Евгений Дубровский - Лесной шум Страница 26

Сколько одной салаки сожрала у меня за три года воровская шайка! Преступление тем более отвратительное, что вызывалось оно отнюдь не крайними обстоятельствами жизни. О голоде не могло быть речи, воришки питались прекрасно и сговаривались воровать исключительно из озорства: в этом я убежден совершенно.

ПТЕНЦЫ

Что думает птица, усаживаясь на гнездо, все равно какая птица—журавль, курица, малиновка, страус?

У всех одна мысль: в гнезде—яйца, будущие дети, их надо сохранить, спасти от всякой беды, защитить хотя бы ценой собственной жизни. Мысли такой ни одна птица, конечно, никому не высказывала, но все птицы доказывают эту мысль по-разному. Одни бесстрашно кидаются драться, как бы ни казался велик и силен враг, приблизившийся к гнезду, другие хитрят, стараясь отвлечь врага от гнезда, иные просто закрывают яйца собою, готовые погибнуть, защищая свое будущее поколение.

У гнезда, где имеются яйца, всегда стража: то два защитника, то один.

Иногда самец устраивает гнездо и принимает на себя все заботы о нем, самка же только несет яйца. Часто не отличить самца от самки: оба одинаково хлопочут над гнездом, оба высиживают поочередно. У других семейная работа разделена: самка сидит в гнезде, а самец носит ей есть и, чтобы не было скучно, поет ей песни. Кое у кого случается так, что ни гнездо, ни яйца не должны попадаться на глаза самцу: он яйца разобьет, а гнездо растреплет. У многих птиц отец равнодушен к гнезду, не замечает, покидает его, а мать это гнездо устраивает, хранит и самоотверженно защищает. Только у некоторых, преимущественно страусовых, все наоборот: самец и строит гнездо, и охраняет его, и высиживает яйца, равнодушно брошенные где попало самкой.

Цыплята

Когда курица клохчет, вытаращив покрасневшие глаза, и, угрожающе надувая шею, сердито топорщит крылья—это значит, что она заблаговременно пугает будущих врагов, желает вывести цыплят. Тогда ей подсовывают корзину с яйцами, и глупая курица не в состоянии разобрать, чьи они. Пошевелив клювом каждое яйцо, уложив так, как, по ее мнению, им должно лежать, наседка клохча усаживается на них. Просидев час-два, она уже любит их и готова защищать как собственные.

А яйца-то иной раз присланы по почте за тысячи верст, они или от заморских породистых кур или утиные.

Плохая наседка, случается, вскакивает с гнезда через несколько дней и, хотя ее усаживают на него насильно, все-таки бросает полунасиженные яйца. Хорошая клуха сидит упорно, сходя с гнезда на минуту, на две лишь попить, поклевать; она ежедневно перевертывает клювом каждое яйцо, не давая ему долго лежать на одном боку, от чего желток пересыхает в скорлупе, начинает гнить и получается усохшее яйцо с погибшим в нем зародышем. Откуда, как знает это глупая курица? Если такое яйцо все-таки образовалось, опытная наседка высиживать его не станет и попытается выкинуть из гнезда: мертвецу не место тут, где выклевывается новая жизнь.

Яйцо хрустит и трескается, в трещину просовывается изнутри клюв, и скорлупа разваливается на куски. Чуть-чуть пища, явилось новое существо, беспомощное, жалкое, мокрое. Если в этот миг холодный сырой ветер резко дунет на цыпленка, он его погубит. Но мать, внимательно смотря, озабоченно, тихонько клохчет и забирает всех проклюнувшихся пискунов под крылья: там тепло и сухо. Часа через два-три, обсохнув, цыплята уже бегают, бойко семеня лапками, толщиною в спичку, их писк весел, они покрыты плотным нежным пухом. Черные, серые, пестрые… А сама курица белая. У четверых какие-то странные плоские носы, перепончатые красные лапки—это утята. Не может быть, чтобы курица не различала их от цыплят, но она всех одинаково бережет и защищает, всех, кто вывелся под ее грудью, в ее гнезде: чужих она не принимает, бьет и гонит прочь. Своих на вторые сутки их жизни она научит есть, стуча клювом по корму. Пить их приучит… человек. Он возьмет двух-трех цыплят и обмокнет их клювы в воду. Когда они поймут, что надо делать, он их отпустит; от них научатся пить остальные. Если не учить питью, то большинство цыплят погибнет: вода для них важнее еды.

Индюшата, едва выклюнувшиеся на свет, одеты редким пухом, они почти голы, зябнут сильно, греться должны долго. Нескладные, длинноногие, они дрожат и ежатся всегда, кожа у них синяя в пупырках, писк хриплый, жалобный. У индюшки-матери обычно вся грудь ощипана, чтобы цыплятам было теплее от ее кожи. Индюшка заботливо упрятывает под себя свой выводок, но, если он выклюнулся в ненастную погоду, индюшата, не успев покрыться перьями, гибнут один за другим. Индюшка стонет, клохчет, трогает клювом, перевертывает мертвого птенца и продолжает водить, греть, защищать остальных, пока они не вырастут. Она самая заботливая мать, она не виновата, что у нее из десятка иногда остается три-четыре индюшонка. Хлипкая это птица.

На хилых безобразных индюшат очень похожи… павлинята, почти голые, бесхвостые, нескладные. Они только через год начинают походить на тех роскошных птиц, в которых превратятся впоследствии.

А где петух, когда выводятся цыплята? Как он смотрит на пуховый табунок, пискливо толкущийся вокруг клухи? Индюк не помогает ли индюшке в заботах о хилом ее потомстве?

Пышнохвостые петухи, потрясая яркими перьями, расхаживают важно и равнодушно: им никакого дела нет до всей этой возни с гнездами и птенцами.

Рябчик, куропатка, перепел

Маленькие лесные куры, рябчики, живут только в больших лесах, даже на полянки, не только в поле, никогда не вылетают. Гнездо рябчик устраивает под кустом: на земле ямка, устланная листьями, травой, мелкими веточками. Самка, положив до пятнадцати пятнисто-бурых яиц, сидит на них, кажется, одна, хотя самец всегда вертится зачем-то около гнезда и потом около выводка.

Рябчата покрыты густым желтым пухом—сверху пестрым, с буро-серыми пятнами, снизу одноцветными, посветлее. Они бегают бойко, едва выклюнувшись из яиц, и старка, рябуха с белым пятном на горле, ведет пискливую, суетливую стайку на берег речки, ручья, проточной канавы. Зачем? Воды рябчики, кажется, не пьют, но… любят слушать ее журчанье. Мать учит цыплят клевать ягоды, побеги и семена трав, нежные иглы молодой хвои. Шумно, с треском вспархивает выводок рябков; они не поднимаются к вершинам деревьев, не летят далеко, а врассыпную бросаются прятаться по средним сучьям, прижимаясь к ним плотно-плотно.

Серая куропатка устраивает свое гнездо в поле среди густой травы, иногда в озими—ямка, опушенная перышками из собственной грудки. Яиц в этой ямке бывает по восемнадцати, так что удивительно, как небольшая птица может их покрыть. Они светло-оливкового цвета, почти без пятен и при выходе птенца на свет не лопаются на куски, а распадаются вдоль на две половинки: цыпленок куропатки не проклевывается, а выскакивает из развалившегося, точно разрезанного пополам, яйца. Он в красновато-буром пуху, крошечный, с круглым задком и уже с перышками в крыльях.

Что делает самец куропатки около гнезда? Никто не видал, чтобы он высиживал или кормил своих детей, но он их скликает на заре особенным тонким свистом, когда бойкие цыплята разбредутся среди стеблей. Весь выводок шумной стайкой летит на место дневной кормежки. Там они трепыхаются в пыли, бегают, копаются, разгребая лапками, совсем как домашние. Если поймать весь выводок, то заодно с молодыми легко приручаются и старики.

У перепелки, самой маленькой курочки, серопуховые птенцы, величиной с орех, не грецкий, а с обыкновенный каленый орех. Они бойки, скоро начинают порхать, но долго не клюют сами, а мать кормит их из клюва насекомыми, зернами, молодой травой. Хлопот ей много, маленькой курочке: надо же насытить до пятнадцати голодных цыплят. Умеющие уже летать молодые перепелки любят бегать, перекликаясь, по полю, но в случае опасности отлеживаются упорно. На них охотятся без ружья, с собакой и… бумажным ястребом. Запустив такого ястреба как обыкновенный змей, охотник идет по жнивью, собака отыскивает перепелку, останавливается над ней, но та не летит. Охотник, сматывая бечевку, подтягивает страшного ястреба ближе-ближе, перепелка все крепче прижимается к земле. Остается накрыть перепелку сеткой. Успеху ловли помогает то, что выводок перепелов, поднявшись, не летит дружно, а рассыпается по полю, кто куда. И каждый перепелиный дурачок в одиночку таится в чистой глади, воображая, что спрятался от страшной тени.

Фазан

Длиннохвостые пестрые фазанки на воле, надо полагать, высиживают усердно, но полудомашние—они, нанеся двенадцать-четырнадцать яиц, бросают гнездо, а то и вовсе его не устраивают, раскидав яйца где попало. Пузатые, крупные фазаньи яйца замечательно разнообразны по окраске. Фазан, одетый в серебристые перья, выводится не из белоснежного яйца, как, казалось бы, следовало, а из темно-палевого. Синие, красные, желтые перья кавказского фазана скрыты в яйце оливкового цвета. Алмазный фазан, сверкающий пестротою, выклюнется из мутно-желтоватого яйца. Разукрасятся так, конечно, взрослые петухи, а фазанята выклевываются все одинаковые: рыжевато-серые, пуховые, кругленькие, бесхвостые.