Сергей Карамов - Ностальгия Страница 26

Вася засмеялся, а Антон покачал головой.

– Еще… – продолжал Андрей. – Отличие антикоммуниста от коммуниста. Коммунист прочитал книгу Карла Маркса, а антикоммунист ее понял.

– Отлично, господин шпион и антикоммунист! – похвалил Андрея радостный Иван Иванович, потирая руки. – Магнитофон всё записывает.

– Как и все телефонные разговоры наших горожан, – добавил Андрей. – Еще слушайте.

Один задает вопрос другому: «Знаешь фирменное чувство советского человека?» «Чувство вкуса?» «Нет». «Чувство воспоминания?» «Ну, ближе, но не то… Чувство глубокого удовлетворения».

Вася громко засмеялся, а Антон спросил Андрея:

– Ты чего болтаешь? Не понимаешь, где находишься?

– Понимаю, но терять мне нечего... – храбро ответил Андрей. – Еще… Анекдот о чудесах советской страны. В стране официальной безработицы вроде нет, никто не работает, но план выполняется. План выполняется, но купить нечего. Купить нечего, но всюду очереди. Всюду очереди, но у всех всё вроде есть. У всех все есть, но все недовольны. Все недовольны, но голосуют «за».

Иван Иванович кивнул, не поняв иронии Андрея:

– Конечно, настоящие советские люди всегда голосуют «за».

– Добавьте при этом, что голосуют «за» безоговорочно на безальтернативных выборах.

– Как это?

– Альтернативы нет. Дают лишь один выборный бюллетень с одной лишь фамилией, предлагая опустить его в выборную урну.

– Именно так! А чего еще надо? – удивился Иван Иванович.

– Если проводятся выборы, то надо что-то выбирать из чего-то! Чтобы был бы выбор!

Того или другого кандидата, – объяснил Андрей, хотя и не надеялся на понимание офицера.

– А выбор ведь есть, – сообщил Иван Иванович. – Вы выбираете предложенного кандидата или нет.

– Пожалуй… Так и знал, что не поймете меня.

Иван Иванович насупился:

– Да! Таких антисоветчиков никогда не понимал и не пойму.

– Вы против свободы слова?

– Нет! Я за свободу! И за Конституцию! Наша советская Конституция гарантирует свободу слова.

– И тем, кто это слово скажет? – спросил Андрей, скептически поглядывая на Ивана Ивановича.

Иван Иванович помолчал минуту, потом удивил всех друзей откровенной и чересчур циничной фразой:

– Свобода слова – это осознанная необходимость помалкивать.

Андрей заметил, горько усмехаясь:

– Очень цинично!

– Знаете, свое мнение попрошу оставить при себе, – сухо сказал Иван Иванович.

– И всегда надо помалкивать? – спросил Вася.

– Всегда!

После короткой паузы Иван Иванович спросил Андрея:

– Ваши антисоветские анекдоты закончились?

– Нет, еще хотите услышать?

– Да!

– Это я могу, – оживился Андрей. – Слушайте… Знаете, что такое дефицит с коммунистической точки зрения?

– Ну?

– Объективная реальность, которую совки не ощущают.

Иван Иванович неопределенно пожал плечами:

– Не смешно. И грубо.

– Еще послушайте… Вашего КГБ при коммунизме не будет.

– Да ну? – усмехнулся Иван Иванович.

– Да! При коммунизме, если когда-нибудь он наступит, в чем я очень сомневаюсь, свободные сознательные граждане сами будут организованно с чувством глубокого удовлетворения допрашивать друг друга, ища шпионов и несогласных с режимом диссидентов, арестовывать и сажать друг друга. Почему без вашей конторы? А в целях экономии. Ведь ваш этот Брежнев читал по бумажке: «Экономика должна быть экономной».

Иван Иванович покраснел от злости, хотел выругаться, но в последний момент вспомнил, что он записывает ответы Андрея, и с трудом сдержался.

А Андрей продолжал, усмехаясь:

– Анекдот про Брежнева. Его спрашивают: «Как вы организуете плановое снабжение вашей громадной страны?» «А всё в Москву везем, – отвечает он, – а оттуда все всё тащат».

Последний анекдот крайне раздражил Ивана Ивановича, он прекратил магнитофонную запись, нервно постучал пальцами по столу.

– Достаточно! – произнес очень сухо Иван Иванович. – Слушайте, одного только не пойму: почему у нас такой откровенный разговор?

– А мы в нашем времени все откровенны! Все говорим, что думаем. Во всяком случае так поступает в нашем времени большинство. Не боимся.

– Да неужели не боитесь? – удивился Иван Иванович.

– Не боимся! Вам правда не нужна?

– А кто сказал, что анекдоты – это правда жизни? – засомневался Иван Иванович.

– Именно – правда, жизни, это народное творчество, – ответил Андрей. – Не нравится правда? Конечно, не та газета «Правда», которой народ пользуется вместо туалетной бумаги.

Иван Иванович поморщился, услышав слова Андрея, и после короткой паузы задумчиво произнес, обращаясь только к Андрею:

– Слушайте… Сам удивляюсь, что такой откровенный разговор получается. Вы говорили о правде?

– Да!

– Правда… Разве народные анекдотики, эти скабрезные пошлые истории, выдуманные подлыми врагами нашей родины, есть настоящая правда?!.. Это вам кажется правдой? Под правдой люди понимают порой совершенно разное.

Андрей воскликнул:

– Правда только одна!

– А вот и нет! – спорил Иван Иванович. – Неправда ваша! То, что вам, врагам нашего социалистического образа жизни, кажется правдой, вовсе ею не является. Она, ваша буржуазная правда, для нас не настоящая правда.

Тут Антон подскочил, не выдержав:

– Что слышу я? Я, житель города Ижорска, который здесь родился и вырос? Я ведь свой, зуб даю!…

– Попрошу не перебивать! И сядьте!

– Но я тоже за правду! – воскликнул Антон.

– Сядьте! И перебивать! – прикрикнул на него Иван Иванович.

Антон сел, качая головой.

– Пока сидите тут, потом посидите в другом месте… Итак, правда бывает разной.

Ваша буржуазная так называемая искаженная версия, называемая почему-то правдой, и наша социалистическая настоящая правда.

– Гм, абракадабра… – пробормотал Вася.

– Правда – это то, что хотите вы услышать! Правда – это то, что хотят внушить разные умелые политологи в умы населения, а не то, что есть на самом деле!

Реальность порой может показаться вовсе нереальной, если ее умело интерпретировать. Правду можно искажать, выдавая за нее ложь, всякую несуразицу. И крупинки правды могут потонуть в потоке лжи. Буржуазной лжи, которая льется неиссякаемым потоком на советских людей.

– Бред…Вялая полуправда газет «Правда» и «Труд» вовсе не настоящая, – тихо произнес Андрей.

Иван Иванович заметил:

– Надо стараться быть оптимистом! А вы пессимист.

Андрей не оставил реплику офицера КГБ без ответа:

– Скорее я пессимист, ощущающий жизнь не как безысходность, а как безыллюзорность.

– Что-то новое, – поморщился Иван Иванович.

– Философский пессимизм, если так можно выразиться.

– Достаточно разговоров, – вздыхая, холодно подытожил Иван Иванович, после чего нажал на кнопку вызова.

В кабинет быстро вошли трое человек в штатском. Они подошли к столу и остановились, ожидая приказа начальника.

– Можете их забирать! – распорядился Иван Иванович, даже не смотря больше на троих друзей.

– Пройдемте, – сказал один из вошедших в штатском друзьям.

– А куда?

– Мы покажем…

Глава 13

Неудавшийся побег

Николя спал, лежа на сене. Во сне ему приснилась милая Настенька; она улыбалась и звала его к себе. Он тоже улыбался, протягивал руки, чтобы обнять свою жену. А Тимофей лежал напротив и храпел, в последнее время он не видел снов, просто спал, как убитый. Вот уже два дня, как их держали запертыми в сарае, не выпуская никуда, даже на допросы больше не вызывали. Они большую часть суток спали, а, просыпаясь, беседовали, вспоминая былое время, последний бой с красными.

Николя во сне видел Настеньку на балу, она вальсировала с ним, улыбаясь.

Танцующие пары на миг остановились, освобождая место для Николя и Настеньки и одновременно любуясь их танцем – так уж всем нравилось, как танцует эта супружеская пара.

– Николя, – прошептала Настенька, – все на нас смотрят…

– Что ж, c’ est bien, – ответил так же шепотом Николя, не отрывая влюбленного взгляда от жены. – je vous aime.

Я тоже вас люблю, chere amie, – шептала Настенька.

Рядом слышались восторженные голоса:

– Они великолепны!

– Charmante soiree! Прекрасная пара!

– Qui, qui! Сharmante enfant Настенька!

– Право, очаровательная пара!

Музыканты закончили играть вальс, но Николя и Настенька замерли, не двигаясь, и смотря зачарованно друг на друга. Так прошла минута, наконец, музыканты решили заиграть новый вальс Штрауса, а Николя с Настенькой, сияя, пустились с неописуемым удовольствием вальсировать.

… Потом Николя видел во сне конную прогулку с Настенькой. Она очень любила скакать в лесу на коне, а он всегда сопровождал ее на прогулке. Николя вообще больше нравилась охота, а конные прогулки он не очень любил. Но Настенька наотрез отказывалась идти вместе с мужем на охоту, говоря, что нечего убивать живых тварей, что это только барское баловство и ничего более. Николя вспоминал, как он принес с охоты несколько убитых селезней, показал их с гордым видом Настеньке, а она резко отстранилась от него, нахмурилась, ничего не говоря. Николя тогда вздохнул, приказать слугам отнести селезней на кухню и больше никогда не звал Настеньку на охоту, никогда больше не показывал ей охотничьих трофеев.