Сергей Герасимов - Шаги за спиной Страница 26

– За что ж ты меня так, хлопец? – от души удивился козак и его глаза остекленели. Так Павел Карпович и запомнил этот стеклянный удивленный взгляд.

Он поцеловал икону, хотел повесить ее на прежний гвоздик, да только гвоздик выпал из стены и росту нехватало. Поцеловал еще раз и бросился вон из хаты. Тут судьба спасла его и во второй раз: на краю улицы уже появились четверо других казаков. Лисица тявкнула и ушла к оврагу – тоже конных не любила.

Домой Павел Карпович так и не вернулся. То ли дороги не знал, то ли сердце болело, он и сам теперь не помнит. «Буду их всех убивать», – пообещал он себе и, так как было второе мая, запомнил этот день и дал зарок убивать на каждое второе мая. Зарок он исполнил только один раз за всю будущую жизнь, но не потому, что боялся или силы нехватало, а потому, что слишком неопределен был контингент «их всех». Да и убивать – не большая радость.

Вскоре он нашел компанию подобных себе (неприласканных великим педагогом Макаренко, похожим на смерть в очках и заявлявшим, что нет на свете ребенка, который не мечтал бы носить форму). В компании он быстро выделился и продвинулся.

Во-первых, из-за исключительной физической силы и кошачьей увертливости – эти качества ежедневно проверялись, пока не осталось желающих проверять – но не это главное. Во-вторых, главное, из-за безукоризненной и недоступной для других злобности и отваги, проявляемых в любых ситуациях. Кроме того, ему крупно везло и не раз он выходил без царапины оттуда, откуда другой бы не вынес головы. Но настоящим предводителем он не стал. Был у него порок: любовь к хорошей шутке и розыгрышу. За меткое слово мог простить даже врага.

Друзей разыгрывал неустанно и каждый раз по-новому. Друзьям это не нравилось и вскоре их осталось совсем мало. Тогда Павел Карпович понял, что, если человек дружить не хочет, проще всего – заставить его дружить.

После этого след Павла Карповича как-то теряется и появляется только в средине тридцатых. В это время Павел Карпович оказывается в пионерском лагере учителем физкультуры. В день второго мая директора лагеря «Весна» как-то случайно зарубило топором. Вместо «зарубило топором» в справке написали: «убило упавшей доской». Директор был старый и больной большевик, очень мирного нрава, любил детей и любил рассказывать сказку про Золушку, снабжая ее пролетарскими подробностями. Просто не за что было убивать такого человека, но убили. Следствие установило, что доска не падала, а зарубиться топором самостоятельно человек со слабой мускулатурой не мог. Сразу же подумали о враге народа и начали врага искать. Врага нашли (он оказался о пятнадцати головах – гидра), лагерь закрыли и Павел Карпович снова потерялся, и снова надолго.

В третий раз появляется он уже после войны, с десятилетним сыном, но без жены, и с другой фамилией. Документы, правда в порядке. Снова живет в городе.

Город тогда был такой же как и сейчас: мелкие речки высохли, мелкие церкви разломались или переделались в кинотеатры имени разных Свердловых. Больших домов, правда, было меньше, но уже строились. Площадь Железного Феликса уже имела вполне современный вид. И парк у площади был вполне современным, только без двуцветного знамени на опушке. Павел Карпович постоянно уезжал, оставляя сына на попечение старушки Насти. Возвращался все реже и обычно с женщинами.

Женщины не повторялись. Женщины, они вообще неповторны как судьбы. Мальчик рос, время шло, приезжавший изредка отец давал ему уроки английского бокса и владения оружием, но бестолку.

«Главное в мужчине – это сила, – говорил Павел Карпович, – но не сила мускулов, а сила духа. Любую силу мускулов сможет победить бык, трактор или большой камень. Но твою силу духа не может победить никто. Смотри на меня и делай как я.» И действительно, в возрасте пятидесяти двух Павел Карпович победил в городском забеге лыжников. Но сын был кволым, бесхитростным и молчаливым. Единственное, что он перенял от отца – это здоровая злость и чувство чести. Но ни тем, не другим сын пользоваться не умел.

В возрасте шестидесяти семи Павел Карпович полюбил в последний раз. В то время он имел автомобиль, две квартиры в городе и несколько дачных домиков, десятка два очень верных друзей, готовых ради него на все. Еще были кучи денег в самой разной валюте, но на деньги просто нечего было купить – время тогда было такое, интересное.

От этой любви родися сынок Юра (Павлу Карпочичу было уже семьдесят и он чувствовал себя немножко Авраамом, зато хорошо опачиваемой Сарре было всего девятнадцать, позже она сбежала, прихватив денег; оставила записку:

Не сердись, мой старичонка, —Я ……………… девчонка (можешь вставить любое слово, целую)

Павлу Карповичу понравилась записка и он, совсем как в молодости, простил изменницу.

Теперь все его мысли сосредоточились на наследнике. Из любви к розыргышам он иногда приезжал в семью своего старшего сына, где не был любим и сам никого не любил, и притворялся полуживым, потерявшим ум старикашкой. Проведя в семье два-три дня, он, отдохнувший и полный творческой энергии, возвращался в свой замок (а замок он отстроил только два года назад) брал в руки цепочки и начинал дергать своих цепных людишек, чтобы те не расслаблялись. Он всегда передвигался без охраны и почти не заботился о собственной безопасности – судьба, хранившая его с самого детства, не выдохлась и до сих пор. Судьба была вполне надежна.

Цепные людишки боялись его и уважали. Всем хозяин был хорош, кроме одного: кроме странных розыгрышей, которые он время от времени устраивал. Странность – она и есть странность. Хорошего в ней ничего нет. То, что в отце выглядело чудачеством, в сыне проявилось болезнью. Сын рос тупицей и психопатом. Только железная воля отца пока направляла его поведение. Выражали эту волю два человека, которые охраняли Юру, следили за ним, и не позволяли слишком зарываться.

49

Сейчас Павел Карпович сидел в кресле, у столика, и смотрел видео по-английски. Осенью предстояла деловая поездка в штаты и он совершенствовал свой английский. Фильм закончился и Павел Карпович отложил пульт, «Just like that? – Just like that», – повторил он про себя.

– Найдите мне Юру. И пусть придут Штырь и Никита.

Он задумался. Младший сын не оправдывал ожиданий.

Во-первых, он слишком много пил. Во-вторых, сначала делал, а потом думал. В третьих, ему нравилось то, что было самой неприятной частью профессии: убирать противников. (Павел Карпович поморщился – так морщатся, если кому-то нравится пить помои или глотать мух). В четвертых, он был слишком злопамятен. В пятых, иногда выходил из себя и совершенно не соображал, что делает. В-шестых ему нравилось зло ради самого зла – процесс, а не результат – и потому результатов не было. Ничего полезного за весь последний год. В-шестых Юра был мрачным подонком без малейшего чувства юмора. Такой сразу же испортит дело. Но король стар, король свое пожил, королю пора на покой – а оба королевича в новые короли не годятся. Оставалось еще двое кандидатов на престол, оба из семьи: двухлетний правнук Костя, сын Аси, и Валерий Деланю, муж внучки. Оба ничего не знают и не догадываются о том, какого могущественного родственника они имеют.

Чтобы понять характер правнука нужно прожить еще лет пятнадцать, а Валерий Деланю – слишком сложная загадка. Но, по некоторым признакам, подходит: выиграл на ипподроме, причем назвал правильно все номера, а от хвоста ушел. Такая шутка мало кому удается. Чуть не убил Юру и Штыря на лесной дороге, но в последний момент отвернул: показал что может, но не сделал. Назвал имя Штыря, зная, что тот будет идти по следу. Нагл, силен, удачлив и любит веселый риск. Этот человек может стать своим. И ничего, что не кровный родственник – дух Павел Карпович ценил более, чем кровь. 

50

– Ну, как результаты? – спросил он Штыря.

Юра тем временем сел на столик, свесив ногу, а Никита стал в дверях.

– Нашли квартиру, но они оттуда съехали.

– Что еще?

– Они сняли квартиру на Новых Домах, но и оттуда съехали.

– Откуда известно?

– Заплатили за два месяца вперед и исчезли.

– Это ничего не значит. Будете ждать их там. И аккуратно – женщина мне не нужна, но Валеру приведете целого.

– Зачем?

– Во-первых, он мой родственник: муж моей внучки; я не трогаю своих. Во-вторых, ты мне не все сказал, Штырь, да?

– Да.

– Я прощаю в последний раз. Он знает тебя. Он тебе даже передал – что?

– Передал, что я ему не нравлюсь. Через каких-то мелких сявок.

– Он передал, что ты ему не нравишься и что ты сам знаешь, что это значит. Он знал, что ты пойдешь за ним и показал тебе дулю. Я люблю таких людей. Кроме того, он не убил вас двоих в лесу, когда была возможность. Он думает головой, а не задницей – как ты, Юрик.

– А что я? – Юра отвлекся от верчения зажигалки.

– Ты – ничто, пока еще. А пора бы. Уже восемнадцать лет. В твоем возрасте у меня была власть над большим районом и я ходил без охраны, потому что каждый меня уважал. Меня уважают до сих пор. А ты?