Максим Матковский - Попугай в медвежьей берлоге Страница 26

После декламации он с надеждою глядит на меня черными окосевшими глазами и спрашивает:

– Ну, как тебе?

– Неплохо-неплохо, – отвечаю я и выливаю остатки арака себе в глотку. Других развлечений у меня в городе нет. Это еще хорошо, что Халид живет по соседству и приходит, а так бы и не знаю… Судите сами: в городе нет ни одной улицы, где можно прогуляться вечерком, в кафе одному сидеть – хуже не придумаешь, нет в городе ни кинотеатров, ни парков. Безлюдно, темно, и сильный ветер дует. Да и улицы какие-то недружелюбные, пустые. По ним бродят семейные арабы с детьми и колясками или же просто носится туда-сюда озорная ребятня. Не знаю, в городе у меня нет любимого места. Два ресторана на окраине – мрачные, и делать там, кроме как чревоугодничать, больше нечего. В гости никто не зовет, в друзья никто не набивается. Повеситься от скуки можно, потому что пить одному не комильфо. Пить одному – мерзко и отвратительно. Пока я не познакомился с Халидом, один раз попробовал напиться в одиночку. И что со мной было? Я вел себя как дурак, как болван соломенный. Бродил из угла в угол по квартире, разговаривал со стенами, жаловался стенам, плакался стенам, смеялся со стенами и заснул. Когда проснулся – чувствовал себя скверно не от выпитого алкоголя, но от дурости, которая на меня напала.

Вот вам еще одно свойство пьяного Халида: он может ни с того ни с сего заснуть. Сидит человек, выпивает с вами, поддерживает разговор, арабские анекдоты рассказывает – и тут брык… храпит! Голову назад откинул и храпит, заснуть он может как стоя, так и на стуле. Для меня всегда было загадкой это его умение мгновенно засыпать. Вот и сегодня он вырубился после третьего стаканчика. Мне стало неудобно и не по себе. Я громко позвал его.

Халид открыл глаза и продолжил рассказывать историю с того места, на котором завис. Рассказывал он мне про то, как заработал деньги на новенький автомобиль «Лада», и то, как издал двухтысячным тиражом собственную книгу рассказов. Да, он уже давно писал рассказы, он мне и книгу подарил: на первой странице имелась его фотография, на которой он был в традиционной сирийской одежде. По игривым глазкам я понял, что фотографировался он тоже пьяненьким. Ничего против пьющих людей я не имею. Я против неадекватных идиотов, буянов и вредителей. А такие встречаются и среди убежденных трезвенников, и среди мусульман, и среди христиан. Человек – мясо с костями, и никуда от этого не уйдешь. Мясо с костями сплетничает о мясе с костями, мясо с костями влюбляется в мясо с костями, мясо с костями рождает мясо с костями, и так далее и тому подобное. Вопрос в том, способен ли ты взрастить танцующую звезду внутри себя?

– Триста километров отсюда, в округе Хама, есть плодородные земли, – рассказывает Халид. – Я взял в аренду много земли и засеял их кукурузой. Хвала Аллаху милостивому и милосердному, кукуруза взошла, и я заработал много денег. На следующий год кукуруза не взошла… и как это говорят… я сильно сгорел?

– Прогорел, – поправил я.

– Моя бывшая жена много ругалась и гуляла, – заявил Халид, проглотив порцию спиртного. – Сейчас у меня хорошая жена и дети хорошие…

Внезапно голова его откинулась назад, и он громко протяжно захрапел.

– Халид! Халид!

– Что такое?

– Ты спишь?

– Нет, я не сплю.

– А что ты делал?

– Я задумался.

– Мы будем еще пить?

– Давай.

– Тогда я сбегаю за бутылкой. Посиди тут. Я быстро.

– Хорошо, давай, хабиби…

Только я провернул ключ в замочной скважине на два оборота, как сразу же послышался храп.

Я спустился по лестнице, прошел небольшую мечеть с высоким минаретом и отыскал открытую лавку на новом базаре. Все лавки кроме одной были заперты, у бровки рядом с желтыми иранскими машинами паслись таксисты, они поприветствовали меня кивками и предложили подвезти. Отказавшись, я зашел в лавку. Государственных продовольственных магазинов в Сирии практически нет, все отдано в руки мелких предпринимателей. Большие магазины и супермаркеты отсутствуют даже в Дамаске и Алеппо.

Сириец дремал за прилавком, я разбудил его и спросил арак «Райан», он выдал мне бутылку, и я поспешил назад. По дороге, непонятно зачем, я достал ключи от дома и принялся крутить цепочку на пальце. Дурацкая привычка! Когда я пересекал темный, плохо освещенный двор четырехэтажного дома, цепочка соскочила с пальца и ключи, высоко взмыв в воздух, улетели в кусты. Около получаса я лазил на карачках, щупал ладонями пыль, исколол себе руки и морду о колючий кустарник, но ключей так и не нашел. И подсветить нечем, телефон лежал дома на зарядке, и время, как назло, позднее, и прохожих нет. К таксистам или к лавочнику за помощью я не хотел обращаться. Ведь тут все сплетники, кроме сплетен бедным людям в городке нечем и заняться. Обратись я за помощью, они бы с удовольствием пошли со мной к кустам, они бы разбудили жителей дома и раздобыли бы фонарики. Только вот на следующий день все в городе будут знать: «Один переводчик украинского контракта пошел ночью за бутылкой, и он был очень пьян, братья мусульмане! От него разило, как от винного погреба! Ну, он и напился. Неудивительно, что он потерял ключи, мы долго их искали, весь город разбудили!»

Без сомнений, об этом эксцессе узнали бы мой милый черноротый директор и прочие технари Организации плотин Евфрата. «Мало того, что он переводит не ахти, так еще и пьет по ночам, лучше бы технические термины изучал!»

Отчаявшись, я побрел к себе в квартиру, за дверью слышался громкий храп Халида и монотонный бубнеж телевизора. Я постучал в дверь и прислушался: храп настолько громкий, что его и на улице подле мечети слышно.

– Халид! – крикнул я и ударил в дверь. – Халид, открой!

За дверью напротив, где обитал вместе со своим многодетным семейством зубной врач, послышались шаги. Кто-то там подошел к двери и наблюдал за мной через глазок. И еще шаги, и смешки, и перешептывания, и уже откровенный смех. Нет, они не выходили, зачем портить представление? Давайте посмотрим, что же сегодня исполнит для нас пьяный попугайчик!

Сказать честно, я разозлился не столько на глупое стечение обстоятельств и идиотскую привычку вертеть ключи на пальце, сколько на Халида. Это он во всем виноват. Пьяница, болван, только чуть выпьет и сразу спать! Я тарабанил кулаками в дверь, звал Халида, пытался высадить дверь плечом, брал дверь с разбега. Черт с ним, завтра вызову слесаря – он все починит, только бы сейчас домой попасть.

– Халид! – заорал я.

А он себе спал на стуле летаргическим сном, его бы и пушечный выстрел не разбудил, вдобавок ко всему у Халида в комнате начал звонить телефон. Это звонила его жена, она ему постоянно названивает. Раз пять может за час позвонить.

И тут до меня дошло, что нужно делать. Мысль была настолько простая и гениальная! Зачем я поднимал шум и кричал, как полоумный, на лестничной клетке?

Я снова спустился, прошел мечеть, перешел через дорогу и минут пять шагал по грунтовой дороге в абсолютной тишине, шаги мои были слышны на всю округу. Дом мужика, который мне сдал в аренду квартиру, находился в пяти минутах ходьбы. Звали его Ильяс, жил он один. Христианин, на запястье у него имелась татуировка – черный крест. В квартире он поддерживал идеальную чистоту, что было странно для одинокого мужчины. Нет, я сам сторонник чистоты и порядка, пространство вокруг себя нужно организовывать таким образом, чтобы оно способствовало твоему духовному равновесию, кто же спорит! Но квартира Илияса – это было нечто особенное. Только он переступал порог жилища, как сразу хватал тряпку и давай все чистить, мыть, вытирать, окна он моет, например, каждый день, а пол в его доме такой блестящий, что не грех с него и поесть. На кухне – идеальный порядок, как будто он живет с тремя домохозяйками-чистюлями. В его жилище вы понимаете, что такое синдром мухи в молоке. И сам Илияс был похож на свою квартиру – выглаженный, наголо выбритый, пахнущий благовониями, только вот без каких-либо отличительных черт. Его лицо словно наспех состряпали на полицейском фотороботе.

Я позвонил ему в дверь, и звонил много раз, и стучал, и выкрикивал его имя, тьма обволакивала меня, я замолкал и прислушивался: ни единого звука, только где-то далеко жужжал мотоцикл. Хорошенькое дельце. Хотелось сквозь землю провалиться!

Потом я опять пошел в квартиру и, проходя около мечети, уже слышал халидовский храп. Он надсаживался изо всех сил со звериной мощью. Что это? Проблемы с сердцем или с носовой перегородкой?

Я вспомнил своего приятеля Артура и его отца, вспомнил, как мы рыли канаву в промерзлой земле. Точнее, они рыли, а я ерундой страдал. Так вот Артур служил в ракетных войсках под Киевом, он мне рассказывал, что ночью в казарме солдаты играют в одну игру. Называется она – Охота на тигра. Если кто-либо забывается и храпит во сне, солдаты тихонько будят друг друга, берут подушки и на цыпочках крадутся к храпящему, затем они начинают избивать его подушками и вопить: