Вячеслав Кашицын - Ни стыда, ни совести [сборник] Страница 27

— Я «за». Вперед.

Свита пожилого переглянулась.

Пожилой усмехнулся.

— Ты кто, Игорь? Сумасшедший? Или мутант какой?

— Я человек. В отличие от вас.

— Значит, не хочешь говорить?

— Единственное, чего я хочу, это чтобы вы оставили меня в покое. И не трогали мою сестру.

— Хорошо, сам смерти — и мучений — ты не боишься. Герой. И сестрой не дорожишь и готов ею пожертвовать. А как насчет друзей? Их ты тоже готов пустить в расход? Как бы ты отнесся к тому, что они погибнут один за другим, тем самым изощренным образом, который предназначался тебе?

— Вы… не посмеете.

— Еще как посмеем. Они-то ведь не ты. Это просто сделка, Игорь. Расскажи нам, в чем твой секрет. Тот, кто тебя защищает, не уступает в могуществе Хозяину. А он очень большой человек.

Я расхохотался. Я хохотал долго и с удовольствием, пугая официанток (других посетителей не было) — и заметил, как мои собеседники почувствовали себя неуютно.

— Вообще-то я не знал, что кто-то там погиб при покушении на меня. Но, кто бы они ни были, туда им и дорога. И вот что. — Я перегнулся через стол, приблизив свое лицо к пожилому. — Тот, под чьей я защитой, таков, что вы серьезно рискуете. Уверен, вы тоже погибнете, тем или иным образом, после встречи со мной. Что, кстати, случилось с теми, кому вы меня заказывали? Их нашли растерзанными или задушенными? Или кто-то случайно закатал их в бетон и сбросил с плотины? Вы от меня ничего не добьетесь, хотите — попытайтесь убить меня прямо сейчас, это лучший исход.

Пожилой поморщился.

— Сдается мне, Игорь, ты сам напрашиваешься. Зачем? Лада, сними с него микрофон.

Я не успел и глазом моргнуть, как худощавый разорвал на мне рубашку и выдернул провода. Положил на стол.

— Ну, что теперь, земляк? Ты еще и на ментов работаешь? Нехорошо…

— Ты ее не убирай далеко, — кивнул я на запись, хотя что-то во мне дрогнуло. — Она мне еще понадобится.

— Ну ты и борзый…

— Игорь, не упирайся. Ты не оставляешь нам выбора. Повторяю последний раз. Кто за тобой стоит?

— Его имя Дервиш.

Почему бы и не сказать?

— Дервиш? Ни разу не слышал. Пиковый, что ли? В законе?

— Еще в каком.

— Вяхирь, по-моему, он над нами издевается.

— Помолчи, Лада. И какие возможности у твоего Дервиша?

— Послушайте, — мне отчего-то стало их жаль, как будто я разговаривал с людьми, точно зная, что спустя несколько минут их уже не будет в живых. — Послушайте, давайте разойдемся. Забудем друг о друге. Вы обо мне, я о вас. Отдаете мне запись, и я ухожу.

— Значит, все-таки пустышка, — пробормотал пожилой, словно разговаривая сам с собой. — Но как же?.. Неужели все случайно?

Он сделал едва заметный знак полному, тот вытащил оружие. Пистолет, к которому был прикручен глушитель. Я вздохнул, передернув плечами. Встал, сгреб со стола устройство с проводами и шагнул к выходу, на какое-то мгновение оказавшись между двоих бойцов пожилого. Раздался глухой хлопок, потом еще один — это второй вытащил оружие, стреляя в меня с другой стороны. Пожилой поднялся со своего места, глядя на меня выпученными глазами. Следующая пуля была его — очевидно, она была экспансивной, так как просто разорвала ему голову.

— Уберите трупы, — сказал я на выходе сгрудившимся и трясущимся официанткам. — Мы повздорили.

Они застрелили друг друга.

Все три пули прошли сквозь меня.

— Тут не так уж много информации. Но, думаю, она вам пригодится.

Я отдал Пшенке запись. Он мне — документы.

— Что там случилось?

Он был еще более мрачен, чем при последней нашей встрече.

Я пожал плечами:

— Перестрелка.

Он поднял на меня взгляд:

— Это… вы?

— Что — я?

— Вы их убили?

Я вздохнул.

— Они сами себя убили… Что вы на меня так смотрите? Ладно, я.

К чему скрывать?

Пшенка не уходил. Я раскрыл папку прямо в его присутствии, стал перебирать бумаги, ожидая, что вот-вот он повернется и пойдет по заснеженной аллее, — но он не уходил.

— Вот что, — наконец, хрипло сказал он. — Ответьте мне. Ведь это со мной у вас счеты, верно? Ведь это наше личное дело, да?

Я смерил его взглядом. Выражение лица у него было такое, словно он хотел убить меня.

— Да.

Зачем кривить душой?

— Тогда оставьте его в покое! Оставьте его в покое!

— Кого?

— Моего сына. То, что с ним… это ведь вы? Кроме вас, некому… Он никогда не болел, у нас в роду ни у кого не было такого диагноза… Это — вы!

— Вы о чем?

Я на всякий случай отступил, спрятав папку. Мне вдруг почему-то вспомнилось, что какое-то время, когда я был в тюрьме, следователь отсутствовал, и дело вел другой, крикливый и краснолицый… потом Пшенка вернулся, но уже другим — еще более жестким и каким-то подавленным.

— Вы в своем уме?

— Как будто вы не знаете. Вы зверь, не человек! Вы решили отомстить мне таким образом, да? Нашли самое уязвимое мое место… У него — рак, саркома! И теперь он сгорает, мой мальчик!

Он шагнул ко мне со сжатыми кулаками. В его глазах стояли слезы. Он был в ярости — и такой беспомощный…

— Ну и что дальше?

Я усмехнулся.

Но что-то во мне вдруг как будто дрогнуло. Неожиданно для себя я, глядя ему в глаза, сказал:

— Это — не я.

И, отвернувшись, пошёл от него по бульвару, ожидая, что он бросится на меня. Но этого не произошло.

Чем бы это ни было — рукой Дервиша или простым совпадением — я, очевидно, должен был бы чувствовать себя отмщенным; но на душе не было ничего, кроме какого-то тяжелого чувства…

Исследовав папку, я ничего не обнаружил. Взрыв газа. И знакомая формулировка: «закрыто в связи с отсутствием состава преступления».

Значит, все зависит только от меня. От моей доброй воли. Никто. И ни о чем. Выбор за мной…

— Игорь?

— Женя?

— Игорь, нужно встретиться.

— Что, вам уже все известно?

— А как же. Вы были в «Лире»?

Я вздохнул.

— Вам бы не в газете, а в разведке работать… Слушайте, давайте…

— Игорь, у меня есть кое-что для вас. И это такое кое-что, что, я думаю, вы сами должны ко мне приехать. И немедленно.

У меня екнуло сердце.

— Статья?

— Вот подъезжайте и увидите. Вы где сейчас?…

— Ну?

Вакуленко встретил меня в лобби бизнес-центра, где мы уже виделись. И указал на кресла за столиком.

— Для начала расскажите, что там, в «Лире», произошло. Вы так здорово выглядите, Игорь, словно их души к вам пере шли, знаете, как в компьютерной игрушке — пиф-паф, оууу…. Ну, рассказывайте.

— Женя, у вас совесть есть?

— А у вас?

— Вы зачем меня сюда вызвали? Убедиться, что я жив-здоров?

— И это тоже… И вот это!

Он помахал у меня перед лицом каким-то листками.

— Так что там было, в ресторане? Они вас шантажировали? Сестру-то вернули, я знаю. А с вами, кажется, не договорились?

— Что… это?

— Поэма, Игорь. Пришла мне по почте сегодня. От какого-то анонима. И знаете… Вы, Игорь, были со всеми нами недостаточно искренни. Я имею в виду «автобиографию», а? — Он игриво подмигнул. — Это, конечно, всего лишь мои предположения. Но в этих стихах есть нечто такое, что…

— Давайте.

Я готов был рассказать ему что угодно, даже, наверное, сплясать.

— Ладно, не буду вас томить. Но. С вас «Лира». И поделитесь кое-чем по поводу поэмы потом, о’кей?

— Хорошо.

…Поэму я прочитал в метро. И еще раз. И еще.

ЛЕГЕНДА О ВЕЧНОМ ДЕРВИШЕ

Приготовь, виночерпий, с огнем пиалу,Я сегодня напьюсь и до утра засну,Но чтоб было не скучно вам всем в харабате,Расскажу про Юнуса и Алию.Был Юнус луноликой своей ослеплен,Был в нее глубоко и навечно влюблен,Но тяжелое горе на сердце мешалоБыть ему рядом с ней. Долго мучился он…Отчего? В чем вина состояла? О томЗнает только Аллах. Никому ни о чемНе рассказывал юноша, только любимой,Уходя из Багдада, сказал: «Правда в том,Что отец твой тебя не отдастЗа меня, Алия. Нет за мною богатств,Нет ни славы, ни подвигов, даже халата,Недостоин бедняк твоих губ, твоих глаз.Я вернусь — чтобы в золото быть облачен,Я вернусь — чтобы славою быть окружен,Я вернусь, чтобы ты никогда не стыдиласьЧеловека, который с тобой обручен».«О Юнус, — говорила ему Алия.— Без тебя я умру. Оставляя меня,Ты любовь свою здесь навсегда оставляешь,Убиваешь меня, оставляя меня».Долго в странствиях пробыл Юнус, возмужал,Ниву битвы возделал и славу пожал.Стал богат и могуществен — только БагдадОн теперь, без возлюбленной, видеть не рад.Алия тосковала, сказали ему,Заливалась слезами, сказали ему,И однажды — о, горе! — сказали ему,Она бросилась в реку, сказали ему.«О, Аллах, для чего ты меня наказал?Что мне золото, слава и власти опал?Я несчастен и беден, как прежде, и мнеБез любимой нет места на этой земле!»И безумец отдался теченью реки,Ее воды темны, холодны, глубоки…Но отхлынула, стала, как простынь, река,Оттолкнула его от себя, бедняка.Долго смерти Юнус, не сдаваясь, искал,Но Аллах ему милости этой не дал —И тогда стал он странником босым в обносках —Тем, кто истину в мире повсюду искал.Что же делать ему? Как Ее обрести?Бесприютную душу от горя спасти?Почему даже смерть — о великий Аллах! —Не приходит за ним, наяву или в снах?И однажды он встретил того, кто сказал:«Ты бессмертен, Юнус, потому что скрывалТо, что было на сердце твоем. АлияНе вернется к тебе, ни жива, ни мертва.Это Берег, твой Берег, Юнус, и Река— мир, где царствует Время — не примет тебя».«Мудрый суфий, скажи…» «Искупи ту вину,Что терзала тебя, — и вернешь Алию.Отыщи в этом мире того, кто любя —Беззаветно и вечно — заменит тебя».И с тех пор Вечный Дервиш бредет по РекеОпираясь на посох, с сумою в руке,И тоскует, и любит, и ищет того,Кто избавит от мук и заменит его.

Вот так вот.