Джоанн Харрис - Небесная подруга Страница 26

Девушка улыбалась, раскрыв мне объятия. В огромных лиловых глазах на бледном изящном лице я узрел голод, подобный моему. Это была Розмари.

Я медлил. Во сне я не ведал страха, только голод. Я поймал ее за запястье, и мой взгляд скользнул по обнаженной руке, по чувственным рекам вен.

– Дэниел! – Голос Розмари был хриплым и сладострастным.

При взгляде на нее у меня перехватило дыхание. Никогда, никогда я не видел такой красоты. Розмари снова улыбнулась, подняла тонкую руку и прижала ладонь к моей щеке.

– Что со мной происходит? – Я спрашивал самого себя, но смотрел в глубь ее глаз.

– Люби меня, – прошептала Розмари.

Я чувствовал на губах ее теплые пальцы, вдыхал странный возбуждающий аромат: сладкая смесь лаванды и густой горячей крови.

– Боже мой! – воскликнул я невнятно, потому что запястье Розмари было прижато к моим губам.

Я обнял ее. Рыжие волосы закрывали мне лицо, стройное тело казалось таким легким, пульс бился у самых губ…

– Люби меня.

Резким рывком я выкрутил ее руку, повернул тыльной стороной к себе: кожа была гладкой и солоноватой. Я глубоко вгрызся в упругую, как кожура, плоть, а потом хлынула кровь, чистая и соленая. Я захлебывался от нетерпения, припадал к ране, по-собачьи вылизывал ее. Кровь тонкой струйкой стекала из угла моего рта, пробуждая воспоминание… я не мог до конца понять о чем. Неровные края раны имели металлический привкус, и я просовывал между ними язык, чтобы ощутить живую пульсацию крови, задыхался от неимоверного наслаждения и жажды. Я помню этот вкус. Помню узор каждой линии и вены на этом запястье. Могло ли мне присниться такое? Или я сошел с ума? Кровь была силой, самой жизнью. Я лихорадочно и опасливо лакал ее, зная, что в любой момент Розмари может лишить меня милости, оставить без утоления и надежды.

Насыщаясь, я смотрел в ее чистые бездонные глаза.

И видел «семь звезд на волосах»[17].

Так я беспокойно спал – стонал и метался на влажной, смятой простыне, а Розмари во славе шествовала по моим грезам. Теперь, когда я постоянно живу среди таких снов, мне странно вспоминать, насколько ново и жутко это было для меня – впервые войти в склеп собственного подсознания. Меня терзали похоть и ужас, я совсем обессилел, в голове пульсировала боль. Не помню, чтобы миссис Браун стучалась в дверь, хотя она должна была слышать мои стоны. Дважды я сумел доползти до умывальника, чтобы извергнуть в фаянсовую раковину темную слизь… Я принял ее за желчь. Царапины на лице отчаянно саднили; коснувшись их немеющими пальцами, я обнаружил, что они превратились в кошмарные вздутые рубцы, тянущиеся со лба через щеку и вниз по шее; рубашка отчасти защитила мою кожу. На внутренней стороне запястий виднелись отметины, словно от иглы. Должно быть, мне ввели какое-то зелье. Горло распухло, и я подумал: не пытался ли кто-нибудь из дружков Розмари задушить меня? Однако я был слишком слаб и болен, чтобы исследовать свои раны подробнее.

Когда я окончательно проснулся, почти стемнело. Я посмотрел на часы и с изумлением увидел, что уже половина восьмого. Никогда в жизни, даже после ночных вечеринок, мне не доводилось проспать целый день. Откинув одеяло, я поднялся, чувствуя себя отдохнувшим, но все еще нездоровым. Голова кружилась. Накинув халат, я пошел в ванную. Включил свет, умылся, принял две таблетки аспирина и взглянул на себя в зеркало.

Нельзя сказать, что я хорошо выглядел: бледный, небритый, с красными, лихорадочно блестевшими глазами. Я не из тех, кого украшает щетина, поэтому выглядел просто неопрятно, а царапина на щеке превратилась в уродливый рубец, усеянный выступившими капельками гноя. Синяки на горле явно были оставлены пальцами: четыре округлые отметины, каждая с кровавым полумесяцем в том месте, где ноготь пронзил кожу, а под яремной веной расплывался синяк пошире – от большого пальца. Чуть выше его я заметил порез – тоже в форме полумесяца, но около трех дюймов длиной, слегка припухший. Я нахмурился. Это не след от ногтя и не случайная царапина. Рана нанесена намеренно. Но зачем? И как? Судя по размеру и форме, по легкой неровности пореза, она походила на отпечаток… я раздраженно затряс гудящей головой. Слишком много кошмаров. Зачем и кто стал бы это делать? И все же это очень похоже на отпечаток зубов. Разозлившись на себя за такие фантазии, я решительно отвернулся. Царапины надо продезинфицировать, иначе придется беспокоиться кое о чем похуже дурных снов. Я нашел пузырек с йодом и, стоя перед зеркалом, смазал все повреждения на лице и шее. Так-то лучше. Теперь надо что-нибудь съесть – я чувствовал слабость и головокружение, к тому же вспомнил, что не ел с прошлого утра. Пошел в свою комнату переодеваться, но остановился, увидев записку на двери. Раньше я в спешке не заметил ее, а теперь предположил, что это записка от миссис Браун. И не ошибся.

Дорогой мистер Дэниел!

Мне надо ненадолго уйти, чтобы навестить мою сестру. Я вернусь сегодня вечером. Жалко, что Вам нехорошо. Если захотите перекусить, я оставила чайник на плите и хороший кусок трески в духовке Вам на ужин. И возьмите сами, что захотите, в кладовке.

Искренне Ваша

Я улыбнулся. Значит, дом в моем полном распоряжении до вечера. Слава богу, не придется отвечать на неловкие вопросы, поскольку миссис Браун не только добра, но и старается всех защитить, как наседка – своих цыплят, и это стремление порой казалось мне чрезмерным. Оставшись в одиночестве, я не стал утруждать себя переодеванием и спустился на кухню. Как и было обещано, в духовке нашлась еда, на плите – чайник с чаем, и я уселся за кухонный стол, намереваясь поужинать. Однако едва сделал глоток, как меня снова затошнило, голова закружилась, желудок сжался, и я отодвинул почти полную тарелку. Борясь с тошнотой, выпил залпом два стакана воды и некоторое время сидел у камина, дрожа как в лихорадке. События предыдущей ночи подействовали на меня сильнее, чем я думал. Протянув руки к огню, я впервые попытался проанализировать кошмарное происшествие. Приверженность логике и склонность к исследовательской деятельности были моими лучшими качествами, и теперь, после ванны и долгого сна, ко мне возвращался природный прагматизм. Нужно это подчеркнуть: я не был и не стал невротиком; заключения, к которым я пришел, основаны на собственном опыте и его анализе. Даже тогда, вынырнув из пучины кошмара, я пытался рассматривать ситуацию объективно.

И сразу же поблагодарил судьбу за то, что остался жив. Несомненно, я стал свидетелем преступления, совершенного Розмари и ее бандой; они пытались избавиться от меня, но допустили какой-то просчет. Возможно, намеревались обвинить в убийстве или придушили, ввели наркотик и бросили умирать. Нужно обратиться в полицию – и ради собственной безопасности, и ради Роберта. Я отказывался допустить, что мой друг хотя бы косвенно причастен к этому делу, и ломал голову в поисках наилучшего выхода.

Они уже избавились от улик. Труп спрятан в склепе при кладбище, рано или поздно его обязательно найдут. Без убедительных доказательств квартиру Розмари обыскивать не будут, да и вряд ли там что-то осталось. Рэйф и Джава… Если навести на них полицию, есть шанс, что мне поверят. Но я понятия не имел, кто эти люди и где их искать. А что будет со мной? Даже если сам обращусь в полицию, на меня падет подозрение: ведь я уже нашел труп в заводи, и теперешние обстоятельства можно расценить как весьма сомнительные. Мне не хотелось попадать в такую ситуацию, где слово Розмари будет против моего слова, – к чему это приведет?

Я так старался сосредоточиться, что опять заболела голова. Я помнил, что это не первая насильственная смерть, случившаяся в Кембридже за последние несколько месяцев. Причастна ли Розмари к гибели той женщины? Или это лишь стечение обстоятельств? Вспоминая лицо девушки, нежные черты, невинность, сияющую в лиловых глазах, я хотел верить в ее чистоту, потому что любил Розмари всем сердцем. Она не могла быть причастна к злодеяниям. В моей голове выстраивались нелепые утешительные гипотезы. Розмари не виновата, она пешка в руках Джавы и Рэйфа, каким-то образом оказавшись в их власти. Они загипнотизировали ее. Посадили на наркотики. Шантажируют. Прежние подозрения и страх перед Розмари сменились убеждением: она жертва и нуждается в помощи, а кошмарные сны порождены ревностью и потрясением от того, что я увидел прошлой ночью. Я уже сказал, Розмари всех превращала в глупых, доверчивых детей.

Связаться с полицией? Я не осмеливался, потому что боялся подставить под удар Розмари. А вдруг ее заподозрят? В газетах писали, что к расследованию дела о «трупе в заводи» привлечен Скотленд-Ярд. В любой момент меня могли вызвать на допрос. Очень не хотелось привлекать внимание сыщиков к себе или Розмари. Придется действовать самостоятельно, и как можно быстрее. Я поднялся к себе в комнату, надел простой темный костюм, легкое пальто и шляпу, вернулся в кухню и открыл ящик с ножами. Выбрал маленький нож для мяса, острый, но достаточно короткий, чтобы спрятать его в рукаве, и покинул дом, чувствуя себя немного нелепо, но преисполнившись энтузиазма. Человек действия вполне способен выйти в ночь, замышляя убийство ради спасения дамы; однако я не был человеком действия.