Дмитрий Правдин - Записки из арабской тюрьмы Страница 26

Лишь через пару месяцев после происшедшего мне все же удалось «раскрутить» пахана на откровенный разговор. Не помню, как он начался, дело было на прогулке, и нас никто не подслушивал, да это было бы и бесполезно, так как мы общались на гремучей смеси арабско-русских слов и различных жестов. Даю уже в нормальном переводе:

— Тони, а ты же знаешь, кто тогда убил старого пердуна?

— Конечно, знаю. Я знаю все, что творится в этой тюрьме. А к чему ты клонишь?

— Ну, ты же капран, ты обязан был сообщить властям, я знаю, ты иногда постукиваешь по мелочам. Заложил бы их, авось досрочно б освободили?

— Одно дело сказать, кто набил морду Али или сломал дверь в туалете, а другое указать на ваххаби как на убийц. Ты знаешь, кто они?

— Религиозные фанатики!

— Вот именно, фанатики, и их целая организация, круче любой мафии! У нас в Тунисе кто доносит на ваххабита — своей смертью не умирает, они тебя и под землей достанут. Ты видишь, их даже полицаи боятся?

— Да мне побоку этот старый козел, грохнули и правильно сделали. Мне интересно, почему все на тормозах спустили? Не стали расследовать?

— Руси, ты знаешь, сколько в год в тюрьме людей умирает? — спросил Тамил и сам же ответил: — Много! Даже я не знаю.

— И что, не расследуют?

— Да практически нет, кому охота возиться, кучу бумаг писать, свидетелей опрашивать, экспертиз всяких. Проще написать сердечный приступ или солнечный удар — и все. Очень редко, если крутые родственники попадаются, то тогда что-то делают. Ты не знаешь местных порядков.

— Похоже, и со мной так же поступили, что никто ничего не расследовал? — предположил я.

— Может, и так, — согласился пахан. — Если взятку вовремя не дал, связей нет — то все!

— Ну и порядочки у вас!

— А у вас по-другому, что ли?

— Ну, не знаю, я в России не сидел пока. От тюрьмы и сумы, правда, говорят, не зарекайся.

— Да, я не про тюрьму, про жизнь вообще. Что, у вас нет коррупции? Я и в Италии был, в Польше, в Украине — везде то же самое, только где больше, где меньше.

— Да, наверное, везде одно и то же, только с национальным колоритом, — философски заметил я.

Больше мы с ним на эту тему бесед не имели. Не знаю, почему он тогда доверился мне. То ли чувствовал, что не предам его, то ли — что мой плохой арабский не даст этого сделать, то ли просто надо было выговориться, но человеку не из своего круга. Для всех же он — суровый пахан!

Глава 16

Через три дня после визита консула началась интенсивная, по тюремным меркам, подготовка к крупному национальному празднику День Республики. Он приходился на 25 июля. Именно в этот день, в 1957 году местный парламент низложил номинальную власть бея Мухаммеда, который оставался юридически главой государства, после того как 20 марта 1956 года Франция официально признала независимость Туниса в виде суверенной конституционной монархии. Бей был низложен и провозглашен первый пожизненный президент Республики Тунис Хабиб Бургиба.

Кстати, хоть Франция и признала независимость Туниса 20 марта 1956 года, но ее военная база в Бизерте осталась. 19 июля 1961 года в ответ на отказ французов эвакуироваться тунисские войска начали осаду базы. Однако через сутки французы прорвали осаду и окружили уже весь город, перебив более тысячи ее жителей. «Доблестная» тунисская армия была вынуждена капитулировать. Лишь под мощным и длительным нажимом генеральной ассамблеи ООН база была эвакуирована в октябре 1963 года. Тунисцы очень не любят вспоминать об этом факте в их истории.

Итак, завтра праздник, а сегодня своеобразная подготовка к нему. Для начала с утра вынесли все имущество, кроме кроватей, из камер во двор, и десяток зеков принялись белить помещение и травить тараканов.

Надо сказать, что тараканов в тюрьме несметное количество, и некоторые экземпляры порой достигают гигантских размеров. Первый раз, когда увидел, подумал, что это галлюцинации. По полу ползали спичечные коробки! Когда мне удалось прихлопнуть тапочком такой «коробок», то на поверку он оказался тараканом, каких и у нас в России полно, только длиной сантиметров 7–9.

— Таракан-жадди! — радуясь, кричали арабы, увидев мое замешательство. — Таракан-дедушка! Видно, теплый климат на них так благоприятно влияет, что растут эти насекомые в течение всей жизни.

Помимо нашей камеры, во дворик согнали и остальных. Весь двор был завален матрацами, ведрами, узлами, на которых возлежали зэки. То тут, то там вспыхивали незначительные стычки, «бои местного значения», но когда в обед принесли баки с похлебкой, то произошло целое побоище между зэками соседних камер.

В нашей пятой камере, хоть и не была уж такая железная дисциплина, но в основном были люди, кому за тридцать, так сказать, солидные, и Тамилу удавалось держать большинство их в узде. Во дворе, с нами по соседству, находились представители второй и третьей камер, состоящих сплошь из малолеток 18–20 лет. Многих из них перевели недавно из детской тюрьмы, а там, как говорят, — «полный беспредел», который они и принесли за собой во взрослую тюрьму.

Пришедшие «малолетки» рассказывали, что там нет никаких понятий, друг у друга отбирают еду, одежду, деньги, даже насилуют при полном попустительстве администрации. В общем, кто сильнее, тот и на коне, пока не придет кто-то более сильный.

У нас Тони дал команду, и еду поровну поделили между всеми, не забыв оставить тем, кто в это время белил камеру. А у этих сразу началась драка. Говорят, что из-за еды дерутся только звери, а тут я убедился, что не только.

Прибежали на помощь бойцы спецподразделения, которые находятся при тюрьме для таких случаев. Быстро и ловко они всех выгнали в коридор, поставили вдоль стен на колени, руки за голову и ну дубасить уже знакомыми палками, а народу было сотни полторы. Раненых, не меньше 20 человек, куда-то увезли. Вот и пообедали!

У меня от увиденного пропал аппетит. Мы сидели в своем углу на матрацах и вещах и со стороны взирали на происходящее. Похоже, кроме меня, это сражение ни у кого аппетита не отбило. Все работали челюстями так, как будто ничего из ряда вон выходящего не произошло.

Титти мне потом сказал, что это еще вялая драка, он помнит времена, когда обязательно кого-нибудь убивали. А тут, подумаешь, глаз вырезали, разрезали несколько рож, да пару-тройку носов сломали. Тьфу! Мелочь пузатая!

Избивание продолжалось часа полтора, столько времени были слышны из коридора стоны и удары дубинок. В Тунисе официально разрешены пытки, мне потом позже один полицейский чин сдуру показал пыточную камеру, когда я начал отстаивать свои права и объявил голодовку. Видимо, бить побоялись, все ж иностранец, а оказать психологическое воздействие таким способом пытались.

Небольшая комната сплошь из бетона, метра три на три, высота около пяти, под потолком маленькое зарешеченное окошечко. Посередине деревянная колода с двумя дырками. Ее открывают, укладывают ноги страдальца, закрывают, фиксируют и после лупят по пяткам палкой. Просто, но со вкусом. Тут же два кольца, одно в полу, другое в потолке, через последнее пропущен брезентовый длинный пояс. В общем типа дыбы, за руки привязывают и тянут вверх, а чтоб ногами не дрыгал и не ударил палачей, их фиксируют к нижнему кольцу. На полу бурые пятна, похожие на кровь, видимо, столько ее натекает, что и не отмывается уже.

Ну, впечатлить — впечатлил, я подобное раньше только в кино видел, но все равно после первой я еще две голодовки объявлял. Правда, пыточную больше не показывали, видать, поняли, что перегнули палку, все больше уговаривали. Но об этом ниже.

«Дружбаны» говорили, что они еще током пытают, есть у них, мол, машинка специальная. Провода на член накидывают и ток подключают — во всем что угодно сознаешься!

К вечеру камеру побелили, тараканов потравили, а мы все это время на матрацах во дворе сидели, я даже сгорел от свирепого африканского солнца, начали заносить вещи обратно в свежее побеленное помещение с легким запахом дуста.

Все участники драки продолжали сидеть на корточках лицом к стене, руки за головой. Их уже почти не били, если кто-то опускал руки или поворачивался, тогда получал удар палкой по спине. Не знаю, сколько их так держали, но когда мы ложились спать, они все еще сидели вдоль стен.

Утром 25 июля, как обычно, встал раньше всех, прокачался, принял «душ», разбудил воинов Аллаха и стал ждать подъема. С шести утра заиграли марш, я понял, что праздник начался. Весь двор и коридор за ночь украсили гирляндами из национальных флажков, двор оттерли от крови, а в коридоре было пусто. Ничто о вчерашней драке уже не напоминало.

Во время проверки пришел директор тюрьмы («мудир» по-арабски). Он был в черной как у эсэсовцев форме, белой рубашке с черным галстуком, в потешной фуражке, на погонах по две звезды как у прапора, только еще с гербом его родины.