Маргарет Лоренс - Каменный ангел Страница 27

— Да точно, точно. Я тихо посижу.

Девушка в банковском окошке кажется слишком юной, чтобы обращаться с такими суммами наличности. Сколько десятидолларовых купюр проходит через ее руки каждый день? Трудно даже представить. Вдруг она начнет задавать вопросы? Спросит, почему в этот раз Марвин не принес чек сам? Я вся в мыле, платье намокает от пота в подмышках. Я отвыкла подолгу стоять. Женщина передо мной все никак не отойдет от окошка — такое впечатление, что ей надо провести с десяток банковских операций. Она предъявляет все новые и новые бумаги: розовые, белые, зеленые чеки, маленькие голубые книжечки. Она никогда не закончит, никогда. Ноги мои болят — варикозные вены дают о себе знать. Терпеть не могу эти эластичные чулки и никогда их не ношу. Но сегодня надо было их надеть. Что, если я упаду? Кто-нибудь доставит меня домой, и Дорис будет ругаться. Я не упаду. Я решительно отказываюсь падать. Ну почему же эта проклятая женщина не уходит? Что эта банковская девочка может делать так адски долго? Что, если она станет задавать мне вопросы?

И вдруг подходит моя очередь. Нельзя показывать волнение. Удастся ли мне повести себя спокойно, уверенно, непринужденно? Я знаю, что она заподозрит неладное. Я отлично представляю себе, как она будет на меня смотреть, эта дерзкая девчонка, — что бы она понимала в жизни!

Она даже не поднимает глаз. Берет чек, отсчитывает нужное количество купюр и вручает их мне без единого звука. Какая вежливая девочка. Исключительно вежливая. Мне хочется поблагодарить ее, сказать, как я ценю ее обходительность. Но как она к этому отнесется? Надо быть осторожной и помалкивать. Я забираю деньги и ухожу, как будто для меня это обычное дело. Я даже не оглядываюсь, чтобы посмотреть, провожают ли меня взглядами. Ну вот. С этой задачей я справилась на отлично. Я прекрасно могу обходиться без помощи. Я знала.

Теперь задачка посложнее. Только бы ноги не подвели. Перед выходом из дома я выпила лекарство, которое нашла у Дорис в аптечке, так что мое уязвимое место — мягкая, как родничок, ямка под ребрами — сегодня ведет себя достаточно тихо. Остановка автобуса находится прямо у банка. Мы с Дорис сюда приходим, когда едем к доктору. Думаю, именно здесь нужно садиться на автобус до центра города. Вроде бы так. Но я не уверена.

Слава Богу, скамейка. Я падаю на нее и изо всех сил стараюсь взять себя в руки. Посмотрим, все ли у меня с собой. Деньги в кошельке. Не веря себе, я заглядываю в него — конечно же они на месте. На мне старое домашнее платье из бежевого ситца с довольно странным рисунком — черными треугольниками. О том, чтобы надеть хорошее платье, не могло быть и речи. Это насторожило бы Дорис, да и для моего путешествия это платье подходит больше. На ноги я надела специальные туфли с большим супинатором: они уродливы, но ногам в них и вправду легче. На случай прохлады я накинула голубой кардиган. У него заплатка на одном рукаве, но вряд ли кто-то это заметит. А вот головной убор я выбрала лучший из всех, что у меня есть, — черную соломенную шляпу с букетиком из бархатных васильков, голубых, как озерная вода. Все в порядке. Кажется, все, что нужно, у меня есть. Когда подъедет автобус, я спрошу у водителя, где мне пересесть на загородный автобус, который идет… куда?

Черт возьми, забыла название. Не могу вспомнить. Он меня спросит — куда? А я буду стоять и молчать, как дура. Что делать? Мозг отказывается помогать. Спокойно, Агарь, спокойно. Оно вспомнится. Только спокойно. Дыши глубже. Ну вот: Морская тень. Слава тебе, Господи. А вот и автобус.

Водитель помогает мне зайти. Приятный молодой человек. Я задаю свой ключевой вопрос.

— Я вас высажу на автовокзале, — говорит он. — Там сядете на автобус до Морской тени. Вы одна, леди?

— Да-да. Одна.

— Что ж… — Не мерещится ли мне подозрительность в его голосе? — Ясно.

Однако автобус не трогается. Я уже уселась на ближайшее сиденье, а он все смотрит на меня. В чем дело? Может ли он заставить меня вернуться? Смотрят ли на меня все остальные?

— Оплатите проезд, пожалуйста, — тихо произносит он.

Я сгораю от стыда и волнения. Открываю кошелек, пытаюсь в нем что-то нащупать и в конце концов всовываю его в руки водителю.

— Да-да, извините. Деньги там.

Насвистывая сквозь зубы, он вытаскивает одну банкноту и кладет в кошелек сдачу.

— Пожалуйста.

Я сижу, как статуя, — прямо и спокойно, если посмотреть со стороны. Внутри же мое сердце стучит так громко, что я уже боюсь, как бы его не услышали другие пассажиры. Едем мы целую вечность. Мимо проносятся здания и машины, и каждый раз, когда автобус останавливается и снова трогается, меня бросает взад-вперед, как куклу.

— Автовокзал, — провозглашает водитель. — Вы приехали, леди. Идите прямиком на вокзал. Как зайдете, увидите кассу. Ее трудно не заметить.

В здании автовокзала миллионы людей кричат и бегают туда-сюда, катая за собой чемоданы. Похоже, все знают, куда они едут, кроме меня. Морская тень. Что бы ни случилось, я должна это помнить. Так где же эта его касса?

— Простите… — Я обращаюсь к девушке, ибо заговорить с мужчиной я бы не решилась. — Не скажете, где здесь касса?

Она очень молода, а ее волосы закручены в узел наверху — ума не приложу, как они у нее там держатся. Похоже, она намотала их на что-то, или это проволочный каркас, как у Марии-Антуанетты. Но лицо слегка напоминает мне Тину — та же смуглая чистая кожа, та же простота и ранимость во взгляде. Возможно, все девушки этого возраста выглядят одинаково. Я и сама была такая когда-то. Узнай она об этом, то пришла бы в ужас. Скорее всего, она сбежит от меня, движимая высокомерием молодости и нежеланием брать на себя чужие заботы.

— Конечно, — говорит она. — Вон там. Видите? Ладно, пойдемте, я вас провожу.

Девушка берет меня под руку и неловко пожимает плечами — в точности, как и водитель, — в ответ на слова благодарности. Она не знает, что когда-то и сама будет нуждаться в помощи, но подсознательно, наверное, предвидит это. Она уходит — навстречу одному Богу известным событиям, одному Богу известному концу.

И вот уже билет у меня в руках, и я взбираюсь в автобус с чьей-то помощью — даже не знаю, кто это был. На меня наваливается усталость. Все это занимает гораздо больше времени, чем я думала. Наконец я усаживаюсь — теперь можно и отдохнуть.

Бр-р-р-р! Звук, похожий на взрыв, шум колес. Что происходит? Оказывается, автобус уже катит по дороге. Я дремлю, потом открываю глаза — и вот я уже в Морской тени.

Меня высаживают, и я стою на обочине дороги, провожая автобус взглядом. Я на месте, и место это поражает меня своей обычностью. И все же — я приехала, я добралась сюда своими силами, и это главное. Теперь вопрос лишь в том, смогу ли я найти спуск — множество ступенек, что ведут вниз к тому самому местечку? Неоднородно-синее небо напоминает таз с водой, в которую капнули синьки. Я здесь совсем одна.

У придорожной заправочной станции я вижу маленький магазинчик. Как хорошо, что он попался мне на глаза. Мне же нужна провизия. Я толкаю сеточную дверь, устало звенит колокольчик. На звук никто не приходит. Я тщательно выбираю себе продукты. Пачка соленого печенья — Дорис всегда покупает безвкусные печенья без соли, я такие не люблю. Небольшая жестяная банка моего любимого сливового варенья. Несколько плиток обычного молочного шоколада — очень питательно. О, вот еще упаковка швейцарских сырков, треугольнички в серебряной обертке. Обожаю такие, а Дорис никогда их не берет — деликатес как-никак. Побалую себя один раз. Ну вот. Пожалуй, хватит. Много набирать нельзя, иначе не унесу.

Тем временем за прилавком появляется сутуловатая женщина в очках и с волосами мышастого цвета. У нее отвратительная осанка. Хоть бы кто-нибудь ей сказал выпрямиться. Но это буду не я. Надо держать язык за зубами. Она и так уже смотрит на меня с подозрением, как на сбежавшего заключенного или ребенка, которым не положено где-либо находиться без сопровождения.

— Это все? — вопрошает она.

— Да. Дайте подумать… да, кажется, все. Мне бы только еще бумажный пакет — такой коричневый, с ручками, есть у вас?

Она протягивает руку, и я вижу целую стопку этих самых пакетов прямо перед моим носом.

— Пять центов, — произносит она. — Теперь все? Три пятьдесят девять.

Так много — всего за несколько вещей?

По ее нахмурившимся бровям я понимаю, что случилось страшное. Я сказала это вслух.

— Шоколадки по двадцать пять центов, — холодно говорит она. — Дать вам по десять?

— Нет-нет, — спешно отказываюсь я. — Все в порядке. Просто удивляюсь, как все дорого стало.

— Да уж, — сурово соглашается она. — Только вот наживаемся на этом не мы. Это все посредники: задниц от стула не оторвут, зато в деньгах купаются.

— С этим не поспоришь.

На самом деле я не имею ни малейшего понятия, о чем она говорит. Я презираю себя за это поддакивание, но выбора у меня нет. Я произношу все новые и новые слова благодарности, не в силах остановиться.