Николай Романов - Байкеры Страница 27

Трупы повсюду. Стоят, привалившись к брустверу, сидят, приготовившись к атаке, лежат, отдыхая после атаки. Дождь не прерывается ни на миг. Луна исчезает, и Кей вновь остается наедине со своими страхами.

Страхов много. У них есть имена. Страхи можно потрогать. Их можно позвать. Но если ты начинаешь с ними разговаривать и тебе отвечают, — ты конченый человек. От тебя осталась оболочка, и та ни на что не годна, потому что продырявлена во многих местах и распространяет зловоние гниющего тела.

Там, в километре от траншеи, — река. Река — это дорога из ада. Кей думает о реке, и ему хочется пить. Он подносит к губам одну из стоящих на дне траншеи металлических касок, где булькают капли дождя, и полощет горло теплой водой. Он боится пускать ее к себе в желудок. Он не знает, каких микроскопических тварей на этот раз принес тропический ливень. Прошлый раз, выпив воды, он болел неделю, пока из него не выползли все восемнадцать изрядно подросших червей, не стерпевших огромного количества чистого спирта, натощак принятого Кеем.

Шуршащий звук — словно пальнули из рогатки. Справа, на расстоянии вытянутой руки, в грязь с чмоканьем входит маленькая мина. Оперение распустилось над дном траншеи безобразным железным цветком. Мина блестит мокрым боком, в котором отражается луна.

Кей тупо смотрит на мину. Берет за оперение и выкидывает. Взрыв и крики. Он попал в соседний окоп. Кей хохочет. Его колотит от сырости. Он ощущает только сырость. Ничего более.

Белые пятна лиц. С неподвижных лиц покойников дождь смыл грязь. Проклятая ночь!

Ночь — ощущение гигантской стопы, занесенной над головой. Успеешь выбежать из-под надвигающейся тени?

Байкеры мчатся из ночи в день, ускользая из-под пяты. Успеть пережить ночь. Не заметить, как прошла ночь. Не успеть испугаться.

Кто-то принял решение. Кею приказано убираться из траншеи. Голос знакомый. Это его голос.

Кей встает, опираясь на автомат. Он бредет по траншее, за ноги стаскивая трупы в большую кучу. Он один. Он живой? Едва ли. Разве что движется. Но это не всегда означает, что ты жив. Кей строит пирамиду из мертвецов и пытается взобраться по трупам. Мокрые по-дошвы скользят по бледным лицам, оставляя темные полосы.

Все напрасно. Кей обреченно сползает.

Он присаживается на трупы и закуривает. Он пытается согреть руки. Обшарив карманы погибших, находит пачки писем и фотографий. Перед глазами мель кают незнакомые и ненужные лица, обрывки слов любви и надежды, памятные вещицы из дома. Он берет каску, выливает воду, поджигает одну из бумажек и по очереди роняет остальные в тлеющий в каске огонек, не читая.

Мертвые тела не имеют смысла. Мертвые бумаги на мертвых телах еще более бессмысленны. Теперь все, что может сделать Кей для тех и других, — вдохнуть последнюю искру жизни в эти бумажки. Они согреют его одного. Это все, на что годится память. Согреть на пару минут и исчезнуть навсегда, превратившись в мокрый пепел.

Кей сидит, привалившись спиной к мокрой земле, дрожа от холода и сырости. По противоположной стене траншеи сбегают струйки воды. Струйки плетут бессмысленные узоры.

Кей мертв. Он не имеет смысла. Его жизнь не имеет смысла. Смысл не имеет смысла. ВООБЩЕ НИЧЕГО НЕТ.

Состояние покоя. Полная гармония. После армии Кей ощутил гармонию только при езде на байке. Это — особое чувство. Это — не блаженство. Это — гораздо больше. Это — все.

Ты достиг равновесия. Байк везет тебя сам, выбирая скорость и направления. Главное — не закрывать глаза. Потому что, закрыв глаза, рискуешь никогда не вернуться.

Это подтвердит любой мертвый байкер. Спросите, когда встретитесь ТАМ.

Кей проснулся. Спать больше не хотелось.

Сегодня Трибунал надумал отвезти Стаю к камням. Кею немного скучно, но его вид подчеркивает сосредоточенность и целеустремленность. Наглухо застегнутая косуха, темные очки и неподвижная посадка в седле. Кажется, что их вместе с ХаДэ отливали из одной стали.

Раннее утро, прохладно. Здесь, посередине шоссе, сухо, но по краям, вдоль тротуаров, вытянулись темные и грязные пятна — лужи, оставшиеся после вчерашнего ливня, внезапно накрывшего загибающийся без влаги Город. Дождь лил ночь напролет и прекратился с рассветом. Земля влажна, ее испарения впитываются в мертвую кожу.

И чего это Трибунала потянуло к камням? Такие места навещают, собираясь задобрить демонов дороги. Существует поверье, что погибший, получив выпивку, пролитую на камень, поделится с демонами, и те будут добрее к байкерам. Кей не спорит с теми, кто верит. Вера — частное дело. Но ему не по душе, что Трибуналу вздумалось общаться с нечистой силой.

Стая передвигается обычным порядком.

Трибунал уважает порядок, хотя от военной службы его воротит. Кей уверен, что Трибунал прав. Армия справедливее гражданской жизни. По крайней мере, в армии все равны, когда, инстинктивно пригнувшись, прыгают с вертолетного борта. Не повезло — и после десятиминутного боя полученные вчера на складе новенькие ботинки-вездеходы достаются другому, и он сидит рядом с тобой, еще не совсем умершим, но уже разутым, и примеривает трофей, не выпуская сигарету изо рта…

Те, к кому сейчас мчатся Бешеные, много лет назад создавали Стаю вместе с Трибуналом. Из той веселой компании он остался один.

Солнце все-таки умудрилось понаделать дырок в редеющих облаках, и один из лучей скользнул по лицу Кея. Он улыбнулся.

От разогретого мотора поднимается тепло. ХаДэ ведет себя идеально. Кей позволил себе расслабиться и сейчас бесцельно глазеет по сторонам.

Красный.

Кей поднял руку. Колонна замедлила ход, ни на четверть корпуса не нарушая общего строя. Такова договоренность: скорость у всех одинакова и ни одной остановки в пути. Путь проверен лично Кеем.

Подошли к светофору, когда дали зеленый. Колонна разом прибавила скорость.

Выскочили на окружную. Стае предстояло пройти полтора десятка километров, прежде чем она свернет на шоссе и пропилит еще пару км.

Увеличили скорость. Сегодня много машин. Впрочем, какое дело Кею до коробков? Это им до него дело. Каждый второй пялится на Стаю.

Водители дешевых и непрочных легковушек, направляющихся на дачи, вцеплялись в руль и посматривали на Бешеных искоса, взглядом, в котором смешались ноющая боль и неуверенность. Большинство из них вспоминали веселую поддатую молодость, подаренный папой ИЖ-Юпитер с топливным баком цвета яичного желтка и девчонку с хвостом, которую он, трясясь от пронзительного зуда в штанах, больше, чем его мотик на кривой тропинке, отвез на берег реки, туда, «где никто не видит», и там неловко сделал ее женщиной, приобретя первый опыт половой жизни. Вот она, эта девчонка, постаревшая, расплывшаяся, со злыми глазками-пуговками, выбившимися из-под косынки седыми волосами и животом, распирающим бесформенный сарафан. Одной рукой она прижимает к себе клеенчатую сумку с сахаром для варенья, а другой старается удержать любопытного внука, который лезет в окно и поедает байкеров широко распахнутыми глазенками.

Владелец дорогого, ухоженного, холодно поблескивающего многослойным лаком экипажа, нагонял байкеров, замедлял скорость и некоторое время шел рядом, небрежно бросив одну руку на руль, чтобы все видели витой желтый браслет, а другой вытягивая прикуриватель и поднося его к торчащей из брезгливо сжатых губ сигарете с золотым ободком на фильтре. При этом он не отрывал взгляд от Стаи, но что было в этом взгляде, догадаться невозможно. Вероятнее всего, решил Кей, ничего и не было. Он вообще сомневался, что хозяин роскошной тачки что-то думал. Подчинив свою жизнь одному главному принципу: «производить впечатление», он уже не был в состоянии интересоваться окружающими. Это и понятно. Он старался забыть унижения и бедность прошлого и отгонял мысли о неотвратимости смерти, которая поджидает его, присев на подоконник в гулком подъезде элитного муравейника и озабоченно прикручивая глушитель к одноразовому пистолету ТТ.

Таких людей Кей понимал: «Я, когда еду, могу вообще не думать. Я еду. Просто еду. Может, я и не хочу думать? Да и на фиг!»

Одна из таких машин не понравилась Кею. Уж слишком долго она неслась рядом с ними, словно прилипла. Он оглянулся на Стаю и махнул рукой дважды по направлению движения. Злой покинул строй, поравнялся с машиной и заглянул внутрь. Тем, в машине, это не по душе, но они поступили очень правильно, не сделав Злому замечание, просто резко ушли вперед. Им не понравилось выражение лица байкера. Лицо Злого никому не нравится. Злой притормозил и вернулся в строй. Кею показалось, что он недоволен.

«Многие представляют себя на нашем месте, — подумал Кей, — но никто не хочет быть на нашем месте. Хлопотное это дело — быть».

Здания по обе стороны шоссе постепенно уменьшались, прижимаясь к земле, словно понимая, что вдали от города можно выжить, если научиться напрямую питаться почвенными соками. Замелькали микроскопические городки и поселки, заканчивавшиеся на счет «одиннадцать». Кей изобрел собственную систему измерения скорости передвижения. На данной скорости поселок надо проскочить именно на счет «одиннадцать».