Кристиан Крахт - Faserland Страница 26

Он что-то бормочет. Я не улавливаю, что он хочет сказать. Кажется, просит снотворные таблетки, чтобы его перестало трясти, чтобы он опять мог спать по ночам. Я не знаю, правильно ли его понял, но отвечаю, что он может мне поверить: от таблеток дрожь только усилится, это точно.

Дальше я в эту тему не углубляюсь, хотя, вероятно, мог бы. Я еще раз пожимаю ему руку, говорю, что хочу принести себе чего-нибудь выпить, и потом оставляю его одного на лодочном причале.

Объясняя Ролло, почему мне надо уйти, я прекрасно знал, что ни за какой выпивкой не пойду и вообще к нему больше не вернусь. Один раз я все-таки оборачиваюсь. Он стоит на прежнем месте, засунув руки в карманы пиджака. Его плечи слегка вздрагивают, как будто ему холодно. Он смотрит на озеро, на мерцающий зеленый огонек, но я сомневаюсь, что он действительно что-то видит.

Поднявшись к себе в комнату, я собираю сумку. Потом захожу в комнату Ролло и роюсь в его вещах в поисках ключей от машины. Ключи я обнаруживаю в его зеленом пиджаке, во внутреннем кармане. Я хватаю их, беру мою сумку и выхожу во двор, где стоит множество машин, на которых приехали приглашенные.

Открыв "порш" Ролло, я сажусь на водительское сиденье и запускаю мотор. Потом очень медленно, двигаясь задним ходом, подруливаю по хрустящему гравию к воротам. Оба оконных стекла опускаю. Включаю первую скорость, выезжаю на шоссе и мчусь по Меерсбургу — сквозь ночь — вдоль озера. У какой-то бензоколонки покупаю на сорок марок бензина и примерно в полвторого ночи пересекаю (вблизи Зингена) швейцарскую границу. Я постепенно трезвею. Паспорта у меня никто не спрашивает.

Восемь

Уже два дня я живу в отеле "Баур" на Цюрихском озере. По утрам съедаю глазунью из двух яиц с поджаренным тостом. Запиваю все это только что выжатым грейпфрутовым соком и — впервые в жизни — кофе. Вообще мне кофе не нравится. Сердце сразу ускоряет свой ритм, и голова начинает слегка кружиться, но тем не менее я решил выпивать каждое утро по две большие чашки.

Цюрих красивый город. Здесь никогда не было войны, это видно с первого взгляда. Дома в Нидердорфе, на другом берегу реки, чем-то напоминают средневековые постройки, выглядят немножко как в Гейдельберге, только пешеходной зоны между ними нет. Здесь, в Цюрихе, много белого: лебеди, которые у берега Цюрихского озера поджидают старушек с их пластиковыми пакетами, полными не съеденного за воскресенье хлеба, накрытые скатертями столики повсюду перед кафе и облака, проплывающие высоко в синем небе над озером.

Так вот, сегодня утром я пошел прогуляться по Привокзальной улице и заодно поглазеть на витрины. Я часто слышал, что улицы в Цюрихе на удивленье чистые и аппетитные, и должен сказать, что это правда. Так бы и проглотил все до последнего кусочка, до последней лакомой крошки, и хотя я жратву как таковую ни во что не ставлю, здесь мне как будто постоянно хочется есть. В деликатесных лавках вкусно пахнет, в цветочных — тоже, и люди вокруг настроены дружелюбно.

Самое клевое в Швейцарии — что здесь на дверях учреждений написано "Толкать от себя", а не "Открывается вовнутрь", что здесь ничего не бомбили и, может, еще то, что асфальт, по которому проложены трамвайные линии, не был разломан на куски в годы войны и до сих пор сохраняет следы людей, ходивших по нему десятки лет назад. Деревья здесь тоже классные, они шелестят на ветру, а пиво имеет совсем непривычный для меня вкус.

Гуляя, я покуриваю сигареты, но здесь курение почему-то кажется не вполне уместным. "Порш" я два дня назад припарковал у Цюрихского аэропорта. Ключ от машины положил в отделение для перчаток, а сам доехал до центра на такси. Я думаю, что сделал все правильно. Я даже протер тряпочкой руль, хотя понимал, что это полный идиотизм.

Мне вдруг приходит в голову, что нужно отвыкать от курения. Я достаю из кармана начатую пачку сигарет и, проходя мимо уличного кафе, кладу ее на столик. После этого я чувствую себя намного лучше, но уже через десять минут начинаю жалеть, что не оставил ни одной сигареты про запас. Я поворачиваю обратно и возвращаюсь к тому уличному кафе, но пачки на столике уже нет.

За столиком теперь сидят двое молодых бизнесменов, они попивают пиво, смешанное с каким-то красным тоником (хотя до полудня еще далеко), и один из них определенно курит мои сигареты. Эти хмыри одеты в дорогие, но не сшитые на заказ костюмы и, как каждый второй из теперешних банковских служащих, имеют при себе мобильники.

На какой-то краткий момент, действительно очень краткий, я впадаю в дикую ярость, собираюсь подойти и вырвать мою пачку, но потом решаю не связываться, так как не знаю, какова будет реакция этих швейцарцев. Я ведь не могу доказать, что пачка моя. Я хочу сказать, на ней же не написано мое имя.

Словом, я отворачиваюсь от них и иду в другую сторону. Солнце светит так ласково, что злость моя как-то сама собой рассеивается. Я перехожу по мосту через реку и направляюсь к первому попавшемуся киоску. Там покупаю новую пачку сигарет и немецкую газету, хотя вообще газет никогда не читаю. Не могу сказать, почему я ее купил. Может, потому, что Германия для меня вдруг перестала существовать.

Это как если бы вся огромная страна просто-напросто испарилась; и хотя здесь, в Швейцарии, люди тоже говорят по-немецки, а на рекламных щитах повсюду написаны немецкие фразы, мне уже кажется, будто Германия — не более чем мое представление о ней, будто она — большая машина по ту сторону границы, машина работающая и даже выдающая какую-то продукцию, которая, однако, на фиг никому не нужна.

Я сажусь со своей газетой за столик уличного кафе, зажигаю сигарету и выпускаю изо рта дым, очень медленно. И тут неожиданно у меня получается колечко дыма, потом еще одно, потом третье.

Я ощущаю маленький выброс адреналина в кровь, радуюсь как ненормальный и выдуваю в воздух еще одно колечко. Это и правда до обалдения просто. Нужно только воспользоваться своим языком, то есть слегка подвигать им у передних зубов, не высовывая изо рта.

Кельнер подходит к столику и спрашивает, что я хотел бы заказать, и я прошу принести мне стакан пива, смешанного с красным тоником, как я видел в другом уличном кафе. Он не понимает, о чем идет речь, и я выпускаю еще одно колечко дыма, и тут до него доходит, что я имел в виду. Пиво с гранатовым сиропом, так это называется. Особого рода коктейль panache (с ударением на первом a).

Напиток приносят. На вкус он такой, каким и должно быть пиво с сиропом. Пожалуй, чересчур сладкий, но фокус тут в том, что сироп скапливается на дне стакана и нужно все время размешивать его соломинкой, а иначе так и будешь пить один сироп. Я раскрываю газету и просматриваю пару статей о новых театральных постановках в Мюнхене, потом перелистываю страницы обратно, чтобы взглянуть на самый первый разворот. И тут я наталкиваюсь на статью о сыне миллионера, который утонул во время вечеринки на Боденском озере.

Я не могу оторвать глаз от страницы с многократно мелькающим на ней именем Ролло. Ролло, которого нашли рано утром, в восемь часов, благодаря тому, что его пиджак запутался в ветвях склонившегося к самой воде дерева. Ролло, в чьем желудке обнаружили повышенную дозу валиума и огромное количество алкоголя. Ролло, устроителя этой вечеринки, который так старался угодить всем своим гостям. Ролло, молодого наследника миллионного состояния, чей отец в данный момент находится в Индии, а мать проходит курс лечения в психиатрической больнице под Штутгартом.

Красный сироп комом застревает у меня в горле. Я думаю о машине Ролло, которая стоит у аэропорта, о том, как долго ей еще придется там проторчать. Это первое, что приходит мне на ум. Потом я вырываю из газеты страницу со статьей, складываю ее и сую в карман пиджака. Потом кладу десятифранковую купюру на стол, под пустой стакан из-под пива, встаю и шагаю вниз по улице, вдоль реки.

Маленький переулок выводит меня к Нидердорфу, я сворачиваю направо и оказываюсь на площади, между старинными домами и каменной церковью. Мне хочется — может быть, из-за Ролло, — зайти внутрь, но, увы, большая входная дверь заперта, потому что это протестантская церковь, а такие церкви, в отличие от католических, не всегда бывают открыты.

Я со всех сторон исследую пологий холм, вымощенный булыжниками, и эти подъемы и спуски приятно утомляют меня. Слева и справа в старых домах располагаются книжные лавки и магазины электротоваров, и еще я вижу порнокинотеатр. Наверху в стене дома выложена надпись "1561", а внизу крутят порнофильмы. В Германии такое сочетание выглядело бы намного хуже. А тут, в Швейцарии, смотрится пристойно.

Я думаю о том, что Швейцария — это большой Нивелирланд, та часть Германии, в которой все не так плохо. Возможно, мне стоило бы здесь поселиться, думаю я. Здешние мужчины определенно привлекательнее, чем немцы. А у женщин такие прикольные вздернутые носики, и они все одеваются на японский манер. Все здесь кажется мне более честным, и ясным, и, главное, более очевидным. Может быть, Швейцария действительно есть решение всех проблем.