Марлон Брандо - Тигр Железного моря Страница 26

Казалось, монет не так уж и много. Она вытянула изящный, тонкий указательный палец, намереваясь начать счет, но ее соперник прищелкнул языком и протянул ей огрызок желтого карандаша, извлеченного из кармана рубашки. Без слов она взяла его, затупившимся кончиком разделила кучку, как и полагалось, на две части и начала быстро считать: четыре, и четыре, и четыре…

Оставалось четырнадцать монет, когда мистер Чун деликатно кашлянул, и Энни уже не сомневался, что проиграл. Затем осталось десять монет. Шесть. Энни теперь знал это наверняка. Он барабанил кончиком пальца по скошенному набок носу. Карандашный огрызок отбросил еще четыре монеты.

— О! Вы выиграли! — с серьезным видом сообщила мадам Лай.

Перед ней на палубе лежала одна монета.

Мистер Чун непроизвольно нагнулся и уставился на монету. Проницательный бухгалтер, несомненно, тоже заметил четырнадцать монет, которые затем уменьшились до десяти, шести… Но не сказал ни слова, когда мадам Лай подняла одиноко лежавшую монету и кинула ее между ног Энни.

— Вы получаете четвертую часть, капитан Энни Даутли, — беззаботно проворковала мадам Лай. — А карандаш я оставлю себе.

Глава 5

Среди праведных героев

Начал моросить теплый дождь. Сампан приблизился к борту «Морского флюгера». Всю дорогу Энни размышлял, как шесть монет после вычета четырех могли превратиться не в две, а в одну. Должно быть, вторую монету мадам Лай виртуозно прикрыла ладонью. Но причины, по которым она все-таки отдала выигрыш, оставались непонятными. Возможно, если бы расклад был в его пользу, она и в этом случае прибегла бы к обману, чтобы выиграть. Однако не материальные ценности, а право управлять судьбой, вне зависимости от того, кому она благоволит — ей или сопернику, взять в руки судьбу гуайло и показать, кто в этой жизни хозяин, неизменно привлекали ее. В жизни мадам Лай Чойсан торжествовала ее воля, а не случай.

С другой стороны, возможно, она просто хотела сделать гуайло приятное. Во сколько ей обойдется это решение (или каприз), станет известно только спустя несколько недель, но заполучить Энни ей нужно было сейчас.

Поднявшись на борт «Морского флюгера», Энни тут же увидел Барни, величественно возлежавшего на шканцах и надувавшего презервативы, как воздушные шарики. Три таких уже были привязаны к флагштоку и вяло колыхались при слабых порывах теплого и влажного бриза. Чернокожая толстуха сидела на месте рулевого и любовалась ими. Энни сразу же повалился на койку, и словом не обмолвившись с компаньоном, который, судя по его состоянию, был не готов к обсуждению радужных планов и открывшихся перспектив.

На следующий день — а это был четверг — они загрузились двадцатью шестью тоннами пиротехники производства абердинской компании «Линь Хуанчжан и сын» и перед самым заходом солнца отправились в Кантон. На следующее утро они вошли в док Вампу, разгрузились, и Энни отправился в контору своих агентов «Крауфорд и Перри» разнюхать, что в мире новенького. Годовой бойкот, объявленный британскому торговому флоту коммунистической организацией Кантона, провалился, как рушились все подобные акции в Китае. Исправно следуя политическим убеждениям, люди теряли немалые деньги, а после того как националисты спровоцировали раскол в среде красных, не осталось ничего, кроме патриотизма, ставшего лишь вешалкой, на которую нацепили шляпу бойкота. Китайцы были патриотами на каком-то глубинном, мистическом уровне, но в делах коммерческих они о нем начисто забывали.

Как бы то ни было, иностранные суда под обтрепанными непогодой звездно-полосатыми флагами, подобные «Морскому флюгеру», оказались в выигрышном положении. Для них всегда находился груз, чаще всего это был шелк, который везли в Сингапур или Индокитай. Энни долго мялся и наконец взял небольшой груз посуды и прочей кухонной утвари для Макао (каких-нибудь шесть миль пути). Барни и визжал, и плакал: деньги ничего не стояли, и как при этом можно отказаться от длительного рейса и согласиться на такую мелочевку? Энни отвечал коротко, мол, у него важная встреча в Макао в понедельник вечером; деловое свидание с очень большим человеком по поводу серьезного дела. Затем он покинул Барни и отправился в Кантон для разговора с торговцем оружия в розницу. Сделка с мадам Лай казалась ему чем-то призрачным. Она могла обернуться кошмарным сном, попав в который захочется мгновенно проснуться. Поэтому Энни благоразумно подыскивал альтернативный товар — не шелк, пиротехнику или электрические вентиляторы, а то, что приносит хорошую прибыль: пулеметы, запасные части для артиллерийских батарей Чан Кайши, состоявших из американских двенадцатимиллиметровых горных пушек. Энни знал, что порядочный запас подобного «железа» находится на складе филиппинской полиции недалеко от Манилы.

«О, Манила! Этот, если можно так сказать, прекрасный город занимает не последнее место на моем звездном небосклоне, — подумал Энни. — Но почему Манила? Как ни крути, все дороги ведут в Манилу, хотя из всех городов этот ему меньше всего хотелось видеть!»

В субботу вечером они бросили якорь в скромном порту Макао, а в понедельник после обеда Энни отправился в игорный дом «Юн чунь». Мистер Чун был там и разговаривал с управляющим — своим родственником. «Мастер записей», в английском канотье, темно-синем льняном просторном пиджаке с медными пуговицами и очень широких габардиновых брюках, радушно приветствовал Энни. На нем также были лакированные туфли с маленькими бордовыми носочками. На Энни были лучшая (подержанная) шелковая рубаха, пуговицы которой представляли умопомрачительно пеструю коллекцию, и мешковатые, в мелкую клетку, штаны, некогда приобретенные в Сеуле и, по его мнению, сидевшие безупречно. Готовясь к встрече, он подровнял бороду и почистил фуражку от пыли. «Вальтер» он даже не потрудился спрятать подальше от посторонних глаз.

Макао в ширину имеет всего четыре мили. Они ехали по набережной Гранде вдоль берега в легкой двухместной коляске с откидным верхом. Миновали палаццо губернатора, затем храм Ма Кок Миу, морской богини А-Ма, в честь которой остров и получил свое название; затем старую крепость Барра и огромное плавучее казино «Сунь Тайс». Проехали еще немного вперед по узенькой улочке, похожей на туннель меж высоких стен.

В одной из этих стен были ворота со звонком-колокольчиком. Когда они позвонили, железная задвижка отодвинулась, через щель в воротах на них подозрительно посмотрел чей-то глаз, затем ворота открылись, и их встретил мужчина в странного вида черных башмаках. Он передвигался с трудом, хотя был вовсе не стар. Поклонившись мистеру Чуну, человек исчез. Пока они шли по саду, «мастер записей» радостно сообщил Энни:

— Этот селовек осень номел один стлелять из пуска. Но он быть ланеный, нет две ступни. Мадам Лай заботится о своих людях. Она дать ему плиют, делать ему специальные ботинки в Гонконге, у миссел Джобсон, с Куин-лоуд.

Архитектура сада отличалась изысканной утонченностью в традициях старых китайских садов — камни, архаичной формы деревья. По горбатому мостику они перешли пруд с лотосами и приблизились к небольшому дому, утопающему в зелени. Углы крыши загибались кверху, а водосточные желоба исходили из пастей бронзовых зеленых драконов.

На этот раз Лай оказалась в бледно-лиловом платье, похожем на белое, но более фривольном, все в гирляндах вышитых цветов. Эти цветы одновременно напоминали и жасмин, и гиацинты. Воротничок был под горло, из-под платья выглядывали белые просторные штаны. Все ее украшения были из темного сине-зеленого нефрита. Исключение составляло кольцо с сапфиром, огромным, как яйцо крапивника. Изысканная огранка сапфира позволяла ему не просто поблескивать, а излучать сияние. Словом, мадам Лай была не из тех женщин, которые умирают в своих чонсамах!

Они отошли к пруду, под сень деревьев. Хотя было не особенно жарко, Лай постоянно обмахивалась веером.

— Очень красивый сад, — сказал Энни.

— Обычно я не приглашаю сюда людей для ведения деловых переговоров.

— Тронут.

Далее он начал витиевато расписывать, как польщен ее приглашением.

Она пояснила, что для ведения деловых переговоров обычно использует здание, соседствующее с игорным домом «Юн чунь» (в этом деле у нее тоже есть свой пай). В Макао у нее много связей. А у покойного отца был своего рода официальный титул, по-английски называющийся примерно как «Благородный защитник рыбного промысла». «Чисто в гангстерском стиле», — подумал Энни.

Дом мадам Лай был традиционным китайским жилищем, состоящим из многочисленных павильончиков с маленькими двориками. Снаружи все это окружал сад. Несмотря на разнообразие цветовой палитры, доминировал розовый цвет, а окна были застеклены мелкими дорогими пластинами средиземноморского типа. Внутри среди португальской мебели красовались и китайские предметы из розового и черного лакированного дерева. Тут были диваны, ширмы и, конечно же, фарфор. Многочисленные фотопортреты богато одетых родственников с видимой гордостью были развешаны рядом с шелковым панно, на котором вздымались огромные морские волны. Похоже, Лай, как и вся ее семья, испытывала к морю особую страсть.