Иселин Херманн - Домино Страница 26

У Токе нет никакого желания начинать свой любимый антимобильный «кисельный» монолог. Ему просто хочется уйти, побыть наедине с собой. Прочь. Знаешь что, Роз, я доступен целый день, мне действительно не нужно…

Извини… у Роз заплетается язык… как писатель может быть доступен целый день? Я просто не понимаю.

Послушай, у меня дома проблемы. Ты можешь меня отпустить? Он не знает, говорит ли он сейчас в порядке исключения правду. Токе уходит и забывает подарок на кровати.

Роз плачет крупными слезами. Он даже не хочет взять ее подарок! Она пытается найти чек, но его нигде нет. А еще она пытается найти свой гнев, но его она тоже не может найти. Она просто очень расстроена. А ведь была в таком хорошем настроении.

~~~

Мадам Токе сидит на диване, поджав под себя ноги, и похожа на того, кто читает. Ее муж обожает повелительный звук, когда вставляет ключ в замок, и не выносит запаха сигарет, который висит в коридоре вокруг ее пальто.

Прости.

За что?

Что я так поздно.

А, я и не заметила.

Ты ужинала, Манон?

А ты?

Внезапно он понимает, что целый день не ел ничего, кроме одной виноградинки и соленого миндаля. Да, он голодный. Нет, не ел. Была сложная операция, и теперь я готов съесть дюжину блюд. Что у нас есть?

Может, не так много? Она идет с ним на кухню, сейчас она покладистая, какой давно уже не была.

Как прошел день?

Мой?

Да, я с тобой разговариваю. Она садится на барный стул и наливает им по бокалу вина.

У меня всегда хорошие дни.

Меня раздражает, что ты всегда так отвечаешь. Наверное, все-таки день на день не приходится?

Нет, до тех пор, пока я не причиняю вреда другим людям и, может быть, даже могу сделать для них что-то полезное, все хорошо.

А ты никогда этого не делаешь?

Чего?

Не причиняешь вреда?

Почему она спрашивает об этом? Он встряхивает консервную банку. Надеюсь, нет. Выливает содержимое банки в тарелку, может, это не haute cuisine,[13] но все-таки еда, и ставит в микроволновку.

Подойди.

Редко, если не сказать — крайне редко, Манон так прямолинейна. Чем ты, собственно, занимаешься?

Он бросает косой взгляд на консервную банку. О, черт, он же разогревает себе корм Сартра. Могла бы и предупредить!

Она уходит и выключает свет. Он пьет воду, после чего выключает микроволновку и свет на вытяжке.

~~~

Сабатин лежит и разглядывает красные цифры на будильнике. Даже цифра восемь — самая женственная из всех цифр — угловатая и некрасивая. Время — 03.28.48. Внезапно ее начинает жутко раздражать, что эти цифры такие угловатые. И красные. Она оборачивается. Франсуа спит тихо, когда лежит на боку. Она рассматривает его. Того, кого так хорошо знает. Крупный нос, широкие брови, ямочка на подбородке. Все в нем какое-то тяжелое. Она любит, когда он смеется, тогда его лицо надувается, как воздушный шарик. Она знает, как сильно любит его. Любила? Нет, она любит его. С нежностью, которая проистекает из чувства вины. Внезапно она наполняется состраданием. Франсуа не знает, что сегодня она была в отеле с незнакомым мужчиной. Абсурд. Ей должно быть стыдно, а она чувствует сострадание! Когда звонит будильник, она понимает, что не спала ни минуты.

Мужчина на двадцати восьми фотографиях не звонит до того как она, по его подсчетам, не отправила детей в школу и, возможно, пришла в свое ателье. Он забыл, что сегодня суббота, и не знает, что по субботам она водит детей на теннис. Он оставляет сообщение на ее автоответчике. Впервые. Сообщение, которое она прослушает столько раз, что если бы это была старая пленка на автоответчике еще до времен мобильных телефонов, то она была бы стерта до треска.

Он стоит в телефонной будке на бульваре Мажанта и не знает, что женщина, на которой он женат, всерьез обдумывает некое дело.

Она открывает телефонный справочник и находит то неподписанное объявление, которое чаще всего привлекало ее внимание. Мужчина в телефонной будке не знает, что его полное имя, его предполагаемое место работы, а также другие детали сейчас заносятся в блокнот некоего детектива из бюро на улице Прованс. Именно сейчас. Выбор пал на это объявление отчасти потому, что имя детектива в нем не указано, и потому, что он, как и распорядитель похорон на улице Фобур Пуассоньер, работает семь дней в неделю и отвечает на телефонные звонки в любое время суток. 7/7, 24/24 написано в угловых скобках. Это и помогает сделать окончательный выбор.

Что хуже? Быть распорядителем похорон, которому звонят посреди ночи, потому что кого-то надо похоронить? Или быть детективом, которому звонят в это же время, потому что надо выследить супруга? Сейчас ни то, ни другое не кажется ужасным. Обычная суббота, первая половина дня.

Вы сможете взяться за это дело? Спрашивает Манон и чувствует легкую дрожь в голосе, дрожь, которую может слышать только она.

Вообще-то я не занимаюсь ничем другим, сухо отвечает он.

Они договариваются встретиться в его офисе во вторник в десять.

Сегодня 18 марта. Воскресенье. У парижан есть время, чтобы сходить на рынок, в кино, в прачечную, навестить могилу на кладбище, пойти на порно-шоу, помыть автомобиль — проще говоря, сделать то, на что в будни не хватает времени. Но Сабатин надо на работу. У нее съемка с писателем, которого номинировали на Гонкуровскую премию. Она, кстати, не передоговорилась с поэтом, про которого забыла, и ей неудобно позвонить ему снова. Тот, кого она сегодня должна фотографировать, такой дисциплинированный, что будние дни для него — рабочие, как и для всех остальных людей. Писательские или читательские дни от сих до сих. А фотографии не имеют отношения к работе.

Поэтому съемка должна состояться сегодня. Она забыла спросить, родственники ли они. Токе — не очень распространенная фамилия.

Сабатин пытается сконцентрироваться, глядя на схему метро, но все время думает о чем-то другом. О телефонном сообщении, каждый слог которого она знает наизусть. Каждую паузу, каждый вздох. Ей выходить на «Сен Поль» или на «Бастилии»? Не может быть, что она никак с этим не разберется, так как она любит зеркальную картину города, схему путей под землей, и обычно точно знает, какой адрес наверху соответствует станции метро внизу. Но не сегодня. Она невнимательна. И здесь, где она стоит, сквозняк. Холодно. Она взъерошивает волосы. Рука на ее затылке. Вниз по плечу. Палец очерчивает контур ее руки. Это никак не связано со схемой метро, но воспоминание раскрывается, как веер, во всем ее теле. Она решает вопрос в пользу «Сен Поль», ошибается и опаздывает на пятнадцать минут. На нее не похоже, когда речь идет о работе.

Пьер Токе — невысокий мужчина, напоминающий жабу. Его кожа как лунная поверхность, но в его взгляде — острота и ум, дальновидность и проницательность. Его легко фотографировать, так как понятие «тщеславие» давно выпало из его лексикона и заменено на «интерес к миру».

«Сабатин Коэн» написано в книге, которую он дарит ей, когда они прощаются, «которая может заставить лягушку почувствовать себя принцем».

По дороге домой она обращает внимание на очень элегантную женщину. Они обмениваются короткими оценивающими взглядами и проходят мимо друг друга. Но позже, когда Сабатин хорошо подумает, она поймет, что элегантность была сосредоточена исключительно в паре оранжевых перчаток и обуви высокого качества такого же цвета.

Этой ночью на площади Клиши зазеленели деревья.

Она стоит около 44-го номера на улице Дюнкерк. Никаких табличек с именами, как раньше. Десять кнопок от нуля до девяти отдают должное французской скрытности. Она ошиблась вчера? Могут ли жить на одной улице несколько Токе? Она вспоминает, что, когда он одевался после съемки, он перепутал номера домов. Она думает о недавнем странном телефонном разговоре. Ее руки потеют. Что-то не так, и она боится, что это ее вина. Она смотрит на эти десять кнопок, как будто они знают правду. Десять цифр, которые в десяти тысячах различных вариаций составляют четырехзначный код. При условии, что сможешь повторить те же числа. Об этом ей рассказал Фредерик. Он любит цифры. Генетический код непредсказуем. По крайней мере, у него это не от нее и не от Франсуа. Может, от ее отца? Говорят, что область мозга, отвечающая за музыкальность, находится близко к той, которая отвечает за способность решать уравнения с несколькими неизвестными. Она никогда не перестанет удивляться, что минус на минус дает плюс. Это же не имеет никакого смысла. Так же, как не имеет никакого смысла то, что она тут стоит. Ей не стоит искать его. Ей надо держаться своей половины поля и выкинуть его из головы. Но ее ноги просто не слушаются ее.

~~~

У Роз и Токе есть договоренность еще с того времени, когда Роз подавала тайные знаки и сигналы. Они условились, что если у нее в окне триколор, — это означает, что он должен к ней прийти. Но они договорились, что это не «просто» потому, что она скучает. Тогда она подымала бы флаг все время, сказал он, дразня ее. Они беззаботно смеялись над тем, что, к сожалению, является обычным между мужчиной и женщиной — ведь в девяти случаев из десяти звала его она, она писала девять из десяти писем на его ящик, который он завел для этих же целей, именно она всегда или почти всегда высвечивала сообщения фонариком. Со своего четвертого этажа на его пятый. Думала ли она всегда быть тем, кто проявляет инициативу? Не думала ли она отпустить ситуацию? Видимо, она не осмеливается. И совсем не сейчас, когда он, развалившись на диване, сложил на груди руки. Утром, когда Зефир раздвинул шторы, он не мог не увидеть, что триколор поднят. Роз сидела на кровати с опухшими глазами, у нее была температура.