Юрий Вяземский - Бэстолочь (сборник) Страница 26

…Теперь и это прошло. И это вытравил из себя. И давно перестал посещать Светочкины концерты.

При чем здесь вообще зависть к сестре? Не она ведь испортила отношения Кирилла с Анной Константиновной. Не она явилась причиной их, теперь уже можно сказать, полного отчуждения, незаметно родившегося, незаметно разросшегося, незаметно парализовавшего все нервные окончания, так что когда вдруг заметили, когда начались хрипы и судороги, уже поздно было что-нибудь предпринимать, никакая хирургия уже не могла исцелить.

Кроме обычных прохожих и редких машин, на площади в Елизово никого не было. Не приехала еще съемочная группа, не появился лихтваген, не согнали на площадь солдат, переодетых в царскую форму, всю эту Владову пехоту и кавалерию. Не привезли пока пушки, обещанные Серафимой, и не поставили на то место возле церкви, куда одним росчерком своего бездарного пера предназначил их Иван Алянский.

Все это было уже тысячу раз Кириллом проанализировано – и понято. И едва ли стоило к этому снова возвращаться, тем более сейчас, когда и без того было тоскливо и пусто.

И все-таки вернулся.

Впрочем, зря Кирилл боялся своих воспоминаний. Это Ленка его напугала, вернее, то, что он понял о своем к ней отношении вчера, в тамбуре… Опасения совершенно напрасные, ибо не Кирилл, а Анна Константиновна была виновата в том, что «потеряла» сына, как она выразилась во время их последней встречи.

«Ты просто не можешь простить мне Ленинграда… Вот когда это дало себя знать. Почти через двадцать лет! Теперь я понимаю, что уже тогда потеряла тебя», – говорила Кириллу Анна Константиновна.

Ничего она не понимала. Кирилл теперь не только не винил Анну Константиновну в том, что она оставила его в Ленинграде с бабушкой, а, наоборот, благодарен ей был за это. Потому что никогда он так сильно не любил свою мать, не думал о ней с такой нежностью, так остро не нуждался в ней, как тогда, в Ленинграде.

Все произошло намного позже, когда Кирюша стал взрослым, вырос, бедняжка, из своих бархатных штанишек с лямочками и постепенно стал ослабевать тот врожденный рефлекс, на котором основывалась его любовь к матери. И тут вдруг до Кирилла дошло, что мама его как бы не настоящая, а, скорее, плюшевая…

Дойти-то дошло, но от инфантильного своего рефлекса все-таки долго еще не мог избавиться. И он продолжал толкать Кирилла к плюшевой маме, а так как сознанию давно уже этой плюшевости было недостаточно, заставлял Кирилла тормошить ее, то шлепая, то облизывая, в тщетной попытке вдохнуть в нее жизнь. И каждый раз за это получать по носу. Так уж был устроен этот жестокий эксперимент: срабатывал какой-то хитрый механизм, и обезьянку било током, вольт этак под восемьдесят, несмертельным, конечно, но достаточным для того, чтобы загнать животное в дальний угол клетки и заставить просидеть там до тех пор, пока навязчивый рефлекс не вытеснял память о болевом ощущении и снова не толкал обезьянку к тому плюшевому, безразличному, что так упорно хотелось сделать настоящей матерью.

Бывало, приходил к ней, выжидал, пока уйдет с кухни Марья Игнатьевна, и, оставшись наедине с матерью, начинал точно жить сначала, точно не было в нем ни обиды, ни ревности, ни упрека, точно после долгой разлуки встретились наконец два самых близких человека, и столько много им теперь предстояло сказать друг другу, столько много сообща понять и прочувствовать. Но именно в тот момент, когда, казалось, должно было случиться давно ожидаемое чудо и две тоскующие души могли радостно слиться, Анна Константиновна вдруг кидалась к плите перевернуть жарившиеся котлеты или, перебив сына, начинала без всякой смысловой связи рассказывать ему о новейших достижениях его гениальной сестры Светочки. И замыкалась электрическая цепь.

А потом Светочка вышла замуж, ее энергичный муж поселился в квартире Анны Константиновны, и Кирилл окончательно утратил надежду, так как не только расшевелить и одухотворить плюшевую маму, но пробраться к ней отныне стало почти невозможным. Встречались они теперь исключительно по торжественным поводам: на Светочкиных днях рождения, на банкетах после Светочкиных премьер и на самих премьерах перед банкетами, которые Кирилл посещал с самому себе непонятной регулярностью, почти всегда никому не нужный, никем не замечаемый, матерью своей в последнюю очередь.

Празднества в квартире Анны Константиновны всегда были многолюдными и хлебосольными, чему немало способствовал Светочкин муж. То есть называл гостей, а все остальное ложилось на Анну Константиновну. Она одна доставала продукты, одна готовила, она же подавала, потчевала и убирала, металась между кухней и столовой, между холодным и горячим, между своей «старой гвардией» и «социально ценными» Светочкиного мужа. Единственное, на что у нее хватало времени и сил, так это в перерывах между метаниями бросить быстрый обожающий взгляд на свою драгоценную именинницу, триумфаторшу, ради которой все делалось, ради которой на все была готова, ради которой одной жила на белом свете.

…У Кирилла тогда не было премьер. Вернее, были лишь такие, после которых не праздновать, а застрелиться хотелось. Дни рождения свои он редко отмечал, и почти всегда Анна Константиновна на них отсутствовала: жили они на противоположных концах города.

Вот ведь ситуация, которая могла бы заинтересовать этологов: модель обезьяньей мамы, которая для одного детеныша остается плюшевой, а по отношению к другому и на глазах у первого ведет себя как настоящая мать – заботится о нем, ласкает, ревнует…

Она почти ничего не знала о том, как трудно было Кириллу в училище, как складывались его отношения с Ленкой, о его прозябании в театре, о его мытарствах на студии.

…«Я на сто процентов уверена, что, если бы ты стал известным артистом, тебя стали снимать направо и налево, показывать в „Кинопанораме“, а твоя сестрица неожиданно заглохла, то Анна Константиновна тут же забыла бы о своей драгоценной Светочке и быстренько переметнулась на тебя». Ленкино высказывание. Не любила она Анну Константиновну, хотя всячески скрывала от Кирилла свою неприязнь к свекрови. Но иногда все-таки прорывалось.

Нет, не права была Ленка. Кирилл это потом понял.

То было его последнее достижение в борьбе с самим собой, последний победоносно взятый рубеж и окончательный разгром своего инфантилизма, торжество просвещенного разума над слепыми инстинктами: он наконец-то понял свою мать. Он как бы взглянул на нее со стороны, возвысился над ней и своими прежними чувствами к матери бесстрастным исследователем и с этой высоты увидел и понял ее такой, какой она была на самом деле.

Сперва он увидел ее молодой, любящей своего мужа и преданной ему до самозабвения, до унижения перед ним и ради него готовой оставить своего сына в Ленинграде. Она и Светочку оставила бы бабушке, если б возможно было ее оставить и если бы отец отказался принять ее со Светочкой. Разве была она виновата в том, что больше всех на свете любила тогда своего мужа, его, Кирилла, отца?

Затем Кирилл увидел Анну Константиновну брошенную мужем, с двумя детьми, которых надо было, не рассчитывая теперь на постороннюю помощь, кормить, одевать, любить и воспитывать. И прежде всего – кормить и одевать. Уже этого было достаточно для того, чтобы Анне Константиновне приходилось работать с утра до ночи. А когда случалась у нее свободная минутка на любовь и воспитание, она целиком отдавала ее Светочке.

«Странный ты человек, Кирилл. Ты обижаешься на меня за то, что я уделяю Светочке больше внимания, чем тебе. Но ведь это естественно. Она – маленькая девочка, а ты уже почти взрослый мужчина, к тому же – единственный мужчина в доме. Это вовсе не значит, что я люблю ее больше, чем тебя… Неужели ты не понимаешь?»

Нет, тогда не понимал, и это тоже было естественно. Но теперь понял. И не мамины объяснения, а то, что она никогда не смогла бы ему объяснить и что сама, возможно, никогда не понимала, а именно: почему она больше любила Светочку.

Потому что при той жизни, которую вынуждена была вести Анна Константиновна, на двух детей ее все равно бы не хватило, и надо было сделать выбор, вложить всю себя в какое-то одно безусловно прибыльное для нее дело, где прибылью служили защита от одиночества и ощущение своей незаменимости. Замуж во второй раз Анна Константиновна не надеялась выйти: вряд ли бы ей удалось встретить человека, которого она полюбила так же сильно, как когда-то любила отца Кирилла, а жить с менее любимым человеком она не сумела бы. Стало быть, оставались дети, из которых надо было выбрать одного. И сознательно или подсознательно, справедливо или несправедливо, но выбор был сделан, и звался он – Светочка.

Все дальнейшие события лишь закрепляли результаты этого выбора, усиливая неравенство положения Кирилла и Светочки в жизни их общей матери.

Женитьба Кирилла. Достаточно сказать, что Анна Константиновна даже на свадьбе у Кирилла не присутствовала. Светочка в то время уехала с концертами по Сибири, а мама взяла две недели за свой счет и отправилась сопровождать дочь. Она обещала специально прилететь на свадьбу, но не прилетела. То ли погода была нелетная, то ли билета не достала – какая-то причина была впоследствии выдвинута, но Кирилла она не удовлетворила. Обиделся он тогда страшно. Теперь же эта обида казалась пустой и наивной. Ведь известно же, что у большинства млекопитающих обзаведение собственным семейством неминуемо ведет к отмиранию прежних родственных связей.