Эндрю О'Хоган - Взгляды на жизнь щенка Мафа и его хозяйки — Мэрилин Монро Страница 26

Неделю спустя мы поехали в Мехико разводиться с Артуром. Сначала за мной должен был присматривать привратник Виктор, но у его жены внезапно поднялась температура, и ему пришлось всю неделю кипятить чайники в Куинсе. Тогда свою помощь предложила Мэй Райс, секретарь Мэрилин, но она понадобилась моей хозяйке в поездке, поэтому в конечном итоге мы втроем погрузились в невероятно тряский самолет и отправились на юг. Когда мы всходили на борт, пилот потрепал меня за подбородок: я уже начал казаться себе эдаким среднестатистическим пушистеньким дружочком, очаровательным позвоночным, сопровождающим элегантных особ в кругосветных путешествиях. К примеру, как Леоненко, палевый охотничий пес Васко Нуньеса де Бальбоа, который сопел у него под боком, когда тот открывал Панамский перешеек. У нас с Леоненко похожая предыстория, хотя никаких сведений о том, есть ли в его родословной шотландцы, не сохранилось. В отличие от самого Бальбоа терпимости ему было не занимать. Пес защищал хозяина от всего, кроме его собственного дурного нрава (обычное дело, скажу я вам). Спасаясь от врагов, он даже забрался вместе с ним в бочку. Компаньонку Мод Тонн так и звали — Компаньонка. То была очаровательная серая мармозетка, неравнодушная к кельтским преданиям и эллинской поэзии — стихам, по большей части посвященным бессилию человеческой страсти[30]. Увы, крошечный примат недолго развлекал курбетами хозяйку, годами влачившую бремя национального вдовства. Когда Мод Тонн отправилась на разведку в Санкт-Петербург, простуда быстро положила конец этим курбетам. Говоря о мармозетках-компаньонах, нельзя не упомянуть Митца, «отвратительную мартышку», как называла Ванесса Белл питомца, сопровождавшего Вирджинию и Леонарда Вулф в поездке по Германии в 1935 году. По словам Ванессы, расцвет фашизма был пустяком в сравнении с растущим могуществом Митца, который пробуждал в чете Вулф настоящую родительскую тревогу. Ванесса с удовольствием подчеркивала, как завидует ее сестра мартышкиному дару сосредоточиваться в любых условиях. «Он вел себя так, словно ставил под вопрос весь мир», — говорила Вирджиния.

Вот о чем я думал, пока наш самолет пыхтел над Ганновером, штат Пенсильвания, и мысль об этих созданиях продолжала расти и тявкать в моем дремлющем сознании, когда мы пролетали над Голубым хребтом и пещерой Ганди в Западной Виргинии. Мы сидели в громадной железной птице, а за нами, в небе над рекой Камберленд, что на юго-востоке Кентукки, вился белый след. Во сне я видел расстилающийся внизу мир: огромные поля, фермы и веселые лица за фермерским столом в оживленных вечерних сумерках. Мы пролетели над Мемфисом, штат Теннесси, и над арканзасским озером Дегрэй. Я подумал, что вполне мог бы стать пилотом, когда вырасту. Под нами поплыли бескрайние пустоши и одинокие домишки посреди Богом забытой глуши, а затем мы с ревом пронеслись над Франклином, Хопкинсом и местечком под названием Рейне. На летном поле аэропорта «Даллас лав филд» мое путешествие подошло к концу.

Я пришел в восторг от последовавшего за этим хаоса и того, как он разрешился. Одна из причин моей любви к Троцкому — его врожденная склонность к авантюризму. В поисках места, где можно жить и работать, мой кумир объездил весь свет, встречая новых друзей и врагов в Турции, Франции, Норвегии и Мексике. В Далласе власти запретили мне садиться в самолет. Неправильно заполненные бланки, нет разрешения, обязательный карантин — ах, что за бардак! (Я сразу вспомнил первое знакомство Ноэла Кауарда с американской таможней. «Милый агнец, расскажи, кем ты создан, расскажи?»[31] — осведомился он у сварливого чиновника, и небеса разверзлись.) Мэй Райе пыталась дозвониться до мексиканского посла, но потом какая-то услужливая дама, сотрудница аэропорта, сказала, что за собакой могут присмотреть ее знакомые. Моя хозяйка и Мэй приехали в Мексику всего на день — подписать бумаги о разводе. Я, конечно, расстроился, хотя в глубине души знал, что рано или поздно все равно попаду в Мексику: так предначертано[32]. До приезда нянек я успел нашкодить в зале ожидания: разлил по полу целое ведро моющего средства. Мэрилин со скорбным видом сидела в баре и пила мартини. На экране телевизора, сквозь полосы и помехи, показывали то, что весь день крутилось в голове у Мэрилин: вступление сенатора Кеннеди на должность тридцать пятого президента Соединенных Штатов Америки.

Русский роман лежал рядом с ней на стойке. Мэрилин подпиливала ногти, смотрела телевизор и пила — как самая обычная белая американка. Мужчина в деловом костюме поднял с пола окурок и закурил. Люди в телевизоре были одеты в толстые пальто. Изо рта Кеннеди вырывались белые облачка пара. «Человек держит в своих бренных руках силу, способную уничтожить все виды человеческой бедности и все виды человеческой жизни», — говорил он. Бокал замер в дюйме от губ Мэрилин: она заметила, как бизнесмен поднимает с пола еще один окурок. Занервничав, она обворожительно улыбнулась.

— Знаешь, Мэй, — сказала она, — мне кажется, я бы прекрасно жила на улице. В смысле как бездомная. Тебе не кажется, что я была бы очень… ну, находчивой, что ли?

— Тебе бы это быстро надоело, Мэрилин, — сказал я. Но мне понравилась идея, что моя хозяйка однажды придет в отчаяние и откажется от всех мирских благ. Прежде чем нас разлучили, я представил себе Мэрилин в образе Диогена Синопского: она сбрасывает шубку и в одних лохмотьях идет по улице под восхищенными взглядами бродячих собак.

Реймонд и Арлен, юные собачьи няньки, оказались весьма легкомысленной парочкой — красивые и наглые, они любили пиво, свитера и обжиматься в машине. Когда мы вышли на улицу, Реймонд держал в руках номер «Даллас морнинг ньюс».

— Черт знает что, — говорил он. — Подсунули нам какую-то бешеную псину. Ну и рабо-о-отка. — Он на миг оторвался от газеты.

— Ты видишь лицо той дамочки? — спросила Арлен.

— Она только по сторонам глазеет, а все дела за нее делает старушка. Думаешь, она какая-нибудь знаменитость?

— По-любому, — ответила Арлен. — Зуб даю, знаменитость. Видал, как шуба на ней сидит? Шубы только на звездах так сидят.

Реймонд вернулся к газете, а я настроился на мысли Арлен. Она шла молча и жевала резинку.

— Вот бы встретить какую-нибудь звезду! — сказала она.

— «Нью-Росс, Ирландия, — прочел вслух Реймонд. — В пятницу вечером жители этой крошечной прибрежной деревушки, где когда-то жили предки Джона Ф. Кеннеди, устроили танцы на пирсе Чарлз-стрит. Они отмечали инаугурацию возлюбленного сына деревни».

— Клево, — ответила Арлен.

— «Именно с пирса Чарлз-стрит, — продолжал читать Реймонд, — прапрадед президента Кеннеди отправился на поиски счастья в Новый Свет. В пятницу там жгли костры, устроили шествие с факелами, пели песни, плясали джигу…» — Он поднял глаза. — Что такое «джига»?

— Танец такой. Типа все ирландцы вместе танцевали.

— «…и веселились. А в час инаугурации над пирсом вместе с ирландским триколором взлетел американский флаг — поднял его Джеймс Кеннеди из Дуганстауна, четвероюродный брат нового президента».

Арлен усадила меня на заднее сиденье, рядом с динамо-машиной и грудой пустых бутылок. Я лизнул этикетку пива «Лоун стар», пожевал билет на фильм «Падение дома Ашеров», который недавно крутили в кинотеатре для автомобилистов, и сразу проникся симпатией к Реймонду и Арлен — весьма ветреное поведение с моей стороны, если учесть, что я был у них проездом. Но у нас, авантюристов, есть одно негласное правило: плут плута видит издалека. Они катили по шоссе в поисках приключений, мои лохматые собачки, мои друзья, гонимые l'esprit humain, духом человеческим. Скорей всего они и имен-то своих писать не умели, но денек в их обществе обещал быть дивным — солнце было еще высоко, и весь мир лежал у наших ног. Выяснилось, что детки очень рады возможности подзаработать (спасибо Арнольду, дядюшке Арлен, который держал агентство по решению проблем). Два дня назад они доставили два огромных мешка со льдом в похоронное бюро Дунканвилля. А вчера вечером были стаканчики: семьдесят бумажных стаканчиков понадобилось какому-то врачу, закатившему вечеринку на озере Хайленде. Но чаще всего ребята промышляли воровством — они оказались весьма беззастенчивыми и одаренными воришками. Все пиво, по-видимому, было краденое. То и дело они притаскивали из придорожных магазинчиков и аптек предметы сомнительной ценности. Арлен, к примеру, блестяще добывала всякий хлам: пластмассовые солнечные очки и всякие принадлежности для барбекю она сперва осмеивала, а потом бросала на заднее сиденье.

— Ай!

— Ох, прости, лапа! Неуклюжая я — страх. Без обид, лады?

Мы отправились на юг, в Де-Сото — совсем небольшой городок, где звон коровьих колокольчиков мешался с ревом автомобилей. Няньки посадили меня на поводок, а сами пошли на дело. Дожидаясь их возвращения, я поднял глаза и увидел пару кед, болтающихся на проводе между двумя телеграфными столбами. Из «Магазинчика хозяйственных мелочей» ухмыляющийся Реймонд приволок катушку рыболовной лески и упаковку восковых свечей, а Арлен прошвырнулась по «Бакалейной лавке миссис Галлахер», откуда стянула два журнала и пурпурный лак для ногтей. В багажнике машины было полно краденого добра, но ребята ничуть не постеснялись достать оттуда пакет с собачьим кормом, миску и покормить меня прямо на парковке. Арлен даже сходила к миссис Галлахер и попросила «водички для песика».