Поль Виалар - Жатва дьявола Страница 27

— Альсид… Это я, Адель… Адель из «Края света». Отоприте. — Он не спешил, и тогда она сказала громко: — Да отоприте же, ну вас к черту!

Он отпер и появился перед ней, прихватив одной рукой пояс брюк и держа в другой горящую свечу, огонек которой уже разгорелся. Адель оттолкнула его и вошла в комнату. Он затворил дверь. Тогда она сказала:

— Вы знаете, где ваша жена?

— Понятно, знаю, — ответил он, моргая слипавшимися от сна глазами, — он всегда спал крепким сном.

— Нет, там ее нет! — возразила Адель, не замечая комического характера ее реплики.

— Она в Шартре, у своей тетки, — сказал Альсид.

— У тетки? Скажите лучше в «Белом бугре», у Мишеля.

— Ну, значит, она не поехала в Шартр. Господин Обуан обещал захватить ее с собой, он говорил, что собирается нынче в клуб.

— Эх вы, дурень! Ведь уже одиннадцатый час ночи. Она с ним осталась.

— Ну и что? — спросил Альсид.

— Да ведь это ваша жена… Она с Мишелем… Они спарились… Я их слышала.

— Где это?

— На ферме, в большой комнате. В постели Обуана.

— Как же вы там очутились?

— Я пришла повидаться с ним.

— Вы пришли полюбезничать с миленьким, а он с другой забавляется, — съехидничал Альсид, хлопнув себя по ляжкам.

Он насмешливо смотрел на нее. Адель крикнула в ярости:

— Он же с вашей женой…

— Вы это видели?

— Я все слышала.

— Но не видели?

— Ну, конечно, нет. Света ведь не было.

— Так откуда же вы знаете?

— Я голос ее узнала.

— А вы никогда его не слышали.

— Они про вас поминали. Да, уж верно вам говорю: чертовка эта хвалила Обуана, что он лучше ласкает, чем вы. Бегите скорей, вы их захватите.

— Нет, — ответил Альсид. — Моя жена в Шартре. Чего тут разговаривать.

Адель схватила его за руку, тянула к двери.

— Пойдемте же… Пойдемте со мной.

— Нет, — твердил он, упираясь, не желая поддаться. — Нет, не пойду я!..

— Вы, значит, так их там и оставите? Ничего им не скажете?

— А если это неправда? Я ворвусь к хозяину, а там не она. Он и выставит меня за дверь.

— Рогач! Вот вы кто!

— Может, и так, — спокойно ответил Альсид. Но не сумасшедший. Это уж верно. А если у меня рога, так не у меня одного…

— Значит, вы согласны?..

— Матери моей приходилось соглашаться со многим… а после нее и мне тоже… А насчет того, что теперь будет… Посмотрим…

— Чего смотреть? Все и так известно. Идемте со мной. Вытащим их из постели, голые оба… Вот тогда они увидят…

— Ничего они не увидят. Если они и валялись в постели, их там уже нет. Чтобы их захватить, по-другому надо было взяться… если только это правда. Да я вам не верю. Это вы из зависти наговариваете, потому что господин Обуан хорошо к нам относится — к Люсьенне и ко мне.

— К Люсьенне — да.

— А если б и так? Кто мы с ней? Никто! Батраки, прислуга! Но погодите, придет день, когда мы с ней выйдем в люди, уж поверьте!

— Альсид, — сказала Адель, — если вы пойдете со мной, вы, может быть, потеряете место, но в таком случае мы с братом примем вас в дом.

— Вот оно как! — насмешливо ответил Альсид. — А может, это уже поздновато? Раньше нужно было мне войти в вашу семью.

Адель сделала вид, что не поняла этих слов.

— Мы бы соединили вашу землю с нашей, жили бы вместе, работали вместе, наживали добра, и пусть бы Мишель Обуан лопнул от досады. Отомстили бы и за вас и за меня.

— А Люсьенну ему оставить? Нет, Люсьенна мне самому нужна!

— Да она же обманывает вас.

— Все равно. Она мне по нраву. Да и кто вам сказал, что мы с ней в конце концов не приберем к рукам вашего Обуана? Как вы можете знать, что у нас в мыслях, что мы задумали? Я свою Люсьенну знаю, мы с ней много толковали. Ей, может, и пришлось зайти дальше, чем она хотела, но ее тварью распутной не назовешь, — совсем наоборот, а для бедных людей, для тех, у кого нет ничего, но кто тоже хочет нажить добра, есть дела поважнее, чем все это баловство.

— Да если бы вы слышали, как она визжала от удовольствия.

— От удовольствия? Тем лучше. Стало быть, ей это далось не так уж трудно. А постель, — ведь это в конце концов в счет не идет! Важно одно, чтобы мужчина и женщина были всегда согласны кое в чем ином. И уж тут я Люсьенне вполне доверяю, в этом она мне не изменит.

— Мерзавец! — прошептала Адель, вне себя от ярости.

— Может быть, — сказал он без гнева. — Зато не одинокий, не брошенный, потому что у этого мерзавца жена — все-таки его жена, и никогда она его не бросит.

— Вот дурак! Верит этому.

Он поднял руку, как будто давал клятву.

— Не только верю, а знаю! — сказал он. — Я у нее первым был. Да и не только в этом дело. Тут все остальное, тут все, о чем мы вместе с ней думали, все, о чем говорили… все, что решили сделать… И мы это сделаем, сделаем… будьте уверены. Надо не только в постели заглядывать. Дальше надо смотреть, дальше!

— Так вы не пойдете со мной?

— Нет, — ответил он. — Идите одна, если угодно. Но меня вам не удастся с собой потащить.

— Так вы, значит, сговорились с ней?..

— Ну, что вы!.. А если бы даже и так?

— Вот гадость!

— Это все-таки лучше, чем убивать людей.

— Что вы хотите сказать?

— Я? Ничего. Просто говорю, что лучше. А по-вашему, как?

Адель взглянула на него. Он явно, откровенно насмехался над ней. Он бросил ей в лицо оскорбление, сказал то, чего не имел право сказать, и она вся похолодела от его слов. Что касается их планов относительно Мишеля Обуана, она насквозь видела их замыслы, она разгадала их игру. Да, эта девка сделала то, что полагалось, чтобы совсем завладеть Мишелем. Ей это не трудно: она хорошенькая, молодая, задорная, и Адель затрепетала, вспомнив, как Люсьенна говорила в постели с Мишелем. А муж, этот самый Альсид, на все согласен, — тут все обдумано, с начала до конца. Скоро ему призываться, и пока он будет отбывать военную службу, Люсьенна сбережет ему место на ферме Обуана, да еще, заботясь о будущем, мало-помалу в награду за покладистость мужа вытянет у Мишеля полоски земли, каждый раз все больше и больше, той самой земли, которая так нужна им, Женетам. Прекрасно подготовленный заговор. Да кто знает, может, за этим кроется и месть? Альсид ничего в точности не знает о смерти Гюстава, но покойница мать уж наверняка, до самой своей смерти, наговаривала ему на Женетов. Может быть, и в самом деле Гюстав был его отцом, во всяком случае, старик этому верил. Альсид полагал или знал, что скоропостижная смерть Гюстава Тубона лишила его всех благ, на которые он мог надеяться, и вот теперь он замыслил отомстить Женетам, и уже мстит им.

Она с презрением пожала плечами и плюнула на пол.

— Что же вы так безобразничаете? — сказал Альсид. — Плюйте в своем доме, а в чужом нечего пакостить.

— Ваша Люсьенна подотрет.

— Разумеется, — ответил он, — она грязи в доме не любит. Она женщина порядливая, — добавил он.

И Адель вновь увидела ухмылку на его лице.

— Ладно, — буркнула она, — я ухожу.

— Думаю, так оно будет лучше всего, — заметил Альсид, теперь уже без усмешки.

Адель вышла на улицу, не затворив за собою двери. Альсид тщательно задвинул засов. Широким, быстрым, мужским шагом она двинулась прямо к «Краю света». Когда она вошла в большую комнату, Альбер уже спал, весь в поту, — испарина покрывала у него и тело и лицо. Адель не стала его будить.

Глава IV

Адель дала понять Мишелю, что она знает о его связи с Люсьенной, но он и не подумал отпираться, он даже принял фатоватый, самодовольный вид: ему, несомненно, льстило, что его любовница молода и хороша собой. После объяснения с ним Адель умолкла и вела себя так, будто ничего не случилось, но Мишель под разными предлогами стал реже назначать ей свидания, хотя и не перестал встречаться с нею — время от времени принимал ее ночью; в Люсьенну он «втюрился», но и Адель, несмотря на зрелый ее возраст, а может быть, и благодаря ему, сохраняла для него привлекательность — уж очень пылко эта могучая женщина предавалась любовным утехам. Все уладилось. Одна была «на закуску», а другая придавала немножко остроты его новой связи. Но он очень старался, чтобы Люсьенна не узнала о его отношениях с Адель. Правда, сама Адель могла рассказать о них сопернице, но она молчала, сперва инстинктивно, так как хорошо знала, что если Мишель узнает о ее признанье, он ей никогда этого не простит, и она лишится единственного мужчины, который был у нее под рукой.

На следующий день после неожиданного открытия, сделанного ею в «Белом бугре», и своего разговора с Альсидом в Монтенвиле, Адель, не вступая в подробности, сказала брату, что надежды на сделку с Альсидом нет, и тогда он подписал купчую на никорбенский участок. Мишель, которому это стало известно, при встрече с Альбером одобрил его приобретение: «Правильно сделал, земля там хорошая… да ведь больше тебе и негде было купить». Вот и все.

Земля на этих четырех гектарах и в самом деле была хорошая, но как затруднительно было ездить туда для ее обработки. Из-за оврага приходилось делать большой крюк и всякий раз проезжать через Монтенвиль. А тут подошло время Сансону и Альсиду призываться, надо было нанять нового батрака. Альбер поискал-поискал — и все. напрасно: после войны у работников появились небывалые прежде требования и они запрашивали такое большое жалованье, что нанять батрака Женетам оказалось невозможным. И вот Адель, теперь редко встречавшаяся с любовником, пожалела, зачем Фернан ушел с фермы, и начала уже подумывать, что неплохо бы ему вернуться.