Тоби Янг - Как потерять друзей & заставить всех тебя ненавидеть Страница 27

Манхэттенская журналистская братия, как и следовало этого ожидать, относилась к звездам с льстивым уважением. Я всегда мог определить, когда на вечеринке появлялась звезда, по тому, как стекленел взгляд у разговаривающего со мной человека и он переставал меня слышать. Любопытно, что при этом никто не пялился на знаменитость в открытую. Среди журналистов Нью-Йорка это считается неприемлемым и подходящим скорее для тех, кто «живет на трейлерной стоянке». Поэтому когда известный человек оказывается рядом, они стараются смотреть куда угодно, только не на него. И потому когда на одной из вечеринок рядом со мной остановился Мэтт Диллон, хорошенькая молодая репортерша, с которой я разговаривал, впервые за весь вечер посмотрела мне прямо в глаза.

А потом отправилась домой вместе с Мэттом Диллоном.

Я не мог избавиться от чувства, что, если бы я приехал в Нью-Йорк в любое другое десятилетие XX столетия, жизнь там была бы гораздо веселее. Обозреватели, которые уже многие годы наблюдают за жизнью светского общества, утверждают, что за последние один-два десятка лет в нем появилось много людей, достигших высокого положения только благодаря своим способностям. И хотя доступ в узкий привилегированный круг Нью-Йорка действительно больше не ограничен происхождением, люди, с которыми мне довелось там встретиться, редко обладали реальными заслугами. Наоборот, их репутация была довольно сомнительной. Обычно они утверждали, что занимаются какой-нибудь престижной профессией — «финансисты», «стилисты» или «дизайнеры по интерьеру», — но большинство из них были простыми «статистами». Даже скорее любителями халявы, ловкачами, умеющими добывать бесплатные билеты, прилипалами, антрепренерами самих себя и друзьями друзей, нежели теми, кто достиг чего-нибудь собственными силами. В общем, они мало чем отличались от меня.

Все, что было не так с обществом Нью-Йорка, отразилось в одном-единственном событии — «Экстраваганзе» (или Фантасмагории), устроенной в день рождения Майкла Масто, гея и ведущего колонки светской хроники в «Виллидж войс». Хозяйкой того вечера была Дивайн Браун, проститутка из Лос-Анджелеса, прославившаяся после ее короткого знакомства с Хью Грантом. Происходящее походило на пародию на светское общество. Все внимание было сосредоточено на Дивайн, блистающей в центре зала в коричневом кожаном наряде от Версаче в окружении подобострастных журналистов, тогда как знаменитости помельче выстраивались в очередь выказать ей свое почтение. Но самым поразительным было то, как сильно она напоминала других известных людей, как легко и без усилий вошла в новый образ.

Совсем не это воображал я себе, когда хотел стать журналистом в Нью-Йорке. Я надеялся встретить современных последователей членов «Алгонквинского Круглого Стола», людей, похожих на эссэиста и театрального критика Александра Уллкотта, который «словно скандал будоражил общество». Вместо этого я оказался в мире, который скорее напоминал плод пьяной фантазии членов узкого кружка после бурной ночи. Как правило, в этом мире мне доставалась роль простака, приезжего простофили, который всегда становится объектом для насмешек. Я уехал, мечтая стать Кэри Грантом, а в результате закончил как Ральф Белами.[69]

Взять, например, случай, который произошел со мной на премьере «Странных дней» 7 октября 1995 года. Даже по нью-йоркским стандартам это было довольно пышное событие — вечеринка по случаю премьеры проходила в «Радио-Сити мьюзик-холл», — и шампанское лилось рекой. Очень скоро я опьянел и забрал себе в голову, что запросто могу встретиться с Ральфом Файнсом, исполнившим главную роль в фильме. Моя старинная подруга Тамара Харви сказала, что она была первой девушкой, с которой Ральф поцеловался, и я решил, что это отличная возможность узнать, правду ли она говорит. Надо просто спросить у него самого.

Но добраться до Файнса было нелегко. Он находился в секции для VIP-персон, тогда как я — в главном зале, и бархатный канат, отделяющий бессмертных небожителей от серой массы, охранялся свирепой с виду «планшеточной нацисткой». И все же у меня имелась на руках козырная карта. На прием, организованный студией «XX век — Фокс», меня пригласил друг Льюис Канфилд, работающий там. И если кто мог меня провести, то только он.

Когда мы подошли к «нацистке», Льюис узнал в ней сотрудницу студийного департамента по связям с общественностью Пенни.

— Привет, Пенни, — воскликнул он. — Какие у нас шансы пройти внутрь?

— Зачем? — поинтересовалась она.

— Пари. Мой друг поспорил со мной на 20$, что я не смогу провести его внутрь.

— Прости, Льюис, — огрызнулась она. — Ты проиграл.

Льюис умоляюще посмотрел на нее:

— Да ладно тебе, Пенни. Ну пожалуйста…

— Предлагаю сделать так, — смягчилась «нацистка». — Я могу отступить на пару шагов, чтобы вы с другом смогли одной ногой ступить на эту территорию. Тогда технически ты сможешь сказать, что вы побывали в секции для VIP-персон. Это все, что я могу для тебя сделать.

Нам ее предложение не подошло.

Льюиса не слишком задела неудача, он привык, что студийные пресс-агенты обращались с ним подобным образом, но я, разгоряченный алкоголем, воспылал за него праведным гневом. Как смеет она так унижать своего коллегу? Я попытался убедить Льюиса обратиться к начальнику отдела, чтобы тот приструнил вмешивающуюся не в свои дела «корову», но тот благоразумно не стал этого делать.

Однако не все было потеряно. Поговорив с официанткой, я узнал, что есть и другой способ попасть в ту секцию. Она даже позволила мне пройти с ней на кухню и показала ведущий туда проход. Спустя несколько секунд я уже по-приятельски общался со звездами фильма.

Впрочем, даже в самой секции Файнс находился под надежной защитой. Чтобы пообщаться с ним, надо было выстоять очередь, после чего придворная дама представляла вас ему с легким реверансом. На разговор давалось 30 секунд, но мне этого времени было более чем достаточно. Каких-то несколько минут, и я наконец узнаю, правду говорила Тамара или нет.

Я встал в очередь, и ко мне тут же подошла придворная фрейлина. Она хотела точно знать, кто есть кто, прежде чем представить их своему господину.

— Вы друг Ральфа? — спросила она.

— Рэльфа, — поправил я ее так, чтобы имя было созвучно со словом «chafe». — Да, я его друг.

Она недоверчиво склонила голову и бросила взгляд за мое плечо, пытаясь получить инструкцию, что делать. Должна ли она представить меня Файнсу? Я обернулся, чтобы посмотреть, с кем она советуется, и мое сердце мгновенно провалилось куда-то вниз — это была Пенни, «нацистка», не пустившая меня сюда всего несколько минут назад. Бросив на меня короткий взгляд, она настойчиво закачала головой: «Нет, ни за что, ни в коем случае». Затем отрывисто отдала приказания в свою портативную рацию, и через несколько секунд двое крепких охранников выпроводили меня за пределы секции для VIP-персон.

Пока меня тащили к выходу, я сделал последнюю отчаянную попытку связаться с Файнсом.

— Эй, Ральф, — закричал я во всю глотку.

Он прервал разговор и обернулся в мою сторону. Охранники ускорили ход, стремясь поскорее от меня избавиться, особенно после этой выходки.

— Я друг Тамары Харви, — закричал я, подталкиваемый к выходу на буксировочной скорости. — Она попросила передать привет, если я тебя увижу. Первая девушка, да?

Ральф вежливо кивнул, но было понятно, что он представления не имеет, о чем я говорю. Через несколько секунд я уже стоял по другую сторону бархатного каната.

14

Городские девчонки

Прежде чем меня выставили с Олимпа на вечеринке в честь премьеры «Странные дни», я успел поговорить с 22-летней богиней по имени Зоуи Колмайер. Именно такую девушку ожидаешь встретить в секции для VIP-персон: наполовину русская и наполовину шведка, одетая с ног до головы в Шанель, в сопровождении суровой матроны, готовой любым способом защищать красотку от подобных мне типов. Дракониха оказалась ее матерью и за моими робкими попытками поговорить с Зоуи наблюдала с таким видом, словно хотела плюнуть в меня огненным шаром. У меня не хватило духу прямо попросить у девушки номер ее телефона, особенно под свирепым взглядом ее дуэньи, но она проговорилась, что живет с матерью в «Карлайле». Для меня этого оказалось достаточно. «Карлайл» самый фешенебельный отель Нью-Йорка, и до этого случая я слышал лишь об одном человеке, для которого он действительно был настоящим домом, — Джеки О.[70] Судьба свела меня с повзрослевшей версией Элоис — помните героиню книг Кей Томпсон, шестилетнюю девочку, живущую в «Плаза» с няней и переворачивающую жизнь отеля с ног на голову в поисках приключений?..

На следующий день я позвонил в «Карлайл» и попросил соединить меня с «мисс Колмайер». Я старательно подчеркнул слово «мисс». Мне вовсе не хотелось нарваться на ее мамашу.