Илья Штемлер - Завод Страница 27

— Ваш Херсон — веселый город, — сказал Греков.

— Или!

Гмыря прикрыл глаза. Отдышавшись, он поправил рубашку, натянув ее на голое плечо. В расправленных складках казенной рубашки появился большой прямоугольный штамп. «Словно клеймо на плече, — подумал Греков, поглядывая на часы. — Еще минут пять посижу, и надо уходить».

— А кого вы направите в Польшу? — Гмыря приоткрыл глаза. — Эти приборы капризны, как единственный ребенок. Очень они чувствительны к изменению температуры. Поэтому я стараюсь передать их заказчикам прямо на заводе. Так кого вы направите в Польшу?

— Посоветуюсь с начальником цеха, — уклончиво ответил Греков.

— Я думаю, лучше направить Алехина.

— Почему именно Алехина?

— Хорошие руки. Солидный, представительный мужчина.

— Не знаю, — перебил Греков. — Ну я пойду, Василий Сергеевич. — Он встал, неловко толкнув колченогий табурет, который с грохотом упал. Греков поднял его, смущенно оглядываясь. В палате никого не было — он и не заметил, как исчезли оба шахматиста.

То ли привлеченная шумом, то ли по делу в палату вошла нянечка. Вглядевшись в посетителя, она расплылась в улыбке и сообщила, что Александра Ивановна сейчас обходит отделение и скоро освободится. Греков кивнул. Он был доволен, что проник сюда незамеченным, но, оказывается, Шурочка еще в больнице. Теперь не отвертеться — придется зайти к ней, иначе обидам не будет конца.

— Жена у меня тут работает, — пояснил он Гмыре.

Однако Гмыря, казалось, не слышал. Он смотрел на Грекова туманными глазами и молчал.

— Говорю, жена работает здесь врачом, — громче повторил Греков.

— Да, да. Я понял, — торопливо ответил Гмыря. — Посидите, куда вам спешить?

— Нет, мне пора, Василий Сергеевич. И к жене надо подняться. — Греков вздохнул.

Нянечка покинула палату.

«Пошла доносить о моем визите», — подумал Греков, присаживаясь.

— Я вот еще о чем, Геннадий Захарович, — заговорил Гмыря. — Передайте Лепину, что зла на него не держу. Он прав. Во многом прав. Ведь никто не выступил, а он выступил. Потому что люди за копейку держатся, головы поднять не хотят… Я, конечно, мог бы оправдаться, но не хочу. Лежу тут, газеты почитываю. Другой раз послушаю, о чем больные меж собой разговаривают. На первом плане разговоры о хворобах, о раках всяких, чтоб им пусто было. Но как только кому станет полегче — тут же о работе разговор затевают. Стало быть, припекло.

Греков с любопытством слушал, терпеливо пережидая многочисленные паузы, астматичное покашливание.

— Тут парнишка лежал, слесарь. Надоело, говорит, скучно работать. Двести в месяц выгоняю, а уехал бы от тоски, да везде вроде так же. Измучился хлопец. Я ему рассказал о львовском заводе. Побывал я там как-то. Дворец, а не завод. Автоматика. Счетные устройства чуть ли не у каждого станка. Словом, заинтересовал парня. Прислал он мне недавно письмо, благодарит за то, что я его с места сдвинул. Что сердцу самый вред? Покой! Казалось бы, наоборот — не надо напрягаться, стучи себе помаленьку. Так нет же, именно при покое сердце начинает барахлить. Движение ему надо. Так и нашей конторе импульс нужен… — Гмыря протянул руку, истончавшую за время болезни, и тронул Грекова за колено. — У меня в кабинете, в столе, коричневая тетрадка. Там всякие мысли записаны о службе сбыта. Скажу, не хвастая, мысли эти появились задолго до того, как в газетах подняли эту тему. Полистайте ее. Может, что и пригодится.

— Любопытно, — проговорил Греков. — Вы думали о серьезных вещах, а сами помалкивали. Чтобы спокойнее было?

— А что делать? Такова жизнь. Один, как говорится, в поле не воин… Я расскажу случай. У нас в Херсоне жила почтенная дама… — Гмыря свесил руку с кровати и прикрыл веки. — Нет. Не расскажу. Сил нет. Устал…

В коридоре прогуливались больные. В холле мерцал сиреневый экран телевизора. Греков вышел на лестницу. Женское отделение разместилось этажом выше.

Сквозь полуоткрытую дверь ординаторской Греков увидел сидящую у письменного стола жену. Полная, в белом халате, она что-то писала, наверное, заполняла истории болезней. Когда-то в молодости Греков называл ее «Пимен Гиппократский». Шурочка восприняла прозвище без энтузиазма. Шли годы, и Греков забыл о прозвище. А вот сейчас вдруг вспомнил.

Шурочка поднялась, подошла к двери и с силой захлопнула ее, так и не заметив мужа. С потолка сорвался лепесток известки. Греков осторожно спустился на несколько ступенек, затем торопливо заспешил вниз.

Дом он нашел сразу — рядом с гастрономом. В памяти всплыло и расположение подъезда, в углу, за какими-то ящиками. А вот этажа и номера квартиры Греков не помнил. Пришлось просмотреть список жильцов, вывешенный у подъезда.

Под кнопкой звонка был прикреплен лист бумаги, на котором значилось: «Звонок не фурычит. Стучите сильнее, можно ногами. Хозяин».

Греков постучал согнутым пальцем. Никакого эффекта. Греков повернулся спиной и пяткой поддал в дверь. Щелкнул замок, и на пороге возник Лепин в тренировочных трикотажных штанах и свитере. Он изумленно оглядел гостя, близоруко щурясь, потом, видимо оправившись от неожиданности, произнес:

— Заходите, коль пришли. — Лепин посторонился, пропуская Грекова в прихожую. — А вообще-то, надо предупреждать. Я человек молодой, холостяк, сами понимаете. — Лепин принял пальто главного инженера и повесил на прибитый к стене олений рог.

— Ладно, не ворчите, — поддержал Греков шутливый тон хозяина квартиры. — Когда мы в последний раз играли тут в преферанс?

— Года три назад, Геннадий Захарович. Такие вещи надо помнить. Я тогда выиграл три рубля шестьдесят две копейки. Прошу вас. — Лепин указал рукой на дверь в комнату.

— По-моему, с тех пор здесь не убиралось? — сказал Греков, оглядывая помещение.

— Что вы! Ровно три раза. Под Новый год приберу в четвертый раз и, вероятно, в последний. Съезжаю. В порядке обмена жилплощадью. Будет у меня коммунальная светелка.

Греков искоса взглянул на Лепина. Нет, кажется, не пьян, а просто зол.

— Я не пьян. — Лепин отгадал его мысли. — Хотя у меня и есть для этого повод.

— Проходил мимо, дай, думаю, загляну к своему сотруднику. Сегодня у меня вечер визитов. Был у Гмыри, теперь зашел к его идейному противнику. — Греков старался избежать разговора с Лепиным о его бывшей жене. Обычно подобные разговоры заканчивались рассуждениями о подлости прекрасной половины человечества, а это Грекова утомляло, хотя, признаться, и забавляло. Доводы Лепина бывали остроумны, но однообразны, как это случается, если не мужчина уходит от женщины, а наоборот.

— Пива хотите? — спросил Лепин. — У меня есть три бутылки.

— Давайте.

Лепин заторопился в кухню, было слышно, как он звякал стаканами, хлопал дверцей шкафчика.

Посреди просторной комнаты стоял круглый стол. Повсюду лежали груды книг, рулоны чертежей, листы бумаги, исписанные кривым почерком. Греков подобрал один листок и принялся читать. Автор рассматривал блага, которые, по его мнению, сулило объединение функций конструктора, технолога и экономиста-программиста в одно производственное ядро. Это была качественно новая структура. Она исключала многие недостатки, порожденные разобщенностью отделов, их скрытой взаимной враждой.

Идея подобного объединения принадлежала Грекову. Когда-то он поделился своими планами с главным конструктором. Мысль была принята Лепиным с энтузиазмом, но пока оба держали ее в секрете. Предстояло разработать теоретические обоснования объединения. Греков увлекся чтением и не заметил возвращения хозяина.

— Знаете, о чем я думаю? Надо создавать это производственное ядро на полюбовной основе. — Лепин сбросил с журнального столика пыльные газеты, расставляя стаканы и бутылки. — Надо объявить десять брачных дней. За этот срок каждый из сотрудников должен подобрать себе партнеров по своему вкусу. Свободный плебисцит. Люди знают друг друга не первый день и смогут найти партнеров по душе.

— А если кто-нибудь останется без партнера?

— Тогда специальная комиссия внимательно проанализирует причину. И если эти одиночки окажутся склочниками или бездарями, мы от них постараемся избавиться.

— Чувствую, кроме сложностей, связанных с реорганизацией завода, мне предстоят еще и дрязги, порожденные вашей фантазией, — проговорил Греков.

— Рядом с вашими первыми неприятностями вторые будут выглядеть приятным отдыхом. И этот отдых вам предоставляю я.

— Благодарю вас.

— Не стоит благодарности. — Лепин вежливо кивнул. — Кстати, как чувствует себя больной?

— Шлет привет. Восхищается вашей отвагой.

— Он, вообще-то, неплохой человек, этот Гмыря. Просто он растерян. И по-своему встречает угрозу. Пивом чокаются или нет? Я уже забыл.