Роман Сенчин - Любовь, или Не такие, как все (сборник) Страница 26

– К-как? – пролепетал Иван Иванович. – А гаишники?

– Гаишники проскочили на красный свет, и тут прямо у нас перед носом «Скорая» – с сиреной, с мигалкой! Ладно, водила у меня грамотный, вовремя среагировал!

– Виноват, – хрипло ответил Маховиков. – Виновные будут наказаны.

– Да на кой хрен мне твои виновные! Неужели трудно перекрыть одну улицу в городе?!

– Оу! – воскликнул атташе. – Отшын фкусно! Вери гуд!

– Иди, принимай гостя, – смилостивился чин, и Маховиков на ватных ногах пошел к атташе.

– Ну, как говорится, соловья баснями не кормят, – сказал он. – Прошу отобедать с дороги, а уже потом, как говорится, приступить к осмотру достопримечательностей.

Маховикова предупредили, чтобы обстановка была как можно непринужденнее. В зале накрыли шведский стол, «отцы города» пришли с женами и взрослыми детьми, которые заранее получили инструкции, как именно непринужденно себя вести. Выпив шампанского и закусив тарталетками, Маховиков повел гостей знакомиться с лучшими людьми города.

– Это директор нашего завода, Федор Михайлович…

Атташе, выслушав перевод, на плохом русском спросил:

– Достоевский?

– Нет, Чехов, – ответил ему чин из министерства.

Все засмеялись, только директор завода недоуменно смотрел на Маховикова.

Иван Иванович шикнул:

– Смейся, дурак, это шутка. Какая ему разница, Чехов ты или Иванов.

– Но я и есть Иванов, – обиделся Федор Михайлович.

– Смейся, гнида, – поддержал Маховикова чин.

Директор кисло улыбнулся.

Маховиков, чувствуя приближение катастрофы, продолжил знакомство и выдохнул только после того, как все лучшие люди закончились. Все рассосались к столам, образовали несколько групп якобы по интересам и негромко переговаривались между собой, то и дело посматривая на атташе – не идет ли он к ним?

Спиридонов стоял неподалеку от председателя, чина и атташе с переводчицей, выжидая удобный момент. Тот не преминул возникнуть в образе официанта с шампанским. Когда переводчица взяла бокал, Степан неуловимым движением подтолкнул женщину под локоть, и вино выплеснулось на министерского чина.

– Ой, я сейчас вытру! – засуетилась переводчица.

– Не надо, – процедил чин и попросил Маховикова: – Иван Иванович, проводи-ка меня, где можно переодеться.

Председатель горисполкома с обреченным видом увел столичного гостя, чтобы тот мог вволю напиться его крови. Спиридонов, переводчица и атташе остались предоставлены друг другу.

– На столе у окна, кажется, бутерброды с икрой, – сказал Степан.

– Где?

Спиридонов указал направление.

– Только на меня не берите, у меня панкреатит.

– А при панкреатите нельзя? – удивилась женщина.

– Мне даже чаю нельзя, – пожаловался Степан, и женщина ушла за бутербродами.

Оставшись наедине с американцем, Спиридонов вытащил из кармана снимок и обратился к Хайтакеру:

– Господин атташе, вам что-то говорит такой стиль фотографии?

Атташе с любопытством взял любовно оформленный портрет Таисии и громко присвистнул:

– Святое дерьмо! Это настоящий Миленький?!

Спиридонов кивнул и спрятал фотографию в карман пиджака.

– У меня есть целый чемодан.

– Вы хотите продать эти работы?

– Сто тысяч американских долларов – и чемодан ваш.

– Это несерьезный разговор.

– Более чем. Я понимаю, что у вас сейчас нет таких денег, но и у меня этот чемодан не при себе. Я могу оставить этот чемодан в Москве, в камере хранения на одном из вокзалов, после того как вы найдете способ передать деньги.

– Простите, я правильно понимаю, что вы сотрудник КГБ?

– Правильно.

– Нас могут застукать, и вы пожалеете.

– А могут не застукать, и тогда пожалеете вы. Решайтесь, или я буду распродавать коллекцию по одной фотографии уже без вашего участия.

В это время вернулась переводчица с бутербродами:

– Господин Хайтакер, красная икра!

Атташе поблагодарил и взял с тарелки бутерброд. Тут же появился министерский чин в новом пиджаке и красный как рак председатель горисполкома.

– Не скучали? – спросил чин. Похоже, он уже стравил все свое недовольство и теперь пребывал в самом приподнятом расположении духа.

– Мы икру едим, – ответила, жуя, переводчица.

– Я всегда говорил: чтобы не сболтнуть чего лишнего, рот должен быть занят, – чин подмигнул переводчице, и она чуть не поперхнулась.

Банкет продолжился. Алкоголь, наконец, всех расслабил, послышались смех, шутки, министерский чин с Маховиковым уже вовсю травили похабные анекдоты, держа друг друга за пуговицы.

Именно в этот момент в зале и появились Тамара Александровна и Таська. У Таськи на плече вместо ее сумки висела папка из двух листов оргалита.

– Тамарсанна! – громко воскликнул министерский чин и с распростертыми объятиями пошел через весь зал. – Где же вы пропадали? А кто это с вами? Сестра? Племянница?

Маховиков, увидев жену, подобрался. Выражение лица Тамары Александровны ему очень не нравилось.

– Томочка, дай я тебя поцелую! – громко объявил чин и попытался облапить женщину.

– Витя, пойди проспись, дурак пьяный, – сказала Тамара Александровна, ловко увернувшись в сторону. Сказала негромко, так, чтобы слышал только чин, и тот застыл на месте с разведенными в стороны руками.

– Тамара, в чем дело? – строго спросил Маховиков, едва жена подошла к нему. – Я тебя все утро жду! Где ты ходишь? И зачем ты ее сюда привела? Девушка, что у вас за вид? Что у вас с руками? Немедленно…

– Нет, Иваныч, у тебя тут определенно бардак. Как я буду докладывать наверх? – сварливо, но без скандала, сказал министерский чин, подойдя к супругам.

– Лейтенант, выведи постороннюю из зала, – попросил Маховиков у Спиридонова.

Словно хищная кошка, Степан мгновенно оказался рядом с Таськой и аккуратно взял ее за запястье.

– Пройдемте…

– Убери руку, не то закричу, – сказала Таська.

Выражение лица у нее один в один повторяло Тамару Александровну. Как будто обе недавно плакали, но тщательно привели себя в порядок.

Тут, совсем некстати, подошли и атташе с переводчицей. Атташе что-то спросил у Маховикова.

– Это ваши жена и дочь? – сказала переводчица.

– Э… да, это жена, а это… кхм… двоюродная племянница жены, – сказал Иван Иванович.

Таисия поздоровалась по-английски, поинтересовалась, как дела у господина атташе и как ему нравится в Советском Союзе.

– Уандерфул! – обрадовался мистер Хайтакер. – Что у вас с руками, мисс…

– Таисия, – представилась Таська.

– Таисия… – повторил атташе. – Так что?..

– Ехала на мотоцикле, неудачно затормозила, – соврала Таська. – Ничего страшного, до свадьбы заживет.

– О да, я знаю эту идиому! – обрадовался мистер Хайтакер. – Это за вами ехала «Скорая помощь»?

«Скорая помощь» он произнес по-русски, и Таська с Тамарой Александровной переглянулись.

– Нет, не за мной… – ответила девушка по-английски, а потом вполголоса сказала Спиридонову: – Миленький умер.

– Чего?! – хором спросили министерский чин и Маховиков. – Когда?!

– Сегодня.

– Простите, что вмешиваюсь, – переводчица едва поспевала за быстро говорящим американцем. – Вы говорите – «Миленький»? Это знаменитый Святослав Миленький? Я знаком с его работами. Что вы обсуждаете, мне очень интересно.

Маховиков с выражением искренней скорби сказал:

– Скончался ваш Миленький. Только что. – И порывисто обратился к Тамаре Александровне: – Как же это? Почему? Он же нестарый еще был, жить и жить…

– Я не понимать… – атташе вновь перешел на плохой русский. – Я думать, он давно умирать! У нас все думать, что он быть автор времен революция…

Таська сказала:

– Он жил здесь, около шести лет. Оставил после себя большое творческое наследие. Мистер Хайтакер, можем ли мы просить вас организовать мемориальную выставку Миленького в Соединенных Штатах?

Атташе стушевался:

– Оу… это есть неожиданное предложение в такой минута… но, полагать, это будет лучший способ помнить великий художник… ес, это решаемо. Но кто будет сопровождать выставка?

Тут снова вмешался чин:

– Стоп, машина. Я не понял, что здесь за панихида и о какой выставке идет речь. Вы об этих ужасных фотографиях, которые позорят весь Советский Союз?

– Нет, речь идет о картинах Миленького, его живописи и графике, – сказала Таська.

Она сняла с плеча папку и вытащила оттуда пять листов.

Атташе удивленно разглядывал то, чего он вообще не ожидал увидеть.

– А фотографий? – спросил он. – Фотографий ню?

– А фотографии недавно погибли в пожаре. Все, что Миленький когда-либо снял – и снимки, и негативы, – все сгорело, – ответила Таська.

Министерский чин непонимающе обернулся к Маховикову:

– Иваныч? Ты почему мне ничего не сказал? В Москве люди ждут, надеются! Большие люди! Скажи, что у тебя хотя бы немного в загашнике осталось!