Дэниел Мейсон - Настройщик Страница 26

Уизерспун и Фогг отбыли в Пегу, как только закончилась вся бумажная волокита, чтобы освободить двух других офицеров, возвращающихся в Калькутту со своими полками. Эдгар не стал с ними прощаться. Хотя ему и хотелось возложить всю вину за случившееся на Уизерспуна, он не в состоянии был этого сделать. Если Уизерспун и действовал слишком поспешно, то он поспешил всего на пару секунд быстрее, чем все остальные из их компании, также захваченные охотничьим азартом и жаждой крови. И все-таки каждый раз, когда Эдгар видел Уизерспуна, он не мог отделаться от навязчивого воспоминания. Ему живо представлялись винтовка, прижатая к мощной челюсти, струйки пота, скатывающиеся сзади по обожженной солнцем шее.

Эдгар старался избегать и капитана Далтона. Вечером накануне отъезда посыльный доставил ему приглашение от Далтона, который снова звал его в клуб «Пегу». Он вежливо отказался, сославшись на усталость. На самом деле, ему хотелось увидеться с Далтоном, поблагодарить его за гостеприимство, сказать, что он не держит на него зла. Но вместе с тем мысль о том, что придется снова оживить в памяти случившееся, приводила его в ужас. Он чувствовал, что сейчас их с капитаном ничто не связывает, кроме того кошмарного момента, и увидеть капитана означало снова пережить этот момент. Поэтому он отклонил приглашение, а капитан не стал больше звать его, и хотя Эдгар убеждал себя, что всегда сможет повидаться с Далтоном, когда будет возвращаться обратно через Рангун, он знал, что на самом деле не сделает этого.

Утром в день отъезда к его двери подали экипаж, в котором он отправился на железнодорожную станцию, а там пересел на поезд, направляющийся в Проме. Пока происходила посадка, он оглядывал платформу, заполненную суетящимися людьми. Среди них он увидел кучку ребятишек, пинающих скорлупу кокосового ореха. Его пальцы рефлекторно нащупали одинокую монетку, которую он держал в кармане. Ее Эдгар сохранил со дня охоты: символ неуместной щедрости, напоминание об ошибке и своей ответственности — словом, талисман.

В тот день, когда все потянулись из леса прочь, плача и стеная, унося с собой тело мальчика, Эдгар заметил на земле монетку, оставшуюся лежать в пыли, там, где оставило свой отпечаток детское тело. Он решил, что ее никто не заметил, и поднял просто потому, что она принадлежала мальчишке и было бы неправильно бросить ее здесь, на краю леса. Он не знал, что ошибается, о монетке вовсе не забыли и не проглядели ее в суматохе: в солнечных лучах она блестела, как чистое золото, и каждый ребенок видел ее и жаждал заполучить. Но всем было известно то, чего пока не знал он, хотя об этом мог бы ему рассказать любой носильщик, сейчас грузивший на поезд ящики. «Самые сильные талисманы, — мог бы он ему сказать, — те, что достаются по наследству: вместе с талисманом человек наследует и судьбу его предыдущего владельца».

В Проме его встретил офицер местного районного штаба и проводил к причалу, где он сел на маленький пароходик Речной флотилии Иравади, который к тому времени, как Эдгар вступил на борт, уже выпускал пар. Эдгару показали его каюту, иллюминатор которой выходил на левый берег реки. Каюта была маленькой, но чистой, и его опасения по поводу предстоящего плавания были значительно развеяны. Когда он разобрал вещи, он ясно ощутил, что пароходик отчалил. Эдгар подошел к окошку, чтобы посмотреть на удаляющийся берег. Но все мысли его были об охоте, и он почти ничего не увидел в Проме, кроме каких-то рассыпающихся руин и многолюдного портового рынка. Теперь, на реке, он почувствовал облегчение, как бы свою отделенность от жарких людных улиц Рангуна, от гибели ребенка. Эдгар вышел на палубу. На пароходе были и другие пассажиры — несколько военных и пара пожилых итальянцев, которые отправились повидать мир. Все только новые лица, никто из которых не знал о происшествии. И он принял волевое решение оставить переживания позади.

С середины реки можно было мало что разглядеть, поэтому он присоединился к военным, игравшим в карты. Вначале Эдгар не решался подойти к ним, помня о высокомерной манере держаться многих офицеров, которых он видел на корабле по пути из Марселя. Но эти были простыми призывниками, и, заметив, что он один, они сами пригласили его присоединиться к ним, а он за это поделился с ними новостями о футбольных матчах, потому что даже новости месячной давности для Бирмы казались свежими. На самом деле о спорте он знал немного. Когда-то он настраивал инструмент владельца лондонского спортивного клуба, и тот иногда давал ему бесплатные билеты на матчи. По совету Кэтрин перед отъездом он освежил в памяти некоторые результаты матчей, чтобы, говоря ее словами, «поддерживать разговоры и знакомиться с людьми». Внимание и энтузиазм, с которым солдаты выслушивали его новости, принесли ему чувство удовлетворения. Они вместе пили джин, смеялись и называли Эдгара «хорошим парнем». Он подумал о том, как, должно быть, счастливы эти молодые люди, однако и они тоже наверняка видали всякие ужасы, но сейчас они так радуются историям о футбольных матчах двухмесячной давности. И он тоже пил джин с тоником, который, как шутили солдаты, «прописал доктор», потому что содержащийся в нем хинин помогает при малярии.

Эдгар задавал солдатам множество вопросов: «Видел ли кто-нибудь Твет Нга Лю? Велика ли территория, которую он контролирует? Правдивы ли слухи о его жестокостях?» На это солдаты отвечали, что разбойничий вожак остается неуловимым и только шлет своих посланников и что мало кому удавалось видеть его воочию, даже мистеру Скотту, государственному управляющему Шанских княжеств, о чьих успехах в завоевании дружбы с местными племенами, например качинов, ходят легенды. И да, слухи о его зверствах совершенно верны, один солдат своими глазами видел людей, распятых на вершинах скал, прибитых к рядам Х-образных крестов. Что до территории, которой он заправляет, никто этого в точности не знает. Сообщалось, что саубва Монгная, трон которого он узурпировал, загнал его далеко в горы. Но многие считают, что это отступление не имеет большого значения. Ходят слухи о его сверхъестественных способностях, татуировках и амулетах, а его талисманах, которые он носит под кожей, наводят на всех страх.

Наконец, когда бутылка джина почти опустела, солдат прервал свой рассказ и поинтересовался, зачем «хорошему парню» знать так много о Твет Нга Лю? Приятное головокружение, ощущение, что рядом товарищи, близкие ему люди, перевесило соображения конфиденциальности, и Эдгар рассказал им, что он едет настраивать рояль у некоего майора медицинской службы по имени Кэррол. Услышав имя доктора, остальные картежники остановились и дружно уставились на настройщика.

— Кэррол? — воскликнул один из них с явным шотландским акцентом. — Черт побери, я не ослышался? Я точно слышал имя Кэррола?

— Да, а что? — спросил Эдгар, удивленный такой реакцией.

— Что? — рассмеялся шотландец и повернулся к своим товарищам. — Нет, вы это слышали? Мы уже три дня тащимся на этом корыте, расспрашивая этого парня про футбол, и только сегодня он говорит нам, что он — друг самого доктора. — Все засмеялись и начали чокаться.

— Ну, не то чтобы друг, ну... но... — возразил Эдгар. — Но я не понимаю. Почему вы так взволнованы? Вы с ним знакомы?

— Знакомы с ним? — расхохотался военный. — Да он — такая же легендарная личность, как Твет Нга Лю. Черт, да он так же знаменит, как сама королева. — Опять звон стаканов, опять джин.

— На самом деле? — спросил Эдгар, подавшись вперед. — Я не знал, что он настолько... известен.

Возможно, многие офицеры, из тех, с кем я встречался, и знакомы с ним, но мне не показалось, что многим он так уж нравится.

— Потому что по сравнению с ними он чертовски хорош. Настоящий человек дела. Понятно, что он им не нравится, — и снова раздался смех.

— Но вам он нравится.

— Нравится? Да любой солдат, которому пришлось служить в Шанских княжествах, обожает этого ублюдка. Если бы не Кэррол, я бы сгинул где-нибудь в этих вонючих джунглях во время драки с какой-нибудь кровожадной шайкой шанов. Одному Богу известно, как он это делает, но я клянусь, это он спас мою бедную задницу. Если бы в Шанских княжествах началась настоящая война, не прошло бы и нескольких дней, как все мы болтались бы в петлях.

Другой солдат поднял стакан.

— За Кэррола. К дьяволу его поэзию, к дьяволу его стетоскоп, но Господь благослови этого чертова ублюдка, потому что он сохранил сына его родной матушке! — Все одобрительно взревели в ответ.

Эдгар с трудом верил в то, что только что услышал.

— Господь благослови ублюдка! — крикнул и он, подняв стакан, и когда они выпили и выпили еще, посыпались одна за другой истории.

«Хочешь узнать про Кэррола? Ты с ним знаком? Я — нет. Это только то, что о нем рассказывают. Да, никто из нас незнаком с ним лично, давайте выпьем за это, это не человек, а просто волшебная сказка. Это точно, волшебная сказка. Говорят, он семи футов ростом и пышет огнем». — «Честно говоря, такого я не слыхал». — «Да ладно, а я слыхал, что твоя матушка семи футов ростом и пышет огнем». — «Джексон, ублюдок, давай серьезно, этот замечательный господин хочет правдивых рассказов о Кэрроле, значит, давайте выпьем за правду. Черт, я бы не почитал его так, если бы он и впрямь был семи футов ростом и изрыгал огонь». — «Вы слышали историю о постройке форта? Совершенно невероятная история». — «Расскажи, Джексон, расскажи». — «Ну ладно, я расскажу. Тише, придурки, мистер Дрейк, пардон за мой французский, вы же понимаете, все мы немножко выпивши». — «Давай рассказывай, Джексон». — «Да, конечно, история, я уже рассказываю, когда, бишь, это началось? Нет, знаете, что?» — «Что?» — «Я лучше расскажу историю про поход, эта лучше». — «Ну расскажи эту». — «Ладно, расскажу. Вот вам рассказ. Готовы слушать, мальчики? Кэррол приезжает в Бирму, живет тут пару лет, занимается медициной, снаряжает пару экспедиций в джунгли. Но этот парень совершенно невинен, я имею в виду, по-моему, он ни разу за это время не стрелял из винтовки и все такое. И все-таки он предлагает основать лагерь в Маэ Луин, сначала он держит это в секрете. Бог знает, почему он решил отправиться туда, но он отправился. Дело не только в том, что в тех местах кругом полно вооруженных бандитов, но это было еще задолго до того, как мы присоединили Верхнюю Бирму, поэтому, если бы ему понадобилось подкрепление, мы не смогли бы даже добраться туда к нему, но он все равно поехал, зачем, никто не знает, у каждого свое мнение на этот счет, я лично думаю, что, возможно, парень просто от чего-то сбежал, захотел скрыться подальше, понимаешь, как можно дальше, но это лишь мое мнение, на самом деле я не знаю. А вы, ребята, что думаете?» — «За славой, может быть». — «За девушками! Ублюдку нравятся шанские девушки». — «Спасибо, Стивенс, от тебя только и жди чего-нибудь подобного. Этот парень готов удрать из церкви, чтобы пробраться на базар в Мандалае и ухлестывать там за разрисованными мингали. А ты что скажешь, Мерфи?» — «Я, черт, может, он просто верит в правое дело, ну там, окультуривать некультурных, устанавливать мир, нести законность и порядок в дикие края, не то что мы, пьяные ублюдки». — «Мерфи, да ты поэт». — «Слушайте, вы же сами спросили мое мнение». — «Ладно, сколько это еще будет продолжаться? О чем я? Кэррол отправляется в чертовы джунгли. Ну да, Кэррол отправляется в джунгли в сопровождении, может быть, десятка солдат, да-да, это все, на что он согласился, говорит, это не военный поход, Ну, военный или нет, они и до места не добрались, как на них напали, они идут через поляну, и вдруг мимо пролетает стрела и втыкается в дерево над его головой. Солдаты, они прячутся за деревьями и вскидывают винтовки, но Кэррол просто стоит на поляне, не двигаясь, безумный. Словно шляпник. Я вам точно говорю, совсем один, но он спокоен, действительно спокоен, такому спокойствию позавидовал бы любой шулер, и мимо пролетает вторая стрела, еще стремительнее, чиркает по его шлему». — «Сумасшедший ублюдок!» — «Верно, сумасшедший, и что же он делает? Рассказывай, Джексон». — «Да, расскажи нам, ублюдок». — «Ладно, ладно, я все расскажу. Что он делает? Сумасшедший ублюдок снимает шлем, к которому у него привязана маленькая флейта, на ней он любил играть во время похода. И он подносит эту чертову штуку к губам и начинает играть». — «Говорю вам, он сумасшедший!» — «Попросите меня еще что-нибудь рассказать! Вы дадите мне закончить или нет?» — «Да, продолжай, заканчивай эту дьявольскую историю!» — «Так вот, Кэррол начинает играть, и что же он играет?» — «Боже, храни королеву?» — «Нет, Мерфи». — «„Дочку дровосека“?» — «Черт побери, Стивенс, хватит грязи. Я извиняюсь за моего товарища, мистер Дрейк, и вы простите, ребята. Но Кэррол начинает играть какую-то дурацкую мелодию, которую ни один из солдат никогда не слышал, какую-то нелепую песенку. Я однажды встретил солдата, который был в том отряде, он рассказал мне об этом и сказал, что никогда в жизни не слыхал этой мелодии. Ничего интересного, может, нот двадцать. А потом Кэррол прекращает играть и начинает оглядываться по сторонам. А все солдаты уже упали на одно колено и прижали к щекам винтовки, готовые стрелять в ответ на любое птичье чириканье, но ничего не происходит, а Кэррол снова наигрывает ту же мелодию, а потом замолкает и ждет, а потом играет опять и вглядывается в лес, окружающий поляну. Ничего, ни единого шороха, никаких больше стрел. И Кэррол снова играет, а в кустах свистят ту же самую проклятую мелодию, и на этот раз, когда песня заканчивается, Кэррол тут же повторяет ее снова, а оттуда опять свистят. Он повторяет ее еще три раза, и потом, черт знает что такое, они свистят вместе, Кэррол и те, кто на них напал. Солдаты слышат смех и возгласы из леса, но чаща такая густая и темная, что не разглядеть ничего. Наконец Кэррол замолкает и дает свои людям знак подниматься, и они делают это очень медленно. Можете себе представить, как они перепугались. Они взбираются обратно в седла и продолжают поход, и больше не видят никаких нападавших, хотя тот солдат, что рассказал мне это, говорил, что он все время слышал их, те сопровождали их всю дорогу, охраняли отряд, самого Кэррола. И вот так Кэррол проследовал через одну из самых опасных территорий во всей Империи, без единого выстрела и добрался до Маэ Луин, где их уже поджидал местный вождь. Он уводит их пони и угощает их теплым рисом с карри, дает им жилье, а после трехдневных переговоров Кэррол сообщает отряду, что вождь дал разрешение строить в Маэ Луин форт в обмен на то, что англичане будут защищать от дакоитов и построят здесь для местного населения больницу. И еще просили побольше музыки».