Павел Кочурин - Затылоглазие демиургынизма Страница 27

Этот сокрытый мир в себе и привел Юрия Авдеича Воронина — Ворону, с сыном Антоном в свое Мохово. Там, куда его выслали для проживаќния, он был лишен своего неба, под коим ему означено жить и длить жизнь в праведном труде рода Ворониных.

Но обо всем этом не говорилось в голос в сарайчике-мастерской у дедушки Данила — Моховского председателя колхоза. Мужики лишь спраќшивали неожиданно появившегося мельника моховского, как там жизнь, куда его отправили. Юрий Авдеич отвечал, что живут, и спрашивал сам о тех, кого знал и помнил. И шла беседа с той сокрытой в кажќдом скорбью, что и нет вот и тех, и других. И отрадно вспоминалось, как было у них тогда в ребячьем Мохове. Что-то вот от того и ныне осталось, оно и держит мужикову силу как вот скотину на привязи. А как дальше все пойдет — это уже в себе, без высказов словами, тоќлько в грустном молчании.

Старик Соколов Яков Филиппович, сохеровский председатель, не подаќвал своего голоса, молчком слушал выспросы и высказы мужиков и госќтя. Андрей Семенович, моховский художник, как его все называли, тоќже придерживал в себе свои мысли. Зорко вглядывался в собеседников, улавливая за словами их недосказанное. В притворном веселии мужики хвастались, что скоро вот и деревень не будет, вознесутся города, и они, колхозники, заживут так, как там, в нынешних городах. На раќботу выходить и вовремя домой возвращаться. Трактористы землю вспаќшут, и мы будем туда приходить, чтобы колоски, оброненные за машиной подобрать. Вроде бы и ждалась такая жизнь, но вот принесет ли она лад, это уже опять за высказами, за ухмылками мужицкими, к которым они приучились во спасение свое.

Наговорившись, как бы нехотя расходились из сарайчика-мастерской, облегчив в разговорах и овеселив душу.

Бабушка Анисья крикнула к чаю. Дедушка пригласил почаевничать Стаќрика Соколова Якова Филипповича и художника. Юрий Авдеич с сыном пошли к деду Галибихину в Большое село. Он принял их как своих дорогих гостей.

В доме Кориных за самоваром возник уже иной разговор, рассудочный. Кто вот в этой их нынешней жизни есть ты сам?.. Самовар, видевший виды, как бы что-то и подсказывал шумом своим таинственным, исходившем из утробы чего-то живого, сущего не в этом мире. Прежде всего, разговор зашел о мельниках Ворониных. Они своей мельницей деќржали деревенский мир в постоянной ладности. Крылья мельницы своиќми взмахами, как вот и кузница Акима Галибихина за деревней у большака стуком молотков, живили жизнь. Это высказал художник, Андрей Семенович. А Старик Соколов Яков Филиппович, будто по подсказу тайќному неизреченному, вспомнил, что вещал ему, бойцу особого отряда, затылоглазый прорицатель. И эту вот встречу с сосланным Ворониным напророчил, сказав, что они, разоренные миром, вести добрые ему принесут. Так и сказал "вести добрые", повторил Яков Филиппович. И художник, Андќреи Семенович, с особой заинтересованностью стал расспрашивать его о том затылоглазом человеке-провидце, хотя вроде бы уже и все знал о нем, но в чем-то вот хотелось удостовериться.

Дмитрий Данилович как бы в назидание им сегодняшним и вспомнил разговор двух председателей колхозов — Старика Соколова Якова Филипповича и дедушки с городским человеком, художником Андреем Семеновичем. Разговор о предсказаниях будущей деревенской жизни начался с высказа о их теперешнем житье-бытье. Вроде бы и не мужики-пахари рассуждали о себе, не крестьяне, а как люди, поставленную на казенную службу. Есть вот председатели, бригадиры, счетоводы, кладовщики, и другие при всяких разных должностях. А мужика пахаря-сеятеля уже и нет. Он чужой при своей земле. Она, созданная для него Творцом — ничейная. Изначало порушено и лад ушел от деревенского жителя. Но ду-ша-то мужикова просит одного — лада с землей.

Художник, Андрей Семенович, по роду моховец, печалился. Это беда, если земля без пригляда и любования ее пахарем, сирота она тоќгда и в обиде. Пахарю, коли он отстранен от нее, как с ней непраќвде обойтись. Яков Филиппович как бы урезонил эти слова художника, что мы вот, бывшие мужики-пахари, уже и не колхозниками зовемся, а новое название нам дано — сельскохозяйственный рабочий. Нас вот уже и в "города" намерены переселить, села и деревни как бы лиќквидировать. Во и живем в постоянном жданье чего-то нам суленого.

Но придуманное для нас, как и разные барские украшения на празднике, тут же и теряются — забываются. Время этого как приходит, так и уходит. Иссохшее дерево сжигают, или само оно истлевает. Так же вот отомрет и все то, что мужику и самой земле не по разуму насы-лается… И вот предвещенное на своей земле тем, коих не по разуму с нее согнали, а за усердие их на ней, и сулит приход времен правеќдных. Старики-то не доживут, но вот молодые, кому они память о себе оставят и заветят. Но тоже ведь враз и им не одолеть то, что нам, названным вот пролетариями, в плоть и кровь неволей вошло. Быќло о том нам знаменья предсказания, но им не вняли мы, соблазнилиќсь хульным. Вот все и приходят на память слова вещуна затылоглазого, с коим мне наречено было свидеться. А другим, другие являлись прорицатели. Но за грехи наши Творец дал волю злу творить над нами нелад. Худо как бы само на тебя нашло и прилепило теќбя к пустому. А теперь от худа к хорошему через беду, как через бурелом лесной, пробирайся. Так вот наша греховная жизнь и устроеќна. Сначала дано перестрадать в претерпении, а там через это придти к разуму и добру, что тебе сулено от роду. И мы вот в вечной схватке за добро со злом. Но где зло враз победить, коли корысть берет в

нас верх, а добро мы сами унижаем, каждый другого в чем-то хочет опередить, а что ему дано, не разумеет. Корни кормильца люда удержат в себе избранники, их разумом и воскресится земля-нива, и будет пахаря Божественный промысел направлять к благу. Как вот Татаров бугор, где обитал старец-молельник, не может очистится новым скилом от срама сатанинского, так и нам наќдлежит новую жизнь устраивать, избавляясь от неживого в плоти.

Высказав это Старик Соколов Яков Филиппович как бы ушел в свои неизреченные мысли, глядясь какую-то свою даль и узревая там подсказы самой земли как поручнику, прозванному Коммунистом во Христе. Перемолчав, Яков Филиппович, огладил бороду и сказал

уже говоренное им о вещании затылоглазника:

— И то вот было ведано мне им, что появятся те, кого изгоняли. Сын вот и внук изгнанника встретятся в чистом поле с другим изгнанником. Это знак, что мы переступили темную межу в настание единения мира. Эта межа и прольется светом, озаряющим нас. Но тьма не может на нет исчезнуть, и будет тиранить. Провидением Божиим указывается путь истинный в будущее но мы еще глухи к зову тому и влачимся в неверии неверному. Плод нашего худого древа, которое мы взрастили, еще не перезрел на нем, чтобы упасть как грех, истлеть в земле невозвратно, не укоряя грешников, его взрастивших.

Дедушко Данило сидел в раздумье, положив пальцы рук на домотканую скатерть, разостланную на столе бабушкой Анисьей. Как бы что-то нащупывал в ее белизне и молчал, не находя в ней себе подсказа к слову. Это слово и заменяла сама скатерть, была свежей и прочной, и будет говорить потомкам о том, что не может быть изжито вечќное, коим бережется насущное. Андрей Семенович тоже выжидал, вслушиваясь в свой внутренний голос, идущий и к нему от того затылоглазого ясновидца, через его вот, Старика Соколова Якова Филипповича, Коммуниста во Христе. В его староверской бороде был уже как бы сам по себе вещий знак грядущего, и художник его разгадать. Повторил в себе его слова: "Плод нашего самим взращенного худого древа еще не дозрел до падения. Только перезрелое падает и становится прахом…" В появлении бывших кулаков-лишенцев в родных своих местах ему тоже

виделся особый знак начала изменения мира. "Вот и ниспослано нам семя света как бы исподтишка для разумения о себе". И вслух уже высќказал: "Человеку дана воля жить своим рассудком. Достойным и насылаются светлые видения, чтобы предохранять остальных от соблазна тьмы. Настоящего без огляда на прошлое и без предвидения будущего нет. Нынешнее — не настоящее, потому что "единое". Это знак стада, в стаде все навиду. И пословица такая вот есть: "На миру и смерть красна"… А Христос-то что сказал: "И в мир принес не мир, а меч…" Меч — это для неизреченной борьбы в себе с самим собой и с тьмой в себе же". Так толкуется это Святое изречение. Соблазны тьмы велики и люд, не защищенный истиной, к ним тянется. Дедушка, весь поглощенный в слух внимал и художнику, как и старику Соколову Якову Филипповичу. Они, поборники света, и тянутся в борении к этому истинному свету и они вот, Корины.

Яков Филиппович, будто что ему вдруг подсказалось, заключил разќговор-беседу своим высказом: "Россия-Матушка, нареченная Святой, ей, единой, и наделен путь богоявленный. Ныне она отуманилась под соблазном чужеродного и надо ей выправится. Маемся вот без храма Божьего. Храм — это сотворение небес. Он принимает Глас Вселенский в наставќлении человеков на благость. Подают вот лозунги: "К коммунизму идем!" А к какому вот?.. Коммунизм — это вера Христова, он в душе твоей должен возрастать в непорочности. Человеку дано крест свой нести, не отягчаясь грехом под защитой его. Грех — это ведь что: отход от своего пути, указанному тебе от роду. Нам бы вот одно ныне и знать: чего не делать. А мы ко всему лепимся, и больше к пустому. Чтобы страждущим сострадать — нет нас на то. А в сострадании наше спасение. Снаружи-то как видеть то, что внутри сокрыто. Доброта только доброќ те открывается и ей отзывается. Говорят вот и повторяют: "Земля и воля". Это значило бы: ты волен на своей земле и будь в чести на ней. Так выдумали другое: "Пролетарии всех стран соединяйтесь!" А как им соединится, если они несоединимые и могут только бороться друг с другом. И надо бы взывать, чтобы не боролись, а жили во блаќгости каждый у себя по-своему.