Марианна Гончарова - Землетрясение в отдельно взятом дворе (сборник) Страница 26

И уже почти забыли о них. И квартира пустовала. И ни шороха оттуда, ни звука.

И только вчера вдруг ночью в родительскую дверь кто-то заколотил. И вдруг это кто-то как заорало на весь дом:

— Лы-ы-ыда, открой, Лы-ы-ы-ыда! Шкапа ты старая! Я ж тебе, Лы-ы-ыда!

Гурацкий вернулся.

Теперь все соседи опять боятся.

Землетрясение в отдельно взятом дворе

Из цикла «Прошлогодний снег»

Когда приходит весна, нас начинает трясти. Это горы. Они стряхивают с себя зимний сон вместе с сухими листьями, обветшалыми городами и нами. Нет, это не каждый год. Карпаты стареют. Они все дольше спят. Но, бывает, вспоминают былые времена, просыпаются, оглядывают все вокруг с недоумением, потягиваются, встряхиваются, и тогда…

— Что-то давно нас не трусило.

— Тьфу! Типун вам!

— Что мне… Розе был сон.

— Оставьте, и вы ей верите?! Розе?! Роза! И ей верить… Я смеюсь вам, Кордонская! Как ей можно верить… Это же вообще! Что вы ей верите?! Зачем?! Вы что, сошли с ума?! Вы заболели? А какой сон?

— Зачем вам?

— Не… не, ну какой?

— Что-то незначительное.

— А что именно, что? что?

— Ну какая-то баба пробегала мимо.

— Пробегала? Куда?

— Бежала куда-то, Роза не сказала.

— Баба и бежала?

— Да, наверное, убегала от кого-то…

— А может, куда-то спешила?

— Наверное.

— И что?

— Пробегала и сказала: «Засиделись».

— Засиделись?

— Засиделись.

— Ну?

— Что?

— И что засиделись?

— Будет трусить. Так Роза считает. Тем более эта скаженная жара в мае…

— Да, не говорите, такая жара! Весной! Сразу такая жара! Паразиты такие! Не дали даже привыкнуть!

— Кто?! Это же природа! При чем тут?…

— Ай, не говорите мне, они все могут. А вы, Кордонская, возражаете, потому что у вас зять — народный контроль.

— Если бы что, он тогда бы точно знал про землетрясение.

— Так он, может, знает, а вы, Кордонская, не делитесь…

— Что?! Вы какая-то ненормальная совсем. То да, то нет. Прямо верю — не верю.

— Хорошо, если вы такая нормальная, скажите, когда же нас будет трусить?

— Ой, откуда мне знать! Такая жара.

— А если рассуждать?

— Ну, если Розына баба пробегала вчера…

— Ай, я не верю! И что?

— Сегодня-завтра… На днях.

— От, Роза, ну аферистка! Я ей не верю.

— А вдруг? Роза сказала, что приблизительно сегодня ночью…

— Оставьте. Все она понавыдумывала.

— А еще приблизительней — с двух до четырех.

— Глупости! Вообще совсем.

— С двух до четырех.

— С двух до четырех… Ай…

Ночью в квартирах стали включать свет. Звонили будильники. Два часа. Быстрый топот на лестнице. Жители нашего дома в спешке покидали квартиры.

Когда все выскочили полуодетые, посреди двора в песочнице, молчаливо и спокойно, с чемоданами, шубами и дубленками, перекинутыми через руку, стояли Кордонские, у которых зять — народный контроль.

Все жители во дворе. Кто с ребенком на руках, кто — с кошкой, у Марика — клетка с канарейкой, у Феденевой — попугай Пьетро из Италии, говорит на двух языках, такой дорогой, ужас! Всего боится. Темноты боится. Шума боится. Мух боится — крылом прикрывается, из-за него одним глазом подглядывает. Орет: «Чао, Оля! Ча-а-а-а-ао!» Гончаровы держат собак на поводках. У Гурина — петух — такая сволочь, в пять утра ежедневно с балкона — ку-ка-ре-ку!!! — орет на весь дом — и два кролика. Тихих. Большая собака Гончаровых от Гурина не отходит, норовит обнюхать, а если удастся, и откусить от гуринского кролика. Дай понюхать, дай! Гав! Ну, да-а-ай! Вот это, пушистое, ароматное, дай кусочек!!!

— Уди! Уди, сказал! Гончаров, забери пса! Забери, а то я его сам покусаю!!!

— Ты можешь, Гурин, ты можешь! Чак, отойди от него, мальчик! Отойди, родной, отравишься еще… Фу!

В окне на втором этаже мелькнуло лицо Брони Михайловны с огромной, в человеческий рост, керамической вазой.

— Мамаша! — закричал в это окно Кордонский. — Мамаша, не отвлекайтеся. — Хрупкая легкая его теща, косматая, как Эйнштейн, опять промелькнула в окне, но уже в обнимку с большим телевизором. — Положите быстро телевизор на диван, бегите быстро-быстро! Бегите в залу держать стекло, ма-ма-ша-а! Сейчас уже будет! Начнется сейчас! Бегите в за-а-а-алу!!!

Теща проскочила обратно мимо окна уже налегке — обнимать горку с хрусталем.

Заскрипели ржавые качели на детской площадке. Тревожно.

— И-и-и-и!!! — кричит Гурин. — Паларию мою забыли!!! (Палария — это шляпа.) Эляна, иди домой, принеси мне паларию быстро. Я не могу идти, — схитрил трусливый Гурин, — кролики разбегутся. И гончаровская собака их сожрет, скотина. Иди ты.

— Так сейчас же будет трусить, Вася!

— А ничо-ничо… Ты бегом — и назад. Я же не могу без паларии. Мне холодно голове. Я ж абсолютно заледеневший стою тут с кроликами.

— Так землетрясение, Вася, будет вот-вот, как же идти? — робко Эляна.

— А ты быстро. Раз-раз! Туда и назад. Кому сказал?! Ну?!

Эляна кинулась за Васиной шляпой, как герой со значком ГТО: «Ищет пожарная, ищет милиция…» Бдительные соседи перехватили Эляну почти у входа в подъезд. Эляна забилась в их руках, как будто горит квартира, а в квартире остался партбилет.

— Эляна, куда?! Вы что?! Что вы его слушаетесь?! Как вам не стыдно, Гурин?! Не бойтесь, Эляна, мы вас в обиду не дадим! — Это соседи.

— Ой, а кто берет? Кто берет?! — пристыженно отворачивается Гурин.

— Вы подумайте, как Гурин плохо к жене относится, вы подумайте. Даже поколачивает. А у нее, между прочим, высшее образование.

— Ну и что, что высшее образование? Может, она училась на одни тройки или, хуже того, на заочном.

Где-то в какой-то квартире что-то громко ухнуло и загремело.

— Ой, кто вышел?! Доктор! Неужели это вы? Какая удача, доктор, что у нас планируется землетрясение. А что вы тут с нами, такой занятой человек? А! У вас тоже собирается быть землетрясение? Ой, доктор, вы же у нас человек-легенда. Так у нас все и говорят: Курицын у нас — человек-легенда. Мы все с вас гордимся, что вы в нашем доме сосед. Какая удача, что объявили землетрясение! Вас же в обычное время не поймаешь, доктор. А вы не посмотрите, что у меня тут выскочило? Вот так вот не видно, а если вот так стать и вытянуть шею влево, вот тут, тут… Вот-вот! О! О! Вам не видно? Не видно? От досада. Наверное, нету. Оно то выскакивает и чешется. То обратно заскакивает, и ничего, поэтому не видно. А вас же в обычное время нет… Что? К вам в поликлинику? А, хорошо, хорошо… А сейчас нельзя? А-а-а… Вам не видно… Ну так мы можем зайти к нам домой, я зажгу все лампочки… А-а-а… Ну, да, землетрясение, да…

Громко хлопает входная дверь. Все вздрагивают.

— Милик! Откуда ты взялся, Милик?! Если бы не землетрясение, мы бы и не знали, что ты еще живешь в этом доме, Милик. Слышал, Ми-лик? Розе про это все был сон. Слышь? Что снилось? Ой! Баба бежала, хвостиком махнула… И весь дом ей поверил. А я уже неделю говорю им, что мыши по крыше топочут и цокают лапами, как орлы, что это не к добру, так мне они не верят. А вчера вообще я видела: целая стая мышей, целый косяк висел у нас во дворе на акации, как сливы висели, я так визжала, так визжала рано утром, так меня назвали сумасшедшей, слышал, Милик? Значит, Роза, траченная на голову, с ее беглой бабой во сне — нормальная, а я, прямой перепуганный очевидец мышей на дереве, я — чокнутая. И на тебе — вот оно, сейчас будет землетрясение. Так кто прав? Розина баба или мои мыши?

— От этот Кордонский… Посмотрите, какие у него чемоданы. А шубы! Он взятки берет, а поймать не могут.

— Как это, не могут?!

— А никто не верит. Он залезает на дерево в парке, второй залезает на соседнее дерево и с дерева на дерево передает деньги. Тот дотягивается и передает. Тот передает, а этот берет. С дерева на дерево, с ветки на ветку. Представляете себе эту жалобу в милицию: «Кордонский залез на одну березу, я — на вторую березу…» Посмотрите на Кордонского. Кто же в это поверит?

— Лиля, вы заметили, что Манечка уже не живет со своим мужем Геной?

— С чего вы взяли?

— Ой, не смешите меня! Манечка с ребенком выбежала, ее мама-папа вышли, болонку вывели, овчарку вытащили, кошку вынесли, хомяка, черепаху… А Гена где?

— Ну, может, он не захотел выйти… В такой компании…

— Гена? Этот трусливый Гена не захотел?

— Он не только трусливый. Он еще и ленивый…

— Не смешите… Его просто здесь нет, в этом доме. Он просто здесь уже не ночует. Он здесь просто уже не живет.

— Манечка! А что такое? Что, нету Гены? На дежурстве… А-а-а… Слышите, Лиля? Он на дежурстве. Так тяжело работает, бедный мальчик. Знала бы его мама. Тянет всю семью. И Маню с ее ребенком, и Маниных маму-папу. Животных этих всех. Корми, лечи. И все он, Геночка, все он тянет на себе! Уже по ночам работает…