Савако Ариёси - Кинокава Страница 26

Жена героя находилась в самом центре событий. После переезда в город к ней стали обращаться не иначе как «уважаемая госпожа». Согласно своему положению, она начала носить более изысканные кимоно. Отметившая свой сорок седьмой день рождения Хана не утратила былой красоты. Выглядела она лет на сорок, но зорко следила за тем, чтобы одеваться в строгом соответствии возрасту. Эта женщина отличалась особой изысканностью, и трудно было поверить, что она – всего лишь провинциалка, недавно переехавшая в город.

Когда возбуждение, вызванное майскими выборами, немного спало, на Хану неожиданно свалилась масса дел. Появилась возможность выдать замуж Фумио, которая по-прежнему училась в Токийском женском училище. Успешно закончив первый подготовительный год, Фумио взялась за основную программу и теперь была студенткой-третьекурсницей, специализирующейся на английской литературе.

Последние два года Хана сильно переживала за судьбу дочери. Сама она вышла за Кэйсаку в возрасте двадцати двух лет, но решила во что бы то ни стало выдать Фумио замуж до того, как ей исполнится двадцать один. Хана очень жалела, что отпустила дочь в Токио, поскольку теперь та радостно шла в направлении, совершенно противоположном тому, которое прочила ей мать.

Кэйсаку, ныне глава вакаямской ячейки Сэйюкай, часто бывал в Токио по делам. Однажды по возвращении домой он решил переговорить с женой наедине.

– Знаешь, Хана, Фумио попала в весьма затруднительное положение. – Он внимательно следил за реакцией жены, в глазах сверкали озорные искорки.

– Что ты хочешь этим сказать?

Хана знала, что муж всего лишь дразнит ее, но постоянные волнения давали о себе знать. Первое время после переезда в Токио дочь часто писала домой, с энтузиазмом восхваляя новую жизнь. Через полгода число посланий заметно уменьшилось. В немногочисленных открытках она чаще всего просила у родителей денег. Сэйитиро завалил экзамен по дипломатическому этикету и все еще жил в токийском пансионе. В его коротких формальных письмах также содержались просьбы выслать денег. Матани быстро отправляли требуемую сумму, поскольку очень трепетно относились к старшему сыну. Ни Кэйсаку, ни Хана не волновались о том, как сын потратит эти деньги; они прекрасно знали, что большая часть пойдет на книги и подарки для брата и сестер. Сэйитиро не отличался особой пылкостью и импульсивностью и никогда не стал бы тратиться на дорогие визиты в дома свиданий.

А вот требования Фумио ставили родителей в тупик. Прежде всего, девушка, которой пришло время выходить замуж, не должна разбрасываться деньгами отца. Во-вторых, она детально расписывала то, как собирается потратить средства. Сэйитиро никогда не просил определенную сумму, хотя, если присланных денег было мало, он обычно отправлял срочной почтой дополнительное письмо. Когда такое происходило, Хана в спешке высылала ему даже больше необходимого. Что до Фумио, та составляла список вещей, проставляла рядом с каждой цену и в конце подводила итог. В этом не было ничего плохого, но Фумио, транжирка по натуре, добавляла еще и причину, по которой ей вдруг понадобилась та или иная вещь. К тому же она просила денег гораздо чаще брата. Это вызывало подозрения.

– Фумио ведет довольно веселую жизнь.

– Правда?

– Правда. Говорит, что, поскольку мужчины и женщины имеют равные права, женщины вполне могут посещать излюбленные места мужчин. И ходит в кафе.

– О! Неужели это так?

– Я собственными ушами слышал, как Фумио хвастается этим перед подружками. Она такая забавная!

– Не вижу ничего забавного, – одернула Хана мужа.

Кэйсаку робко пожал плечами. После приобретения усадьбы в Масаго-тё он стал гораздо чаще общаться с женой. Накануне переезда поспешно откупился от любовницы, которая жила в домике, расположенном менее чем в одном квартале от их нового особняка, и теперь стал более осмотрителен в своих амурных похождениях. Когда он бывал в отъезде, сотрудники нижней палаты собрания префектуры занимались его официальными делами, а Хана брала на себя обязанности поскромнее. Она прекрасно справлялась с ролью жены политика Матани. Вскоре муж уже не мог обходиться без ее помощи и всегда прислушивался к ее мнению.

– Это не шутки. – Кэйсаку вдруг посерьезнел и задумчиво скрестил руки на груди. Поначалу слова дочери действительно позабавили его. Теперь же он снова задумался о ее замечаниях, и ему стало не до смеха. Сейчас, когда опасные идеи левых с молниеносной скоростью распространялись среди молодежи, и особенно среди студентов, оставлять дочь без присмотра было поистине глупо. – Пора подумать о том, чтобы найти мужа для Фумио.

Нельзя сказать, что у дочери самого Кэйсаку Матани не хватало кандидатов в мужья, даже несмотря на ее репутацию взбалмошной девчонки. Практически сразу же всплыло имя единственного отпрыска одного старинного рода из округа Хидака. Затем семейство Сакаи из округа Кайсо поинтересовалось через посредников, может ли их второй сын, который собирается основать младшую ветвь, взять в жены дочь Кэйсаку. Это был идеальный повод примириться с давними политическими противниками. Оба предложения поступили после того, как Кэйсаку, председатель собрания префектуры, осведомился в кулуарах в перерыве между заседаниями:

– Не знаете ли вы кого-нибудь, кто хотел бы жениться на моей дочери?

Кэйсаку и Хана решили отклонить кандидатуру Сакаи, но о Хидака стоило подумать. Однако для начала надо было соблюсти все формальности и передать им фотографии Фумио.

– Поезжай в Токио, Хана. Ты лучше меня с ней управляешься.

– Вовсе нет, но я постараюсь.

В то лето Хана отправилась в Токио и впервые в жизни увидела столицу Японии. Госпожа Тасаки встретила ее на Токийском вокзале и позаботилась о проживании. После великого землетрясения в Канто[72] прошел всего год, и Токио еще не полностью оправился от катастрофы. Экскурсионные маршруты не действовали, но Хане все равно было не до развлечений.

Фумио, которая даже на летние каникулы оставалась в столице, работала вместе с другими студентками над очередным выпуском журнала и с головой погрузилась в написание статей. В ее эссе постоянно мелькало словосочетание «права женщин». В журнал вошли несколько рассказов, но в основном он состоял из критических заметок. В своих опусах, написанных очень сложным языком, Фумио неизменно обличала общество, в котором правят мужчины, бранила японских женщин за бездеятельность и смирение, приводила примеры из жизни. Ее коньком считались нападки на «представительниц нашего пола, которые позволяют мужчинам угнетать их».

«Мураки-я» в Тамэйкэ, к счастью, избежала пожара, последовавшего за землетрясением. Постояльцы были все как один люди уважаемые. Сама гостиница полностью соответствовала своему высокому рангу – от порога до коридоров, отделанных деревом отменного качества. Место было безупречно чистым, служанки без устали мыли и драили каждый уголок. И только в комнате Фумио царил полный кавардак. Хана поверить не могла, что это номер в гостинице «Мураки-я». Она вздохнула и отложила в сторону выпуск «Прав женщин». С первого взгляда стало понятно, что Фумио прикарманивала деньги, предназначенные для уроков чайной церемонии и икэбаны, которые она клятвенно обещала посещать. Дорогой письменный стол – Хана сама его выбирала! – уже много месяцев не видел тряпки. На покрытой толстым слоем пыли столешнице кучей свалены английские словари, по комнате раскиданы всевозможные журналы – «Восстановление прав женщин», «Японские женщины», «Женское мнение» и тому подобные издания.

Похоже, у Фумио не было привычки пользоваться письменным столом. Писала она на доске, лежащей на двух ящиках из-под мандаринов. Вот и сейчас девушка сидела за этим самодельным чудищем.

– Матушка, я думаю, вам стоит почитать эти журналы. Может, тогда вы поймете меня, наконец, – заявила она, положив руки на колени. – Я веду полноценную студенческую жизнь, знаете ли.

Фумио прямо-таки излучала самоуверенность. Дорогое парадное кимоно было порвано на плече и на боку. Хана понятия не имела, как дочь ухитрилась проделать дыры в таких местах.

Но Хана была не из тех, кто любит читать мораль. Она встала и без лишних нравоучений принялась наводить в комнате порядок. Когда она попросила одну из служанок принести ей метлу и тряпку, на пороге появилась взволнованная хозяйка.

– Госпожа, вы только скажите, чего вы хотите. Прислуга все сделает, как надо.

Подумав о том, что Фумио наверняка приглашала к себе приятельниц и они шумели здесь до самой ночи, доставляя немало беспокойства постояльцам «Мураки-я», Хана отклонила это предложение. Призвав на помощь дочь, она начала генеральную уборку. В туалете пахло просто невыносимо. Фумио месяцами бросала в ивовую корзинку свое грязное белье.

Ни словом не обмолвившись о причине визита, Хана на следующий день повела Фумио в универмаг «Мицукоси», что в Нихомбаси. В салоне красоты Фумио распустили привычный пучок и сделали модную прическу с пробором посередине. Девушка застыла, словно кукла, безропотно покорившись судьбе. Однако, когда гребень коснулся кожи и с ее головы посыпались вши, бедняжку пробил холодный пот. Но пожилая парикмахерша с невозмутимым видом продолжила свое дело.