-другому. Просто когда я сейчас смотрел на нее, мне было сладко и больно. И холодно в животе. Я даже совершенно не представлял, как это переспать с ней, это было бы, наверняка, приятно, но гораздо интересней было просто находиться рядом, разговаривать, и максимум на что хватало моей фантазии — это до зуда в ладонях представлять, как глажу ее волосы, как провожу пальцем по ее руке. Я, даже не прикасаясь, просто чувствовал ее кожу.

— Натаниэла, очень приятно!

— Анатолий!

Какой у него густой баритон, вкрадчивый такой, точно должен нравиться женщинам. Вон как Наташка сразу зыркнула на него, вся сразу стала очаровательная такая. Ну, это она умеет как никто. Ножкой сверкнула, закинула на другую ножку, вытянулась, демонстрируя красивую фигурку. И Анатолий, натурально, сделал стойку. Мужик же.

— О-о-очень приятно! — протянула она томно. Я аж хрюкнул от смеха. А вот Марине начинавшаяся игра совсем не понравилась. Она как-то собралась вся и напряглась. Понятно: муж заглядывается на чужую красотку. И неважно, что красотка при своем мужике — не расписаны же! Тут что угодно может случиться, уведут мужика — и поминай как звали!

Я глазами показал Наташе: не перестарайся, веди себя прилично, маньячка. Она ослепительно улыбнулась и повернулась к Анатолию, с неподдельным интересом расспрашивая его о скучном бизнесе «купил-продал». Но это для меня он скучный. Вполне возможно, что если как следует вникнуть, то там, как и в каждом деле, можно найти что-то увлекательное. Зато мне представилась уникальная возможность поговорить с Мариной, будто мы одни. Марина что-то рассказывала, время от времени поглядывая, насколько далеко заходит невинная беседа ее мужа с пришлой красавицей, волновалась, и видно было, что она уже жалеет о своем решении остаться с нами.

— Да ладно тебе, — Я наклонился к ней поближе, чтобы щебечущая парочка нас не услышала. — Ничего не будет, если ты этого не захочешь, понимаешь? Скажешь сейчас: все, стоп, мы уходим — и все закончится, как и не было. Я отвечаю за Наташу, ничего плохого, что могло бы обидеть тебя — а значит, и меня, — она не сделает. Гарантия.

Она с удивлением посмотрела на меня:

— А почему вы… С какой стати ты решил, что я думаю о том, что что-то может случиться?

— Да вижу я, как ты на них смотришь. Не волнуйся. Ничего без нашего с тобой желания не произойдет.

— Ты (я обрадовался!) в этом так уверен? — Она покосилась на меня, мне даже стало смешно.

— Просто поверь. Я знаю, что говорю. Точно.

Марина впервые улыбнулась:

__ Ну хорошо. Если ты так говоришь, попробую поверить. А кстати, почему Наташа ничего не ест и не пьет?

— Фигуру бережет.

— К вопросу о фигуре! — Наташа оторвалась от Анатолия и повернулась к нам. — Здесь потрясающие десерты. Марина, вы любите сладкое?

— Очень! — засмеялась Марина. Когда она смеялась, у нее вокруг глаз собирались такие трогательные морщинки, и смеялась она удивительно искренне, как умеют смеяться только очень честные люди, которым совершенно нечего скрывать. — А вы, Наташа?

— Когда-то любила. Потом так получилось, что переела.

Наташа задумалась.

— А кем вы работаете? — Несмотря на мои заверения, Марина все же пыталась завладеть вниманием «подруги», оторвав ее от тающего на глазах мужа.

— Я? Вообще-то, я детский психолог, — неожиданно сказала Натаниэла. — Причем работаю в основном с детьми с отставанием в развитии.

Ну вот скажите, как иногда не желать ее убить?

— И давай, Марин, на «ты», а? Вот и славно. Дети — это, конечно, здорово, но и очень трудно, — продолжала она как ни в чем не бывало. — Потому что они и предсказуемы, и непредсказуемы одновременно.

Она потушила в пепельнице очередную сигарету.

— Особенно трудно с ними потому, что в отличие от взрослых дети точно знают, чего хотят. Взрослого можно убедить, уговорить, воздействовать на эмоции, на логику С детьми сложнее.

— Ну почему же? — возразила Марина. — С ними тоже можно договориться, если не давить, а объяснять терпеливо и подробно. Не всегда работает, но работает.

— Можно и так, — улыбнулась Наташа. — Но я работаю с особенными детьми.

Она глянула на меня смеющимися глазами.

— Этих просто так на кривой козе не объедешь.

— Почему? — это уже встрял Анатолий. И что его так заинтересовало? Но, возможно, я пристрастен. Да нет, я точно пристрастен. Нормальный мужик. Надо себя в руках держать.

Наташа помолчала.

— Я ж говорю, работать приходится с не совсем обычными людьми. В том числе и с детьми. В свое время я долго наблюдала за одним мальчиком, который крайне неудачно родился, нарушив тем самым планы… Ну, скажем так, очень важные и крайне серьезные планы, от которых зависела судьба этого мира.

Анатолий хмыкнул. Марина недоверчиво посмотрела на Наташу, а потом на меня. Я кивнул: мол, не врет. Знает и про планы, и про судьбы.

— Да, друзья мои, — закурила она очередную сигарету, благо до этого курорта всеобщий психоз борьбы с курением еще не дошел. — Родился мальчик в крайне неудачное время, из-за чего на другом конце планеты мне пришлось срочно восстанавливать справедливость. Поэтому особого внимания на этого появившегося на свет мальчика я не обратила, изо всех сил стараясь помочь косвенно пострадавшему от его рождения.

Тут уже хмыкнул я, но этого многозначительного хмыканья, похоже, никто не заметил.

— Как оказалось, зря, — задумчиво сказала Натаниэла и замолчала, вглядываясь в даль залива. — Помогать-то надо было мальчику.

Я не люблю сладкое

То, что гетто скоро уничтожат, стало понятно уже к сентябрю. Еще в июле немцы пригнали несколько грузовиков, собрали ораву полицаев со всей округи и устроили веселую облаву. Полицаи старались, работали не за страх, а за совесть, так что после «акции», как они это называли, взрослых в гетто почти не осталось.

Остались старики, которые не выползали из своих конур, да подростки, которые сумели смастерить несколько укромных укрытий и были уверены, что смогут в случае чего схорониться. Вот только с едой был полный облом. Ее просто не было. И они рыскали в поисках хоть какого-то заработка, хоть чего-то съедобного, иногда подкармливали стариков, но чаще съедали добытое прямо на месте.

Марик понимал, что долго так продолжаться не может и к зиме гетто ликвидируют. И если он не успеет убежать, то ликвидируют и его, а этого очень не хотелось. Прямо до дрожи в коленях не хотелось. Поэтому надо было решать первостепенную и сиюминутную задачу: добыть жратвы и продумывать долгосрочную перспективу — побег из гетто.

Второе было еще сложней, чем первое. И не технически — технически Марик знал несколько путей, какими можно ускользнуть из огороженного деревянным забором района города. Сложность была в одном очень важном вопросе: что делать потом? Куда идти? В городе скрыться было негде, никто еврея укрывать бы не стал, да и не было смысла. Прятаться и дрожать от каждого шороха он мог и в гетто, только здесь было меньше шансов, что выдадут.