Келли Линк - Все это очень странно Страница 26

Потом Хилди замечает, как крепко сестра держит этот листок. Потом Дженни Роуз поднимает голову — лицо ее светится от радости. Глаза горят зеленым огнем, даже воздух вокруг нее искрится. Хилди чувствует знакомый запах дождя и раскаленного металла.

Дженни Роуз встает. За ней, как плащ, тянется струящийся жар. Слышится нарастающее жужжание, словно в комнате роятся невидимые пчелы. У Хилди волосы встают дыбом. Шкаф с шумом распахивается, в столах выдвигаются ящики, и все содержимое сыплется на пол. Одежда со свистом взлетает, хлопая рукавами по потолку. Учебники раскрываются и порхают вокруг, как летучие мыши, апельсины из синей вазы на ночном столике взмывают вверх и кружатся вокруг Дженни Роуз, все быстрее и быстрее. Хилди поспешно пригибается — тюбики губной помады выскакивают из ящика и устремляются к сестре, как маленькие серебристо-оранжевые, черно-розовые пчелы. Все вокруг жужжит и летает, ни одна вещь не стоит на месте. И тут…

— Какой разгром, — говорит Дженни Роуз. Отрывает от конверта уголок с маркой и протягивает Хилди. Соприкасаются только их пальцы, но Хилди отбрасывает назад, будто от провода под высоким напряжением, и она плашмя падает на постель.

Дженни Роуз идет в ванную. Хилди успевает заметить, что ванная полна воды, в которой плавает маленькая детская лодочка (неужели Дженни Роуз могла играть с такой?) Зеленая вода перехлестывает через край, льется на ноги Дженни Роуз. «Осторожно!» — кричит Хилди. Дверь закрывается. Воздух в комнате теряет свою искрящуюся плотность. Раздается резкий хлопок. Волшебство свершилось, в ванной пусто: Дженни Роуз вернулась к родителям. Хилди сползает на пол и вдруг разражается слезами, прикидывая, когда М.М. вернется домой. Потом потихоньку начинает убирать комнату.

Это первое и самое загадочное из трех исчезновений. Никто не заметил, что Дженни Роуз куда-то делась. Через два месяца Джеймс уезжает в Канаду. Бежит от призыва, ни слова никому не сказав. Хилди находит короткую сухую записку: он боится, он не будет заканчивать школу, он любит их, но они ничем не могут помочь. Пожалуйста, ухаживайте за рыбками.

Когда мистер Хармон уходит из дому, Хилди уже принимает как должное, что жизнь — череда внезапных исчезновений, расставаний без прощальных слов. Когда-нибудь и она исчезнет. Иногда Хилди даже с нетерпением ждет возможности освоить этот трюк.

Ее вдохновляет мысль о лучшем месте, куда попадает исчезнувший человек. Это небеса М.М., это Канада Джеймса, это объятия Мерси Орцибел, которая каждый день говорит мистеру Хармону, что он самый красивый, самый веселый, самый интересный человек во всем мире. Это зеленое озеро на фотографии, присланной Дженни Роуз с острова Флорес.

На этой фотографии Дженни Роуз сидит между мамой и папой в смешной белой лодочке с красным глазком на борту. А с обратной стороны — таинственная надпись. В конце она смазана, там мог быть вопросительный знак. Пунктуация неразборчива. «Здесь хорошо. Вот бы тебя сюда».

Вот бы тебя сюда?

БАЛ ВЫЖИВШИХ

1. Дорога

Они уже три дня ехали вместе в машине Джаспера, когда впереди показалось темное горло туннеля, ведущего во фьорд Милфорд-Саунд. Серена что-то рассказывала. Что Джаспер узнал о ней за эти три дня? Что у нее аллергия на пчел. Что она не носит трусиков. Что она говорит без умолку (и порой очень странные вещи). Что она из Питтсбурга. Все-таки голос Серены хоть немного притуплял тоску по дому.

Джаспер ехал по неправильной стороне дороги, по острову, висящему вверх тормашками в нижней части глобуса, где вода в раковине закручивается не в ту сторону, где Рождество отмечают на пляже, а снег идет летом, которое у них зима. В таком месте девушка из Питтсбурга — то что надо. Как надежный якорь. Всем, кого одолела ностальгия, надо выдавать по одной.

— Ты мне в баре сказал такую интересную штуку, — щебетала Серена. — Ну, помнишь, когда мы встретились?

Джаспер не ответил, только скорчил гримасу. У него болел зуб.

— Бедняга, — посочувствовала Серена.

Теперь они ехали по улице Дисаппиринг Маунтин. То и дело попадались рощи капустных деревьев с листьями, похожими на мечи. Дорога виляла между серыми валунами, а впереди карабкалась по склону маленькая красная машинка — как игрушка на ниточке.

— Я в Окленде болтала с одним парнем, который был в Милфорд-Саунд, — сказала Серена. — Такое ощущение, говорит, будто стоишь на краю света. Забавно — я уже где-то с ним пересекалась, кажется, в Токио. Когда начинаешь путешествовать, везде натыкаешься на одних и тех же людей. Только имен не запоминаешь. Смотришь на кого-нибудь и говоришь: «Мы с вами нигде не встречались? Это не вы были тогда в Амстердаме, в ресторане, где аквариум для живой рыбы?» Потом царапаете адреса и телефоны на каких-то обрывках и тут же их теряете. Ну и пусть, рано или поздно еще раз столкнетесь. Мир не такой уж большой, как кажется, — вздохнула она.

На следующий день они не успели вовремя освободить номер в студенческой гостинице городка Те-Анау, потому что Серена проспала до полудня и решила принять душ. Горячей воды не было, но она все равно долго сидела в ванной — писала в своем дневнике. Только бы не обо мне, подумал Джаспер. Отправившись за аспирином от зубной боли, он взял путеводитель и спросил у дежурного за стойкой дорогу до ближайшего магазинчика, но все-таки умудрился потеряться. На обратном пути гостиницы не обнаружилось, пришлось обращаться к какой-то девушке в красной курточке. Когда Джаспер вернулся, Серена сидела на постели и подписывала почтовые открытки. Вокруг валялась ее одежда, книжки и прочие вещи. В гостиничном номере она была совсем как дома, будто годами жила здесь. Но вот все сложено обратно в рюкзачок — чик-чик — и комната опять стала пустой и сиротливой: унылая стандартная постель, стол, смятые простыни.

Перед выездом из Те-Анау заехали пообедать в кафе. Джаспер есть не мог, но заплатил за обед Серены. Она флиртовала с барменом — совала в рот темный локон и медленно вытаскивала. Мокрая прядь блестела между пухлых красных губ черной ленточкой. Бегу из дома, сказала она бармену, хочу объехать вокруг света. Буду ехать и ехать, пока не надоест. А тут, в Новой Зеландии, пиво вкусное. О Джаспере, который стоял рядом, она не сказала ни слова, хотя ладошка ее уютно устроилась у него в кармане.

После поворота на Милфорд-Саунд им не встретилось ни одной машины. И неудивительно — всю дорогу из Куинстауна в Те-Анау прогнозы погоды были прямо-таки устрашающими. Джаспер предпочел бы сразу направиться к восточному побережью, к Данидину, чем давать такой крюк на запад, к фьордам, но у Серены было огромное желание увидеть Милфорд-Саунд, а ее огромным желаниям мало кто мог противоречить.

Два дня назад он сидел ночью в постели, мучаясь зубной болью и глядя, как она спит. В прохладной комнате, пронизанной лунным светом, было очень пыльно, и Джаспер чихнул. На руку упал кусок зуба, правого коренного. Утром проснувшаяся Серена положила обломок в конверт, заклеила и надписала «Зуб Джаспера». Сейчас конверт лежал у него в кармане, а язык то и дело ощупывал дырку и острый скол во рту.

— Я еще ни разу не встречала парня по имени Джаспер, — сказала Серена. — Ты первый. Старомодное имя.

Джаспер посмотрел на нее. Она ответила лукавым взглядом, улыбкой с мокрой черной прядкой в углу рта. Сейчас Серена чиркала по ладони чернильной авторучкой — выходили бледные зигзаги. Ручка была дорогая, с гравировкой — фамилией Джаспера.

— Серена — имя тоже не распространенное, — осторожно сказал он, стараясь не задевать языком обломок зуба. — Джаспером звали младшего брата бабушки. Он погиб на войне.

— А меня назвали просто так, не в чью-то честь, — сказала Серена. — Вообще-то мне никогда не нравилось это имя. Будто я не человек, а озеро или что-то в этом роде — озеро Плэсид, озеро Серена. Я даже купаться не люблю.

— Я и плавать-то не умею, — Джаспер следил за дорогой.

— Тогда молись, чтобы всегда хватало шлюпок, — Серена медленно прикрыла один глаз. Не похоже на дружеское подмигивание. Джаспер видел ее лицо в зеркале заднего вида. Она положила авторучку на приборную панель.

— Это мне бабушка подарила, — сказал Джаспер. Авторучка была одолжена Серене еще в баре, когда они впервые встретились, и до сих пор не вернулась к нему, хотя на следующий день он купил ей другую, шариковую. Еще он купил Серене ярко-красную помаду, почему-то показавшуюся интересной, шоколадку и пластмассового динозаврика — она сказала, что не любит цветы. Джаспер толком не знал, что лучше дарить девушке, с которой знакомишься в баре. Но динозаврик ей понравился.

— У меня не было бабушек, — сказала Серена. — Вообще ни одной. Ни мамы, ни сестер, ни братьев, ни родных, ни двоюродных. Никаких. У меня всегда был дефицит родни. Неурожай. Хотя как-то раз я притащила домой котенка, и отец разрешил его оставить.